– Проясняющий разрешает нам применять насилие, если кто-то не хочет добровольно идти к ясности, – вкрадчивым голосом прошептал Прохор. – Потому что у него есть и другое имя – Карающий!
– Прохор, что с тобой? На кого ты стал похож? – попытался перехватить его взгляд потрясённый Смородин.
– Ах, это? – Прохор взмахнул полами чёрной накидки. – Я ещё всего лишь только послушник. Но если я постигну глубины его проповедей, Проясняющий примет меня в старшинство братьев.
– Какой ещё к чёрту Проясняющий?! Ты на рожу свою посмотри! Ты когда последний раз ел?
– Тленную еду нам заменяет напиток ясности. Ибо нет ничего в этом мире более важного, чем ясный взор, устремлённый в глубину своего сердца и души. Так говорит Проясняющий, открывающий нам глаза на небытие и бытие.
– Что за бред ты несёшь? Кто тебе так лихо засрал мозги? Кто этот Проясняющий?
– Не говори о нём недостойно, флагман! Для непокорных он Карающий! – оглянувшись на таких же, как и сам, доходяг, Прохор решился разъяснить. – Там, внизу, – он кивнул в сторону деревни. – Его зовут Двакула. Но для нас у него нет имени. Как нельзя дать имя тому, кто нигде и повсюду! Кто с лёгкостью переступает черту небытия, чтобы уже через мгновение…
– Я всё понял! – перебил его Смородин. – Стефан у него?
– Да. Боцман тоже присоединится к нашему младшему братству, стоит ему лишь единожды прояснить взор напитком ясности.
– Ты, кажется, хотел меня отвести к вашему Проясняющему? Не мог бы ты показать дорогу?
– Мои братья свяжут вам руки и завяжут глаза.
– Мы не пленники и пойдём по доброй воле, так что давай без этих дешёвых маскарадов.
– Таков порядок. Проясняющий разговаривает с незнакомцами, лишь когда они связаны.
– Так он ещё и трус.
– Замолчи! – испугался Прохор. – Он всесилен и даже сейчас наблюдает за нами. Не заставляй Проясняющего показать тебе его вторую сущность. Вы пойдёте к нему связанными, или мои братья свяжут вас силой. Оружие оставь здесь. В обители ему места нет, – ловким движением Прохор расстегнул пояс, и шпага Смородина с грохотом упала к его ногам. – На Стефана я зла не держу. Как не держу его и на тебя, флагман. Все ваши прежние обиды я простил. Так приказал Проясняющий, потому что благодаря вам я обрёл своих новых братьев. Не сопротивляйтесь, не спорьте, и мы отведём вас туда, где вы прикоснётесь к мудрости речей нашего властителя. Поверь, флагман, это стоит того, чтобы покориться судьбе и принять участь, какая уготована тебе мучеником Иезусом и его наместником на земле.
Удивительно, но тихие и вкрадчивые слова произвели впечатление на Смородина. Ещё секунду назад он лихорадочно обдумывал план встречного нападения на Прохора и его босоногих братьев, но внезапно верх взяло любопытство. Это же какие слова нужно сказать, чтобы молодого здорового парня превратить в трясущуюся тень, с таким фанатичным блеском в глазах? Что нужно сделать, чтобы жестокий и вечно недовольный Прохор вдруг превратился в покорную овцу? Гипноз? Вряд ли. Тогда рядом должен находиться гипнотизёр, чтобы держать его под контролем. Неужели и вправду слово может обладать такой силой?
Миша вгляделся в каменные лица обступивших неровным кругом братьев Прохора. Их тощие фигуры, словно тени, безмолвно покачивались на босых ногах и, казалось, лишь ждали команды, чтобы наброситься на самозванца и неуступчивого флагмана.
– Спокойно, Сашок, – шепнул Александру Смородин. – Перевес пока не в нашу пользу. Давай без глупостей, но и бояться ничего не нужно.
– А я и не боюсь.
– Вот и правильно. Да и любопытно мне взглянуть на этого Проясняющего – любителя воровать чужих боцманов и сумевшего так приручить строптивого Прохора. У меня это так и не получилось.
Миша покорно протянул руки, и Прохор набросил приготовленную петлю. Затем ему завязали глаза. Один из братьев перекинул верёвку через плечо и потащил их к тропе, ведущей в горы. Поначалу под ногами хрустел снег, но затем хруст исчез, и Смородин догадался, что они выбрались из чащи, и теперь под ногами были лишь голые камни. Он слышал за спиной сбивчивое дыхание Прохора и, чтобы убедиться, что это действительно он, спросил:
– Прохор, а почему вы босые? Это же, наверное, очень больно? Я даже сквозь ботинки чувствую острые камни. Да и холод здесь недетский.
– Кто ищет ясности, тот ни боли, ни холода не чувствует! – надменно ответил Прохор, и, вдруг спохватившись, ударил Смородина в спину. – Иди быстрее! Я не хочу опоздать на вечернюю проясняющую чашу!
– Но, судя по воровству у нас коровьих туш, вы иногда не прочь осквернить себя едой попроще, – не остался в долгу Миша.
Поднявшийся ветер пробрался под одежду, и вскоре он услышал цокот собственных зубов.
– Сашок, ты как? – крикнул Смородин, лишь бы услышать голос наследника.
– Иду, – сдавленно переведя дыхание, ответил Александр.
Но Смородин слышал, что тяжело было и братьям. Чтобы там ни говорил Прохор, но их судорожные вздохи не могло скрыть даже завывание ветра.
