– Так я этого и хочу. Алеша, бежим!
Но когда они подбежали к синему «Руссо-Балту», ни внутри, ни рядом никого не оказалось.
– Их похитили… – прошептала Танюша. – Алешенька, их похитили… Алеша, это ужасно… а мой револьвер в Майоренхофе!.. Какая же я дура!..
– У тебя есть револьвер?
– Ну конечно! Я все-таки современная женщина! Что ты на меня так смотришь? Двадцатый век давно настал, женщины водят автомобили и пилотируют аэропланы! А ты какого-то револьвера испугался! Ой, там кто-то идет… прячься, прячься же, тетеря…
Танюша присела на корточки у переднего колеса. Николев от волнения рухнул на четвереньки.
Из зарослей полыни, которую уже и кустами было не назвать, потому что стволы она имела почти древесные, появился шофер Вилли Мюллер. В левой руке он держал щегольское серое кепи, достойное английского лорда, и шоферские очки, правой утирал со лба пот.
– Мой бог, о мой бог… – бормотал он. – Что же я господину Гроссмайстеру скажу?..
Танюша едва не бросилась шоферу на шею.
– Господин Мюллер, миленький, что случилось?
– Я сам не понимаю, что случилось, фрейлейн, – поняв вопрос по-русски, но ответив по-немецки, шофер принюхался. – О мой бог, тут где-то покойник!
– Ой, где покойник?!
Вилли Мюллер медленно пошел, ловя носом тонкую струйку сомнительного аромата, которая становилась все сильнее и сногсшибательнее. Наконец он остановился у распахнутой двери своего автомобиля.
– Что это такое?! – спросил он в отчаянии.
Банка конюха Авотинга ничего ему не ответила.
Шофер очень нехорошо посмотрел на Танюшу и Николева.
Они еще не поняли, до какой степени этот человек влюблен в свой автомобиль, не сообразили, что «Руссо-Балт» возведен им в ранг святыни,
– Господин Мюллер, где фрау Хаберманн, где господин Лабрюйер? – Танюша для доходчивости перешла на немецкий.
– Этот запах уже ничем не вывести. Мое авто будет вонять хуже свинарника, – ответил шофер. – О мой бог, что же делать?
– Так что же с фрау Хаберманн?
– Она сошла с ума!
Глава двадцать седьмая
Лабрюйер перешел рельсы, поискал следов там, дошел до станции Солитюд, расспросил билетных контролеров, уже ждавших рижского поезда. Никто не заметил маленькую старую фрау в обществе людей, которые бы ее куда-то увозили. А вот шофера Мюллера опознали по кепи – вовремя Лабрюйер догадался описать шикарный головной убор.
– Это было, когда шлокенский поезд прошел, – вспомнил молодой контролер. – Он отошел от перрона, но на переезде что-то случилось, он встал и минуты три простоял. Вот когда он миновал переезд – и прибежал тот человек.
– Он кого-то искал, всюду заглядывал, – добавил пожилой контролер. – Потом побежал к Анненхофской улице.
– И больше мы его не видели.
– Да, сюда он не возвращался. Может быть, его заметили на переезде?
Лабрюйер пошел к переезду и поговорил с инвалидом, который заведовал шлагбаумом. Тот припомнил человека, который перебежал железную дорогу. Двигался этот странный человек в сторону ипподрома. Тогда Лабрюйер решил, что если Мюллер на свободе, то рано или поздно вернется к своему обожаемому «Руссо-Балту».
Он пришел вовремя – Алеша, обернув банку лопухом, вытаскивал ее из автомобиля.
– Что здесь произошло и где фрау Хаберманн? – строго спросил он.
– В нее вселился бес, – ответил шофер. И рассказал историю, от которой явственно попахивало адской серой.
Он сидел на водительском месте и в ожидании Фирста читал газету. Фрау сидела рядом. Дверца с ее стороны по случаю жары была приоткрыта.
Вдруг старушка буквально вывалилась в эту дверцу. И пропала.
Шофер так изумился, что не сразу сообразил побежать следом.
Фрау Хаберманн, хватаясь за кусты, взобралась на насыпь и отважно перебежала через рельсы перед самым носом отошедшего от Солитюда поезда. Когда же Мюллер решил догнать ее и воротить в автомобиль, поезд, как на грех, встал. И простоял минуты три по меньшей мере.
Оказавшись по ту сторону рельс, шофер заметался, но старушки нигде не было. Он пробежался до Анненхофской улицы, потом поспешил к переезду, и вот он здесь, в полной растерянности и в убеждении, что фрау спятила.
– Этого еще недоставало, – проворчал Лабрюйер. – Тамарочка, Алеша, вам к этой истории добавить нечего?
– Ой, Александр Иваныч, у нас тут своя история!
Узнав о втором покушении на девушку, Лабрюйер крепко задумался.
– Значит, вы пометили автомобиль?
– Пометила крестиком.
– Ну, значит, будем искать эту чертову колымагу. Николев, вы ведь тоже видели этот «катафалк»?
– Видел, только я же в них ничего не понимаю…
– Вот папка. В ней газетные вырезки. Вилли, помогите молодым людям найти портрет механического злодея. А я пойду за Стрельским. Еще не хватало, чтобы и с ним что-то случилось…
Стрельский мирно сидел на лавочке у задней стены какого-то строения. У его ног зеленели скромные растения здешних мест – торчали колоски пырея, хрупкие цветоносные веточки пастушьей сумки, крупные листья подорожника, ближе к стене процветал огромный куст ядовито-желтого чистотела, тут же выглядывали из травы неизбежные одуванчики.
