– Жди нас здесь. – Смородин навалился на бревно и вошёл в воду. – Если к утру не вернёмся, уходи на базу.
– Флагман Михай, я всегда знал, что ты помешавшийся сумасшедший. Но нельзя же так играть с судьбой, словно с волками – кто кого перевоет? Да подожди ты! – Увидев, что Смородин его не слушает, Стефан бросился следом, но лишь вода поднялась ему выше колен, он замер и жалобно взмолился. – А как же я? Я ведь плаваю, всё равно что наковальня! Больше нашего деревенского пруда никогда ничего не переплывал. Так в нём даже коровам было по колено!
– Жди здесь! – отрезал Миша. – Спрячься и наблюдай за берегом. Если утром увидишь засаду – дай нам знать.
– Ага! – легко согласился Стефан. – Это я смогу. Если чего, я выше на склоне огонь разожгу.
– Огонь, так огонь. – Смородин навалился на бревно и подтянул под грудь весло. – Только не проспи.
Отплыв от берега, он почувствовал, как его подхватило течение и потащило вдоль камышовых зарослей с плантациями кувшинок. Холодная вода завертелась вокруг водоворотами, волны накрыли с головой, и тогда Смородин полез на вращающееся бревно, пытаясь его оседлать. Мешали потяжелевшие ботинки, а ещё больше шпага.
«Нужно было оставить её Стефану!» – запоздало подумал он.
Но повернуть к берегу Миша уже не хотел, а уж выбросить – и тем более.
Кое-как совладав с непослушным бревном, он сделал первый взмах веслом и понял, что плыть вполне возможно. Если умело балансировать, то даже получалось верно удерживать нужное направление. Взглянув на далёкий огонёк на том берегу, Смородин тоскливо вздохнул – с этого низкого ракурса он казался ещё дальше.
«У меня вся ночь впереди! – попытался он успокоить сам себя. – Конечно, с лодкой было бы куда комфортней, и не барабанил бы зубами, но на то мне и весло! Грейся, пока не перегреешься! – и чтобы меньше думать о пробравшемся под мокрую одежду холоде, Миша взялся размышлять о раскладе сил. – Если Утюг не соврал, то осталось их четверо. Трое неизвестных и Ларион. Но это если не соврал. Всё зависит от того, хотел он их испугать или заманить в ловушку. В первом случае земляк Дима преувеличил бы количество врагов, а во втором – сознательно занизил. Вот и думай? Но как же холодно! – Смородин попытался успокоить трясущуюся челюсть и ещё сильнее налёг на весло. – А огонёк на том берегу всё так же далёк, словно звезда в ночном небе! Самое время для поэзии! – отбросив невесёлые мысли, Миша попытался вернуть боевой настрой. – О чём я? Да… если их четверо, то что это решает? А ничего! – и вконец запутавшись, он тяжело перевёл дух. – Главное, ввязаться в драку, а там будь что будет! Вот только чтобы ввязаться, нужно ещё доплыть!».
По поднявшимся волнам и пронизывающему ветру Смородин оптимистично предположил, что это уже середина реки. Ему даже показалось, что огонь на берегу увеличился в размерах, и в его зыбких отблесках он видит колышущиеся тени. Пару раз что-то несмело тронуло за ногу, и Миша нервно дёрнулся, вспомнив Стефана с его детскими страшилками. А дальше бревно опутали водоросли, и тогда Смородин изо всех сил заработал веслом, почувствовав близкий берег.
Из тьмы появились очертания крон деревьев и крыши примостившейся у воды халупы. Здесь всё было то же самое, что и по ту сторону – вытянувшиеся в реку причалы с облепившими их лодками и, словно часовые, застывшие тёмными тенями причальные столбы.
Миша выбрался на сушу, прислушался и, не заметив ничего подозрительного, снял ботинки. Вылив воду, он обхватил себя за плечи, пытаясь согреться, затем вспомнил о горевшем на этом берегу огне. Хороший костёр оказался бы сейчас как никогда кстати. Уныло вздохнув и отогнав мысли о согревающих углях, над которыми можно было бы протянуть замёрзшие руки, Смородин пошёл вдоль берега, пытаясь сориентироваться в незнакомых хитросплетениях плетёных заборов. В длинной стене показался провал, смахивающий на скрытую темнотой улицу, и Миша, не раздумывая, свернул, почувствовав под ногами мощёную мостовую. Он шёл словно тень, никого не встречая и не слыша никаких звуков, кроме собственных шагов. Дубровка крепко спала, скованная суеверными страхами перед чёрной, безлунной и будоражащей воображение ночью. Где-то спросонья залаяла собака, и ей тут же с другого края деревни откликнулась, заржав, лошадь. Смородин замер. Лошади – это была главная зацепка. Всё, что он знал, для того чтобы найти Александра, это то, что его охраняют четверо подручных Утюга и то, что у них есть лошади. И судя по размерам их небольшого отряда, то и лошадей с ними должен быть небольшой табун. А это в живущей от реки Дубровке, где телегам больше предпочитали лодки, уже существенный след.
