Ливио быстро развернулся, в два больших шага оказался у выхода и ощупывал алюминиевое полотно.
— Можешь не стараться, — прошептала Неле и, собрав последние силы, нагнулась. И потянулась свободной рукой к трупу.
В это время Ливио тщетно искал ручку или другой открывающий механизм. Но в двери было лишь отверстие для специального ключа.
— Мы попались. В герметичную тюрьму-ловушку, — сказала Неле, хотя не была в этом уверена. Но после всего страха, которого она натерпелась, было приятно взять реванш и заставить паниковать Ливио.
— Нет. Нет, этого не может быть! — кричал он и, как сумасшедший, пинал дверь.
В это время Неле нашла то, что искала, и отняла руку от куртки Франца.
В этот момент Ливио повернулся к ней, и Неле застыла в движении.
— Что у тебя там? — спросил он.
Она сжала пальцы прикованной руки.
— Это ключ? — предположил ее бывший, и Неле неубедительно покачала головой.
— Конечно. У психа с собой был ключ.
С диким смехом Ливио направился к ней, и Неле, насколько смогла, отодвинулась от него на кровати.
— Отдай его мне.
Ливио ударил ее в живот и наклонился вперед. Неле застонала, но не поддалась. Он пытался разжать ее пальцы, и Неле не смогла долго сопротивляться его силе.
— Что это? — удивленно спросил он, наконец увидев то, что она сжимала в кулаке.
— Жвачка.
Она лежала у Франца в кармане куртки. Неле вытащила ее правой свободной рукой и переложила в левую.
— Ключа нет? — спросил Ливио, бледный от разочарования.
— Нет, — ответила Неле, измученная, но готовая ко всему. — Ключа нет. Мы умрем здесь вместе.
Затем она разрезала Ливио полглаза, щеку и сонную артерию ковровым ножом, который также нашла в кармане своего похитителя.
Глава 75
Ротх.
Три часа спустя
Это был первый случай, когда он переживал, что все закончится катастрофой.
Хотя Ротх уже участвовал в расследовании многих уголовных дел, ему еще никогда не приходилось бывать на месте преступления. Однажды он даже летал с полицейскими на Лазурный Берег, чтобы помочь раскрыть одно дело, но и там не посещал места преступления, а привел полицию к разыскиваемому человеку. А не к трупу, чего он сегодня опасался.
— Обе машины идентифицированы, — сказал комиссар Хирш. — Такси перед сараем зарегистрировано на имя Франца Уландта, нашего подозреваемого. «Рено» за бочками для воды принадлежит Ливио Крессу.
Они стояли рядом со строительным вагончиком на грязном дворе бывшего откормочного комплекса для телят в Либенвальде и ждали дальнейшей информации, которую спецназ должен был передать им по рации.
Только что трое вооруженных сотрудников в черной форме скрылись в заброшенном клинкерном строении.
— Что там? — спросил Хирш в рацию.
— В здании чисто, — отозвался командир спецназа. — Сейчас будем открывать холодильные камеры.
— Снимаю шляпу. Я сомневался, — признался Хирш. — Похоже, ваш фокус-покус кое-что дал.
Он подал Ротху знак следовать за ним, и они направились к клинкерной постройке.
— Гипнотерапия не фокус-покус, — возразил ему Ротх. — Без регрессии пациент не смог бы вспомнить ничего, что случилось с ним в полете.
— Да, да. Я знаю и очень уважаю вашу работу, доктор. Между нами — вообще, это жутко, когда люди вдруг начинают лаять или забывать цифры, как я однажды видел в одном шоу с гипнозом. Но что такое можно провернуть и с пациентом в коме?
Ротх закатил глаза и вздохнул. Они стояли перед входом в здание с холодильными камерами.
— Медицинский гипноз не имеет ничего общего с шарлатанами-циркачами. И доктор Крюгер не был в коме, у него синдром «запертого человека», то есть он бодрствует и может быть введен в транс посредством звуков и голосов.
Хирш засмеялся.
— И при этом ему пришло в голову, что мы должны искать его дочь в этой заднице мира?
Ротх последовал за ним в выложенный кафелем коридор. Поблизости шумел газовый резак.
— Он дал нам понять, что мы пытались стимулировать его не тем ароматом, который нам выдали за духи его дочери. Это сделал бывший парень Неле Крюгер, предположительно отец ребенка…
— И мы не знаем, почему он назвал нам не те духи и чей сотовый привел нас сюда к его машине, потому что он не перезвонил, да, да.
Хирш крепко, но не грубо схватил его за плечо и ненадолго остановил.
— Знаю, знаю. Не думайте, что я подтруниваю. Я так же нервничаю, как и вы, доктор. Ненавижу задания, когда шансы настолько плохи, что…
Рация Хирша щелкнула. Газовый резак умолк.
— Комиссар?
Они стояли так близко, что командира спецназа было слышно как по рации, так и вживую.
— Что?! — крикнул Хирш и побежал по коридору за угол.
Ротх последовал за ним и увидел, что трое полицейских стоят с опущенными пистолетами перед разрезанной стальной дверью внушительной холодильной камеры.
— Господи, — произнес Хирш, первым войдя внутрь.
— На сколько там внутри хватает воздуха? — спросил один из спецназовцев, но его вопрос остался без ответа.