– Пойдемте, Стрельский, – сказал Лабрюйер. – Там у нас такое творится! Фрау Хаберманн пропала!
– Ее похитил любовник? – обрадовался Стрельский.
Лабрюйер повторил странный рассказ шофера.
– Значит, он читал газету, ничего вокруг не видел и не слышал, а наша красавица вдруг сорвалась с места и улизнула? Ни с того ни с сего?
– Вот именно.
– Боюсь, что причина все-таки была.
– Пойдем, отъедем отсюда подальше и поговорим о причине в более подходящем месте. Тамарочку с Алешей чуть автомобиль не задавил. Причем она утверждает, что прямо на них несся. Хорошо, Николев успел ее оттолкнуть. Тут, на ипподроме, прямо разбойничий притон какой-то, и с этим надо разобраться!
– А мне тут так хорошо думалось. Травка, цветочки… тут где-то и курятник есть, петух орал, это, говорят, к дождю… – задумчиво произнес Стрельский и встал.
– И еще беда – Вилли не хочет брать банку с мазью в автомобиль. Говорит – весь автомобиль провоняет.
– Ну, значит, я возьму извозчика и поеду в Майоренхоф, вдыхая пленительный аромат…
– Да что с вами такое? – Лабрюйер даже забеспокоился. – У вас недомогание? Отчего вы так медленно движетесь и говорите?
– Ах, мой юный друг, это вы от волнения быстро движетесь и говорите…
– Надо поскорее убираться отсюда. Едем в Ригу, я обо всем расскажу Линдеру! Вы подтвердите!
– Знаете, Лабрюйер, я бы охотнее посидел в тишине и помолчал.
Лабрюйер подумал, что безумие заразно, только у фрау Хаберманн оно проявилось в паническом бегстве, а у Стрельского – в мечтательной отрешенности.
– Вы успеете помечтать на пляже в Бильдерингсхофе, перед концертом. Нарочно поедем пораньше и помечтаем вместе!
Стрельский неохотно позволил себя увести.
В «Руссо-Балте» меж тем разворачивалось целое сражение. Алеша и Танюша пытались найти на картинках черный «катафалк». А поскольку в автомобилях они не разбирались и все колеса, все подножки, все капоты были для них на одно лицо, Мюллер впал в отчаяние и понял, что разгадать эту загадку не удастся никогда.
Но Лабрюйер и Славский призвали спорщиков к порядку, и вскоре осталась одна кандидатура – на вырезке из английской газеты.
– Это «форд», модель «Т», – сказал шофер. – Авто простое и надежное, рама из особо прочной стали, скорость достигает семидесяти двух километров. Будь я грабителем или налетчиком, именно таким авто бы обзавелся. Но я в Риге «фордов» почти не встречал.
– Редкая в наших широтах штука? – спросил Стрельский.
– Их собирают в Англии. Думаю, года через два их тут появится множество – авто ведь недорогое. Я видел «форд» с закрытым кузовом не так давно в Московском форштадте, у Гостиного двора, видел на Романовской… но тот был, кажется, темно-зеленый… а в большинстве кузов у них открытый…
– Допустим, в Риге десяток «фордов» с закрытым кузовом, – сказал Лабрюйер. – Допустим, семь-восемь – черных. Тройка агентов за двое суток все отыщет и проверит на наличие крестика. Тамарочка, покажите, где поставили крестик.
– Вот тут.
– Умница. Но если вас кто-то видел в этот миг…
Танюша задумалась.
– Один человек мог нас видеть, – неуверенно сказала она. – Но он, по-моему, на меня не обращает внимания, он в Звереву влюблен.
– И кто же этот обожатель?
– Таубе, Федор Иванович Таубе. У него есть автомобиль, но какой – я понятия не имею. То есть я его как-то видела в автомобиле… но я же не знала, что нужно запомнить!..
– Таубе… – повторил Лабрюйер. – Неплохо бы узнать о нем…
– Необходимо узнать! – воскликнул Николев. И выразительно посмотрел на Танюшу.
– Погодите! – воскликнула Танюша. – У меня же есть визитная карточка Таубе! Он их всем раздавал! Она в кармане саратовского жакета!
– То есть как? – спросил Лабрюйер.
– Жакет мне сшили в Саратове… Но жакет в Майоренхофе!
Лабрюйер задумался.
– Вот что. Садитесь в автомобиль и выезжайте хоть на Анненхофскую, там поймаете ормана, а Вилли вернется за мной и отвезет меня в Ригу, – решил он.
Тут к «Руссо-Балту» подбежал парнишка лет двенадцати – из местных жителей, босоногий, но в картузе. Он уставился на автомобиль с восторгом, а на Вилли Мюллера, уже сидящего за рулем, – прямо с любовью.
– Чего тебе, парень? – спросил шофер.
– Велели отдать господину, – по-латышски сказал мальчик и вручил шоферу сложенную бумажку. Пока Мюллер ее разворачивал, парнишка убежал.
– Что там? – поинтересовался Лабрюйер.
– Не понимаю – всего одно слово…
– И какое слово?
– «Гросс-Дамменхоф».
– Покажите!
Но на бумажке ничего больше не было – только это написанное карандашом название.
– Дитя что-то напутало, – сообразил Стрельский.
Бумажку выбросили и дальше поступили почти так, как решил Лабрюйер. Он со Стрельским остался караулить банку Авотинга, а молодежь умчалась ловить ормана.