Аким сам уже бежит, но у него опять заедает левое «колено», бежит, хромает. Да скорее идёт быстро, разве с неисправным «коленом» побегаешь.
И опять удар, взрывная волна догоняет его, щит у него висит на спине, так его она толкает в щит, он летит вперёд, дробовик теряет, мимо него, в пыли и песке, пролетают казаки.
– Живы? – Орёт взводный.
– Жив, – отзывается Хайруллин.
– Живы-живы, – отзывается Теренчук.
Саблин чувствует себя нормально. Говорит в коммутатор:
– Жив.
Снова встаёт и ищет оружие. А дробовик песком присыпало, в темноте попробуй, найди. Его быстро догоняют гранатомётчики:
– Чего ты? – Орёт на него Теренчук. – Беги.
– Сейчас, – отзывается Аким. Шарит руками в пыли.
Не было такого, что бы он оружие терял.
– Уходите. – Уже едва ли не с истерикой кричит взводный.– Быстрее.
Саблин оружие находит, вскакивает, бежит-хромает вслед убегающим, изо всех сил бежит. А за спиной снова ухает взрыв, но далеко. Только горячий воздух его догоняет с песком. Он не останавливается. Снова бьёт в землю снаряд. Уже ближе, но волна не сбивает его с ног, большой осколок, зло шурша, пролетает мимо, глухо впивается в песчаную стену оврага. Близко пролетел. Он продолжает бежать вслед своим сослуживцам.
А за спиной опять поднимается фонтан из грунта. И опять. Пристрелялись артиллеристы. Каждый новый снаряд точно залетает в овраг. Но это всё уже – там, далеко за спиной.
Когда сил бежать уже нет, он переходит на шаг. Он идёт последний, все его ждут, привалившись к стенам оврага, только взводный стоит.
– Ранен? – Спрашивает он.
– Да нет, вроде…
– А какого хрена копался там в песке? Чего дожидался?
– Дробовик уронил, – говорит Саблин.
– Дурень, – невесело вздыхает урядник Носов.
– А чего хромал? – Продолжает прапорщик.
– «Колено» барахлит, – говорит Аким, понимая, как глупо это звучит, он решает объяснить, – ходил к технику, вроде всё нормально, а как нагрузку дашь, так мотор не тянет.
– Ох и дурак ты, Саблин, – говорит взводный, но без злобы.
А взрывы всё рвут и рвут землю в овраге. Прапорщик смотрит в ту сторону и командует:
– Поднимаемся, казаки, вал к нам идёт. На север отойдём. К нашим.
Взвод отступает к своим, все целы, кроме двух, что были ранены в самом начале дела. Для взводного это главное. А взрывы всё рвут и рвут овраг за их спинами. Но это уже далеко, даже если и долетит осколок какой, так уже на излёте будет. Брони ему не пробить.
Едва уселись, чтобы дух перевести после долгого бега, воду достали, как приехал сотник Короткович. Спрыгнул с БТРа, летит к казакам так, что все сервомоторы пищат. Даже в темноте ясно, что злой, как чёрт.
Казаки встают, строятся.
– Прапорщик! – Орёт сотник.
– Здесь, господин сотник, – вперёд выходит комвзвода Михеенко.
– Причина отступления. Почему отошли с исходных?
– Вывел взвод из-под удара артиллерией противника.
Михеенко даже рукой указал себе за спину, там, вдалеке, на юге, всё ещё били тяжёлые снаряды, перекапывая овраг.
– Это еще по нам молотят, – продолжает прапорщик.
Тут подъехал ещё подсотенный Колышев. Тоже встал в стойку рядом с Коротковичем, и с этакой издёвочкой интересуется:
– И как далеко вы собираетесь выводить вверенный вам взвод из-под обстрела? До родной станицы надеетесь довести?
– Никак нет. – Невесело отвечает прапорщик.
– Задание выполнили? – Не унимается сотник.
– Уничтожили три турели, – оживился Михеенко. – И отступили из-за высокой плотности огня.
– Две турели. – Говорит, вернее, орёт Короткович.
– Три, – не соглашается Михеенко.
– Две, – снова вступает подсотенный, – одна турель была макетом, даже этого вы не знаете, прапорщик.
Михеенко молчит.
– А почему так долго шли, – не успокаивается сотник, – где прохлаждались?
– Никак нет, не прохлаждались, по ходу движения обезвредили двадцать две мины и шесть фугасов. – Говорит Михеенко, уже и сам тон повышая. – Весь овраг – сплошные мины.
Конечно, обидно взводу такое слышать. «Прохлаждались!» За время такого «прохлаждения» двух бойцов потеряли, да две турели сожгли, даже если подсотник Колышев прав.
– Возвращайтесь на исходные, – уже понижая тон, говорит Корткович. – Немедленно!
– Разрешите обратиться, господин сотник, – влезает в разговор Теренчук.
– Говорите, – разрешает сотник.
– Мы вернулись, потому что миной пусковой стол разбило. За столом пришли.
Врёт.
– И ни одной гранаты не осталось, – без разрешения добавляет Хайруллин. – Все постреляли. И что нам в овраге без гранат и стола делать?
– Хайруллин, – тут же ощетинился Колышев, – устав читали? Помните раздел про разговоры в строю?
– Так точно, – отвечает Тимофей Хайруллин.
Замолкает.