А тропа становилась всё круче и круче. Оступившись, Миша упал на колени и, взмахнув руками, будто невзначай, сдвинул повязку на глазах. Подвигав бровями, он увидел в узкую щель сбитые носки собственных ботинок. Повертев головой, Смородин заметил мелькавшие впереди босые пятки, а затем едва не потерял равновесие от испуга. Взбирались они по узкой каменной тропе, с одной стороны обрывающейся в пропасть, а с другой – ограниченной отвесной стеной. Да и ветер уже не выл, а стонал, швыряя братьев друг на друга. С каждым шагом камни срывались из-под босых ног, отзываясь далеко внизу шумной лавиной.
Вдруг всё стихло. Ветер в последний раз толкнул в спину и внезапно исчез, словно обесточенный вентилятор. Смородина грубо дёрнули за верёвку, едва не свалив с ног, затем сняли повязку. В глазах запестрило от чёрных балахонов, и Миша непроизвольно сделал шаг назад, чтобы не наступить на одного из распластавшихся у ног братьев. Босоногие послушники лежали вповалку на каменном полу гигантского зала, образованного сомкнувшимися в кольцо сводами двух горных вершин. Свет сюда пробивался лишь через узкую горловину над головой, потому тёмные силуэты с трудом поддавались подсчёту.
«Может, с полсотни! – окинул толпу беглым взглядом Смородин. – Может, больше!»
Прохор подтолкнул его вперёд, загородив собой тесную щель, выполнявшую роль входных дверей, и шепнул:
– Ожидайте.
Чёрная людская масса зашевелилась, издавая завывающие нечленораздельные звуки, и раздалась в стороны, образовав проход. Мишу с Александром вытолкнули в центр каменного мешка, со стенами, изрытыми тёмными лазами пещер.
Неожиданно кто-то подполз к Смородину и дёрнул за ногу.
– Михай? И князь с тобой? Садитесь рядом.
– Стефан?!
Миша, едва не поскользнувшись от удивления, сдёрнул с головы боцмана бесформенный балахон.
– Стефан, что с тобой? Что здесь происходит?
– Тише, мы ждём появления Проясняющего.
– Ты что, пьян? – Миша похлопал по щекам боцмана, обратив внимание на его мутный взгляд и заплетающийся язык.
– Нет, – вдруг хихикнул Стефан и неожиданно протянул руки к лицу Смородина. – Какие у тебя смешные уши!
– Ты что-то ел или пил?
– Братья… они хорошие, – пролепетал Стефан и, не удержавшись на трясущихся руках, повалился на каменный пол. – Они скоро принесут нам выпить, и тебе станет хорошо.
Смородин оставил в покое боцмана и шепнул Александру на ухо:
– Сашок, что это за бедлам? Ты когда-нибудь такое видел?
– Нет, не видел. Но с ними что-то не так.
– И ежу понятно. Их превратили в стадо скотов.
Но такие, как Стефан, были не все. Переступая через лежавшие и ползавшие тела, ходили послушники с красной тесьмой на лбу, и, в отличие от остальных, обутые в мохнатые унты из волчьих шкур. Миша заметил таких с десяток, и большая часть из них наблюдала за каждым его шагом. Он хотел спросить, кто это такие, у Стефана, но тот исчез, смешавшись с колышущейся чёрной массой. Вдруг один из обладателей меховых сапог взобрался на каменный постамент с черневшей позади пещерой и неожиданно громким и визгливым голосом выкрикнул:
– На колени, мои младшие братья! На колени!
– Михай, опустись на колени, – встрепенулся вдруг вновь появившийся Стефан, испуганно дёрнув Мишу за штанину. – Это старший брат, его нужно слушаться.
Смородин отдёрнул ногу, продолжая стоять и молча наблюдая за старшим братом. Тот же, не замечая их с Александром стоячий бунт, продолжал:
– Проясняющий уже на пути к нам! Он уже рядом! Призовём его к нам, дабы прояснить наши слепые души! – Взяв пронзительную ноту, старший брат вздёрнул к небу руки. – Приди, о Проясняющий, наш властитель и учитель!
– Проясня-я-ющий! – загудела в ответ толпа, забившись в радостном экстазе.
– Он уже на пути к нам из небытия! Он уже рядом!
– Проясня-я-ющий! – снова завыли, вторя старшему брату, раскачивающиеся послушники.
Словно удостоверившись, что он уже достаточно поднял градус истерии, старший брат отступил в сторону, освобождая место появившемуся из пещеры старику, с палкой выше его роста, заменяющей посох. Смородин невольно подался вперёд, пытаясь его получше рассмотреть, и с удивлением заметил, что Проясняющий обладал всеми атрибутами древнего волхва. Длинные седые усы лежали поверх такой же долгой, молочного цвета, бороды. Волосы, годами не видевшие расчёски, падали на плечи спутанными колтунами. Накидка-плащ смоляной черноты скрывала его сгорбленную спину и тянулась по камням раздвоенной мантией. Он неспешно вышел, замер и обвёл протягивающую к нему руки толпу тяжёлым и цепким взглядом. На секунду взгляд задержался на Смородине, но затем заскользил дальше, по исказившимся в истеричном восторге лицам.
– Что вы хотите, пасынки мои?! – будто в противовес старшему брату, спросил он вдруг низким и густым баритоном.
– Ясности, властитель! – откликнулась толпа.
Проясняющий удовлетворенно кивнул и поднял руки к небу:
– Лишь только ясный взор наградой быть достоин!