— Ничего не трогать, — услышал Ротх голос, когда попытался заглянуть внутрь камеры.
Он видел только красное — кровь. И еще красное. И еще больше крови.
Самым страшным было перемазанное лицо Неле, словно она опустила голову в ванну, заполненную кровью, и, закрыв глаза, молилась о вечном покое. Вместе с двумя другими трупами — один с расколотым черепом, другой с перерезанной глоткой — все трое представляли собой сюрреалистичный натюрморт.
Ротх закашлялся, и его непременно стошнило бы, если бы не проблеск. Белый проблеск, который отвлек его настолько, что он даже забыл о позывах к рвоте.
Белый проблеск… в глазах Неле.
— Она жива, — услышал он чей-то голос и лишь намного позже — когда уже сам находился в холодильной камере и, стоя на коленях рядом с Неле, нащупывал ее пульс под крики мужчин, что он уничтожает улики и следы на месте преступления, — осознал, что это он произнес те слова. — Она жива.
Он повторял это снова и снова, пока Неле не открыла рот — не в состоянии говорить, обессиленная и полуживая после многих часов, на протяжении которых кислорода в камере становилось все меньше и меньше. Но Ротху не нужно было слышать, что она говорила. Он мог прочесть это по ее губам; а не сумей она пошевелить и губами, он понял бы ее мысли. Мать в такой ситуации могла задать один-единственный вопрос.
— Где мой ребенок? — спросила она его, и откуда-то издалека, из другого мира по ту сторону камеры, полицейский позвал комиссара Хирша и сказал:
— О боже. Подойдите сюда. Вы должны на это взглянуть!
Глава 76
Неле.
Два дня спустя
Наступала зима. В этом не могло быть сомнений. Здесь наверху, в бывшей курилке главного здания Парк-клиники, которая сейчас использовалась как комната отдыха для пациентов, уже можно было заметить ее предвестников. Панорамные окна в пол открывали вид с шестого этажа на парк санатория, который еще десять лет назад был обычной психиатрической лечебницей, но под руководством нестандартного главврача превратился в полноценную авторитетную частную клинику.
Голые ветви дубов и лип гнулись на ветру; трава на лужайке, где еще на прошлой неделе под осенним солнцем грелись пациенты и их родственники, казалась серой и жесткой. Можно было без труда представить на ней снег, который скоро повалит из грязных облаков и сменит нескончаемую морось.
Неле бросало в холод, когда она представляла, что ее похитили бы в такую холодную мерзопакостную погоду. А потом бросало в дрожь при мысли, чего еще она избежала. Благодаря женщине, которая сидела напротив в кресле-каталке и грела руки о кружку с кофе. С двумя ложками сахара, но без молока.
Молоко они обе еще не скоро начнут пить.
— Правда, уже лучше? — спросила Неле, и Фели кивнула.
Ее голова была еще перевязана — неудивительно, учитывая травму, которую нанес ей Франц. Врачи сказали, что удар металлическим прутом был не очень сильным, якобы без намерения убить, но привел к сотрясению мозга и трещине в черепной коробке. Полицейские, найдя психотерапевта в шахте заброшенного мясокомбината, сначала решили, что она мертва.
Вероятно, Фели и умерла бы там внизу, где ее бросил Франц, если бы Хирш со своими людьми вовремя ее не обнаружил.
— Все говорят, ты феномен, — улыбнулась Неле и взяла Фели за руку. — С такими травмами ни одна акушерка не смогла бы сотворить подобное чудо.
Фели улыбнулась и перевела взгляд с Неле на люльку, в которой мирно посапывал младенец с ангельской улыбкой на личике.
— Без тебя мы бы там внизу погибли.
— Без твоего отца, — мягко поправила ее Фели.
Вообще, это была заслуга обоих. Франц обыскал Фели и обнаружил у нее в кармане удостоверение врача. Когда она ответила положительно на его вопрос, сможет ли она принять у Неле роды, он с помощью троса спустил ее в шахту, несмотря на травму головы. И там внизу — в грязи, вони и тесноте — врач совершила нечеловеческий подвиг.
— Я просто вспомнила свою практику в отделении гинекологии, — пыталась умалить свои заслуги Фели.
Если бы она смелыми действиями не решила проблему с пуповиной, мать и ребенок, скорее всего, умерли бы мучительной смертью. А если бы ее отец не разгадал загадку с Ливио, полицейские никогда бы не обнаружили это место по сигналу его сотового. И никогда не нашли бы откормочный комплекс в Либенвальде.
— Ты уже выбрала имя? — спросила Фели и оторвала взгляд от младенца.
— Виктория, — ответила Неле, и обе улыбнулись.
— Победительница. Подходит, — одобрила Фели.
— Знаю.
Викторию нашли в стойле для телят. Немного переохладившуюся и голодную, но живую и невредимую. Франц не собирался убивать младенца, он хотел лишь разлучить их с матерью. Сказалось ли все произошедшее на Виктории негативным образом — в частности, заразилась ли она от Неле во время драматичных и кровавых родов, — в настоящий момент было неизвестно и станет ясно только через шесть недель. Но малышка уже сдала самый сложный экзамен в своей жизни, и все остальное было второстепенно. ВИЧ больше не приговор. Самое главное, что Виктория жива.