– Товарищ подсотенный, – официально произносит сотник,– выдайте взводу новый пусковой стол и гранаты, и проследите, чтобы они незамедлительно вернулись на исходные позиции, скоро начнётся вторая атака. До начала атаки взвод должен быть на месте.
– Будет исполнено, товарищ сотник. – Отвечает Колышев.
Сотник залазит на БТР и уезжает, а недовольный подсотенный берёт несколько казаков и едет с ним получать новый стол и боекомплект.
Саблин едет среди них. Бойцы штурмовой группы понесут гранаты.
Как всегда. Не привыкать. Ну, так хоть покурить на броне успеет, прежде чем набросают ему в рюкзак тяжеленного железа.
Взвод торопится. Там, на западе, в полутора тысячах метров от оврага, снова на исходные выходят части армейцев и казаков. Готовятся к броску вверх по склону.
Противник сорвал атаку, отогнал части с исходных, но при этом «засветил» оборону: дислокацию своих батарей, показал первый ряд траншей, прошёлся снарядами и минами по своим минным полям. А ещё Аким видел, когда забирал тяжёлые и длинные гранаты с грузовика, как на уже подготовленные площадки заезжали самоходки «гиацинты», снайперски точные ста пятидесяти двух миллиметровые орудия с дорогими корректируемыми снарядами. Это для артиллерии противника. И батарею тяжёлых миномётов, тоже видел, как прислуга суетится вокруг них, быстро окапывается, ставят радары контр стрельбы, и разгружает тяжёлые ящики с минами.
Сомнений быть не могло, атака на высоту, на каменный гребень, будет обязательно. И четвёртому взводу второй сотни Второго Пластунского Казачьего полка в этой атаке отводится важная роль. Казаки понимали это, и спешили, за промедление и по шапке получить недолго.
А у Саблина левое «колено» не докручивает. Не разгибается до конца. Хорошо, что он последний идёт. Не мешает другим. Но и последний отставать не должен.. Противоминная дистанция – семь метров, так в уставе записано. Ни больше и не меньше. А попробуй, успей за всеми, если левая «нога» в песок и пыль чуть не по колено уходит. А чтобы вытащить её, нужно усилие приложить, а мотор не тянет, приходится самому. У Акима в глазах от напряжения темнеет, каждый шаг, как последний. А отставать нельзя. Надо же дураком таким быть. Правильно его взводный обозвал. Нужно было у техника новое «колено» просить, а не дал бы, так к сотнику идти. Подлец техник, говорил: Не вижу неисправности. Всё работает.
Постеснялся с ним ругаться, вот и мучайся сам теперь, рви жилы. Винить больше некого.
«Надо взводному сказать, что отстану,– думает Аким,– если потом до сотника дойдёт, и заставят рапорт писать, напишу, что неисправность «колена» получена сегодня в результате обстрела».
И тут по цепи идёт сигнал «стой». Впереди идущий поднимает правую руку. Слава Богу. Хоть постоять, отдышаться. Аким открывает забрало, пьёт воду. Ночь, не жарко. Погода отличная. Красота.
Дальше, вроде, взвод не идёт, казаки скидывают тяжелые ранцы на землю. Работать будут тут. Ещё раз, слава Богу. Пулемётчики тащат пулемёт к краю обрыва, распаковывают, рвут пластиковую обёртку, достают ленты. Первый номер Саша Каштенков выглядывает из оврага, прикидывает угол, темень, мало, что видно, но он говорит своим номерам, где капать. И гранатомётчики готовятся, тащат стол, копают ему гнездо в стене обрыва. Казаки почти все достают лопаты.
Глава 13
Вроде всё, бой попритих. На подъёме, на западе, далеко хлопают одиночные взрывы мин, но это так, больше для острастки. На самом деле китайские миномётчики пристреливаются к новым точкам.
Тихо стало. Ночь. Не жарко. Едва заметен ветерок. Можно не закрывать забрало, воздух почти без пыли. От простого дыхания можно получать удовольствие. Просто дышишь и всё, ночью в болоте такое невозможно. Мошка за минуты сгрызёт кожу. А тут дыши – не хочу… Вот только пух мешает. Сначала его было немного, но ветер чуть окреп и…
Это самое время для цветения колючки, от неё по степи летят тучи пуха, пуха вдруг стало столько, что через него видно плохо.
В лучах фонарей это смотрится на удивление красиво. Но людям не до красоты сейчас. Они заняты делом.
Все понимают, что ничего ещё не закончилось. Ещё три часа до солнца. И значит, что до рассвета будет ещё одна атака. Как минимум одна.
И НОАК, и русские готовятся.
Китайцы не волнуются, они знают, что русских мало. Едва ли их больше, чем самих китайцев, а говорить о снарядах и минах и вовсе не приходится, у русских их всегда в обрез.
Первые две атака Девятый батальон Тридцать Первой дивизии НОАК отбила почти играючи, правда, благодаря действиям пластунов, потеряла во время одной из атака две ценные турели, но это просто автоматы, а среди личного состава потерь не было, и позиции НОАКовцы удержали во всех точках, даже не позволив атакующим приблизиться к ним.
Тем не менее сводный батальон русских из трёх армейских рот, одной казачьей сотни и одной пластунской не собирался ждать ни рассвета, ни подкреплений. Командиру батальона майору Уварову была поставлена задача: к двенадцати часам дня взять первую полосу обороны противника и закрепиться там. Для этого он имел почти четыреста бойцов