Пустынная улица вдруг сделала последний зигзаг и пропала. Растянувшаяся вдоль берега деревня внезапно закончилась, а впереди лишь темнели горы да угрюмыми исполинами высились устремившиеся в небо тополя. Тишину вновь нарушил лошадиный храп, и, к своему удивлению, Смородин заметил, что донёсся он не из оставшейся за спиной Дубровки, а спереди, со скрытой от глаз стоянки. О том, что там кто-то есть, говорил и отражавшийся в вершинах деревьев тусклый свет. Хорошо видимый с противоположного берега огонь в деревне заметен не был, так как закрывался обступившим её лесом. Поразмыслив над укладом жизни местного населения, Миша напрочь отверг мысль о ночном выпасе лошадей осмелевшим деревенским конюхом. Слишком велик был страх перед суеверными выдумками и вполне реальными волками. А потому выходило, что это мог быть только тот, кто не хотел находиться рядом с другими людьми, имел лошадей и в тоже время желал быть обнаруженным, но не с этого берега, а с противоположного. Всё совпадало, и, не раздумывая, Смородин направился прочь от деревни, на слабый отблеск огня.
Сначала дорогу перегородил густой кустарник, затем тропа потянулась на невысокий бугор. С него Миша увидел следующий холм, освещённый пламенем поднимающегося в небо костра. Стреноженные лошади паслись рядом. Вдали, в паре десятках метров от ползущего над землёй дыма, маячила крытая телега с чуть откинутым пологом. У костра сидели трое. Подобравшись на расстояние броска камнем, Смородин залёг в траве, уже начиная различать приглушённый разговор. Александра он узнал сразу. Его щуплая фигура резко отличалась на фоне крупного верзилы, своей широкой спиной почти полностью загородившего свет огня. Третьим был Ларион. Не разглядев его лицо, Смородин отчётливо расслышал его голос. Но если верить словам Утюга, не хватало ещё двоих. Стараясь не встревожить лошадей, Миша двинулся в обход, по большому кругу, вокруг овального шатра повозки. Подобравшись вплотную к её колёсам с тонкими спицами, он понял, что палач не врал. В открытый полог были видны двое подручных Димитрия, спящих валетом. Свернувшись на соломе, они тихо похрапывали, прижимаясь друг к дружке под куцей конской попоной. Удостоверившись, что спят они крепко, Смородин пополз к костру. Ларион с Александром сидели к нему спиной, облокотившись на сваленные горой сёдла. Но верзила устроился полулёжа у огня и смотрел в сторону повозки. Миша вжался в землю и попятился за колёса, потому что верзила вдруг ковырнул палкой в огне, и пламя вспыхнуло, осветив вокруг открытую на все стороны лужайку. Ларион что-то тихо сказал, и тогда он нехотя поднялся, накинул на плечи мохнатую жилетку, затем направился к лошадям. Но Лариону этого показалось мало, и он крикнул вдогонку:
– И посмотри, что на том берегу! Дэвид обещал просигналить, как отплывут.
– Подними зад, да сам посмотри, – огрызнулся верзила.
Такой ответ Лариону не понравился.
– Пока хорунжий спит, я главный! – он приподнялся и махнул в сторону противоположного берега. – Взгляни на лошадей, а потом следи за сигналом. Ты, Зигор, не зарывайся и, если хочешь получить свою долю, то лучше со мной не ссорься. Сам знаешь, Димитрий только и ждёт повод, чтобы чей-то пай разделить между остальными. А стоит мне сказать ему только слово…
В ответ Зигор промолчал, но сжал зубы так, что злобный скрип услышал даже Смородин под телегой. Он в сердцах стегнул плетью по собственному сапогу и пошёл к лошадям. Обойдя каждую и проверив на ногах путы, Зигор направился к повозке.
– Заспались хорунжий с Шандором. Пора, Ларион, их будить. Теперь наша очередь.
– Рано ещё. Я сам знаю, когда пора. А ты отойди от огня, чтобы не слепил глаза, и смотри за сигналом.
Верзила ругнулся, но подчинился и, присев на кочку у края поляны, уставился в сторону противоположного берега. Смородин оглянулся на занятого костром Лариона, затем пополз в обратную сторону. Сгорбленная спина Зигора темнела всего в десяти шагах. Он обхватил сапоги, зевнул, бросил полный злобы взгляд на Лариона и уткнулся носом в колени. Такая поза говорила о том, что верзила хотел показать: не сильно-то он и испугался. Этакая фига в кармане, говорящая, что я сам себе хозяин, хотя и вынужден подчиниться. На всякий случай, Миша выждал время в надежде, что Зигор, уверенный в собственной безопасности, скоро уснёт. Но тот широко зевал, тёр глаза, клонил голову всё ниже и ниже, однако упорно держался и периодически поглядывал на противоположный берег. Первым сдался Смородин. Терпение его лопнуло, и, не дожидаясь, когда Зигор окончательно сломается и уснёт, он нащупал в куче сложенной у телеги конской амуниции отполированное бревно, схожее на выпряженную оглоблю, и, бесшумно ступая, двинулся, прячась в тени тента. Когда оставалась всего пара метров, верзила неожиданно встрепенулся. Потянувшись, он взглянул на ночную Дубровку, затем, будто что-то почувствовав, медленно обернулся на застывшего чёрной тенью Смородина.
Сдавлено выдохнув, Миша размахнулся и, успев рассмотреть в темноте вытаращенные от страха глаза, обрушил на голову Зигора своё оружие. Глухой удар слился с криком ночной выпи и исчез, заглушённый шумом её крыльев. Смородин прислушался к лошадиному фырканью, затем склонился над растянувшимся у ног телом.
«Кажись, живой! – пощупал он слабый пульс на шее. – Но отключился явно надолго».
– Зигор!
Из-за шатра повозки вдруг послышался взволнованный голос Лариона. Миша замер, затем невнятно промычал: