— Ты мой герой, — еще раз поблагодарила Неле психотерапевта.
— Я идиотка, — ответила Фели, улыбаясь. — Как психиатр, я должна была заметить, что с Ливио что-то не так.
Неле наморщила нос.
— Поверь мне, я первая, кто подтвердит, что женщин подкупает его обаяние. Я даже влюбилась в его напористость и наглость.
— Но тебя не учили различать психические отклонения. Я не заметила его скрытый нарциссизм. Моя ошибка не дает мне покоя.
Фели вытащила сотовый из кармана халата — обязательная форма одежды пациентов в клинике — и положила на стол.
— Вчера, когда ко мне вернулась ясность мышления, я позвонила в аптеку, расположенную в твоем доме. По моей просьбе они снова проверили видеозаписи всех камер наблюдения.
— И что выяснилось?
— В день твоего похищения, когда твой отец послал меня к тебе домой, он был в твоей квартире.
— Ливио? — удивилась Неле.
— Да. После разрыва околоплодного пузыря ты, уходя в спешке, оставила дверь открытой. Я тоже свободно вошла. Он, похоже, что-то искал у тебя в квартире, и я его напугала.
Фели показала ей левую руку, и Неле сначала не поняла, о чем она, но психиатр объяснила:
— Он услышал, как я говорила с Матсом по телефону о твоем похищении. Когда я вошла в ванную, он выключил свет и прищемил мне пальцы дверью, чтобы самому скрыться. На записи видно, как он выбегает из дома незадолго передо мной.
— Но что ему было нужно у меня?
Фели подалась вперед и положила вторую руку на стол. Неле накрыла ее руки своими ладонями.
— Нарцисс не в состоянии пережить отказа. После вашего расставания он преследовал тебя, Неле. Вероятно, собирался отомстить за то, что ты его заразила, и за ребенка — он считал, что это уже слишком. Полиция исходит из того, что это он резал автомобильные шины на вашей улице.
Неле сразу подумала о лезвии между диванными подушками.
«Твоя кровь убивает!»
Видимо, Ливио сунул его туда еще до того, как она поменяла замки, испугавшись дохлой крысы.
Слишком поздно!
Крыса, шины, лезвие, месть.
Все было логично, только одного Неле не могла объяснить.
— Как же получилось, что ты искала меня вместе с ним?
Фели кивнула:
— Он ловко манипулировал мною, вот что меня злит. Я должна была это понять.
Психотерапевт снова откинулась назад, не отнимая рук.
— Сначала Ливио слышит в квартире, что тебя похитили. Он хочет выяснить больше. Идет за мной к Клопштоку и устраивает так, что я попадаюсь на его трюк.
— Ворует твой сотовый.
— Именно. И специально попадается при попытке его продать.
Неле отпустила руки Фели и встала.
— О черт, я отлично представляю, как он это устроил. Поначалу я тоже бегала за ним, как свихнувшийся подросток. А подобными трюками он зарабатывал себе на жизнь.
Взгляд Фели погрустнел.
— По крайней мере, я должна была что-то заподозрить, когда мы разделились у полуразрушенного сарая. Я проверяла подвал в одном конце, он в другом. Когда мы прощались наверху, он уже смотрел на меня подозрительно, хотя я всего лишь споткнулась и испачкалась. Тогда я не могла объяснить недоверие в его взгляде. Сейчас понимаю — он переживал, не поняла ли я, что он тебя обнаружил. А потом так заторопился и оставил меня одну. Черт, я должна была позвонить не Матсу, а сразу в полицию.
— Нет, ты все правильно сделала.
Неле снова села и взяла Фели за руку. Коснулась ее изящного серебряного помолвочного кольца с бриллиантом в полкарата.
— Вы назначили новую дату? — осторожно спросила она.
Фели моргнула и посмотрела в окно. Было только четыре часа дня, но уже сумрачно, и в парке один за другим зажигались фонари.
— Янек противоположность тому, что я ищу, — тихо сказала она. — Он не дикий, не хаотичный и вполне предсказуемый.
Она снова повернула голову к Неле.
— Но то, что я искала всю жизнь, постоянно пыталось меня уничтожить.
Неле сглотнула и вытерла указательным пальцем намечающуюся слезу в уголке глаза.
— Кому ты это рассказываешь? — грустно улыбнулась она. Неле и сама всю жизнь была жертвой собственной модели отношений. Ливио не первый, кто бил ее и хотел доминировать. Хотя первый, кто желал ей смерти и даже пытался убить руками фанатичного защитника животных.
Долгое время обе женщины молчали, просто держались за руки и слушали гудение холодильника и урчание кофе-автомата рядом с дверью.
Наконец Неле собралась с духом и сказала:
— Знаешь, мой отец всегда мне говорил, что человек влюбляется автоматически. И бессилен против этого неожиданного переполняющего чувства, настигающего как молния. «Влюбленность — это случайность», — говорил он всегда. А вот любовь… — Неле сделала короткую паузу, во время которой загорелся последний фонарь в парке, и природа окрасилась в серо-желтый цвет. — Любовь — это решение.
Фели кивнула, но Неле не была уверена, слушает ли она.
— Нет такого партнера, который подходил бы кому-то на сто процентов. Может, только на семьдесят или восемьдесят. И всегда найдутся люди, которые будут соответствовать другим двадцати или тридцати процентам. Вопрос в том, останется ли человек верен своему решению или каждый раз будет отказываться от него и искать дальше?
— У тебя умный отец, — сказала Фели, и Неле показалось, что по лицу у нее скользнула тень; возможно, Фели вспомнила день, когда Матс ушел.
— Ну так как? — спросила Неле и снова погладила помолвочное кольцо. — Что с Янеком? Ты приняла решение?
Фели тяжело вздохнула.
— Он все еще хочет жениться на мне, несмотря ни на что. Но я… — Она высвободила руку. — Я думаю. Я еще не уверена.
Фели взяла кружку с кофе, который уже наверняка остыл, и махнула рукой, словно отгоняя муху.
— Но сначала твоя очередь.
Неле почувствовала комок в горле и поднялась.
Она еще неуверенно стояла на ногах: слишком долго лежала, и мышцы ослабли.
— Ты права. Мне нужно поторопиться.
Она подхватила люльку со спящей Викторией, еще раз поблагодарила Фели за все, потом вышла из комнаты отдыха и отправилась в самый трудный путь в своей жизни.
Эпилог
Матс
Пока Матс падал через исчезающую дыру в вечное «ничто», в котором черный был самым светлым цветом, существовала лишь одна мысль, за которую он держался. Размышление, хотя и неспособное остановить самого падения, но сдерживающее его головокружительное вращение. Это была мысль о монете в один евро, которая постоянно падала на одну и ту же сторону. На орла, на которого Матс поставил. Десять нониллионов раз подряд. Десять тысяч нониллионов.
Единица с тридцатью одним нулем.
Именно так выглядели шансы, что Бога нет.
Бог. Последняя надежда всех атеистов, — думал Матс.
Но это математики и ученые, а не верующие теологи, разработали следующую формулу: факт существования Вселенной математически так же вероятен, как и предположение, что человек десять нониллионов раз подряд подбросит в воздух самую обычную монету и она столько же раз без исключения упадет на одну сторону. Одно-единственное отклонение, одна стотысячная секунды после Большого взрыва, и мира не существовало бы. Даже этого «ничто», через которое падал Матс.
Так что существование Бога, который стоит за всем этим, с научной точки зрения казалось намного более правдоподобным, чем ставка на нониллионы.
Пока Матс тщетно пытался визуализировать число с тридцати одним нулем, издалека он услышал тихий, очень знакомый голос. Он не понимал, что голос говорит, но мог видеть слова. Они выстраивались в длинную светящуюся фиолетовую цепочку; полярное сияние, к которому он мог потянуться. Силой мысли он ухватился за цепочку и остановил свое падение. Одновременно голос стал громче, и Матс решил, что наконец-то нашел спасение. Он думал, что умер. Иначе никак не объяснить, что он слышал Неле. Ее мягкий ласковый голос, без ненависти или упрека. Такой нежный и любящий.
— Ты меня слышишь, папа? — спросила она.
И он моргнул, как его научил доктор Ротх.
— Я тебе кое-что принесла, — сказала Неле и сделала ему подарок, который словно прожектором озарил темноту внутри его. Это был запах, который вытеснил все, что определяло его существование последние дни и часы: страх, душевную боль, мрак.
Матс по-прежнему находился в исчезающей дыре, но этот запах осветил ее казавшимися забытыми чувствами: надеждой, уверенностью, любовью.
— Это Виктория, — сказала Неле, и он жадно вдохнул младенческий запах маленького живого комочка, который, видимо, положили ему на грудь.
— Я люблю тебя, папа, — услышал он. — Спасибо, что ты меня спас.
Она плакала, как и он внутри; и Матс моргал, не зная, как дать ей понять, что он был идиотом; что он сделал все неправильно и не должен был покидать ее, но сейчас все хорошо, потому что она и малышка живы.
Это самое главное.
— У меня еще кое-что для тебя есть, — сказала Неле, продолжая плакать. На октаву грустнее.
И затем стало светло.
Словно кто-то отодвинул в сторону ментальную штору и щелкнул выключателем.
Матс чувствовал, как на глаза навернулись слезы, ослепленный светом, который он не только видел, но и ощущал.
Он моргнул, но не так, как раньше, когда пытался управлять веками с помощью мыслей, что никак не влияло на его способность видеть. Он моргнул по-настоящему. И он мог видеть!
Исчезающей дыры больше не существовало. И к нему вернулось его тело.
Матс, медленно привыкая к свету, огляделся.
Сонорные усыпляющие звуки уже подсказали ему, но сейчас он мог убедиться в этом собственными глазами: он снова находился на борту самолета. В скай-сьюте.
Он видел кремовые кожаные кресла, открытые жалюзи на иллюминаторах, дневной рейс в чудесную погоду над кучевыми облаками.
Матс снял соломенную шляпу и повертел ее в руках. При мысли, что это он был тем спящим мужчиной, которого в своем трансе видел на месте 47F, Матс улыбнулся.
Иногда сложно понять, как работает мозг.