Там за её чуть шевелящимися от ветра стенами, сидят говоруны и спорщики, а дальше шуршат траками грузовики, что везут свой тяжёлый груз на юг. А над головой тихо урчит маленький вентилятор, что достали ловкие руки из старой маски, и приспособили его к охлаждению палатки. Тихо, нежарко, спокойно. Вот и всё, что нужно солдату для счастья.
На ужин, старший прапорщик Аленичев расстарался, была тыква.
Огромные оранжевые ломти жареные с острым салом. Объедение.
И кукурузный хлеб свежевший. А после повар принёс две кружки и поставил их перед Саблиным и Карачевским со словами:
– Это от полковника, за траншею.
Аким и руку не успел поднять, как Юрка уже схватил кружку и стал нюхать содержимое.
– Ну, чего там у них? – Спрашивает радист Семён Зайцев.
– Ну, не водка точно, – размышляет второй номер пулемётчиков Сафронов.
– Кофе, – говорит Юрка и ставит кружку перед Саблиным.
А повар приносит тарелку, на которой лежат кружки свиной колбасы, а так же маленькие бутербродики из хлеба и жёлтого повидла.
– Ишь, ты! – Восхищаются казаки. – Вон значит как.
– Саблин, ты никак в офицеры мылишься. – Говорит радист.
Аким молчит растеряно, смотрит по сторонам, а вот Володька Карачевский сразу хватает колбасу, пробует её.
– Не хуже домашней. – Говорит он и добавляет: – Пробуйте, казаки.
Это угощение не из дешёвых, и у себя в станице казаки такое далеко не каждый день едят. Они скромно берут, каждый по кружочку.
Юрка жуёт свой кусок и сразу критикует:
– Перца-то насыпали, аж вкуса не чувствуется, нет, я дома не так делаю.
Не все с ним соглашаются, Акиму, вот, колбаса понравилась. Он запил её кофе. Да и кофе отличный. Терпкий, кислый, настоящий.
– Слышь, взводный, – говорит Каштенков, – а чего это Саблина так кормят? Никак в урядники его прочат?
– Точно, – вдруг догадался Карачевский. – У нас во взводе ни одного урядника не осталось. Кто у нас сейчас замком взвода?
Прапорщик молчит поначалу, смотрит на Володьку неодобрительно, а потом и говорит ему, но больше Саблину:
– Рано ему ещё в урядники, пусть научиться приказы выполнять.
– А кого же тогда в урядники назначат? – Спрашивает радист.
– Да вон, Юрку, – говорит Каштенков.
И все сразу начинают смеяться. Даже Аким смеётся, хотя видит, что смех этот Юрке обиден.
– Чего вы смеётесь, дураки, – чуть обижено бубнит Червоненко, – знаете, каким бы я урядником был.
– Уж ты бы накомандовал, всех извёл бы своими разговорами. – Говорит пулемётчик.
– Эх вы, глупые вы люди. – Машет рукой на казаков Юрка. – Счастья своего не понимаете.
Это ещё больше всех веселит.
После ужина все собираются в охранение, надевают броню, проверяют оружие, связь. Собираются так, словно на настоящее дело идут, хотя понимают, что всю ночь будут курить да разговаривать в окопах. Но правила есть правила, а устав есть устав.
Сменили третий взвод, те ушли. Разбились сначала по точкам. А потом все опять собрались в кучу. Спать никому не хотелось. Снова болтали. В степи ночью хорошо, совсем нежарко, можно шлем за спину откинуть. Тихо, только саранча шуршит, на охоту вышла.
– А что, степь ещё не отцвела? – Говорит радист Семён Зайцев, поймав большую пушинку, что проплывала перед его носом.
– Должна отцвести уже, – отвечает ему Петя Чагылысов.
Он один из самых опытных охотников среди казаков четвёртого взвода. Он лучше всех знает степь.
– А пух летит ещё, – Карачевский ловит ещё одну пушинку.
– То последние, наверно, – сказал прапорщик.
Саблин поднимается над окопом ноги размять, включает фонарь, что в охранение, конечно, делать нельзя, и смотрит на восток. А там сплошной стеной белая пелена из пуха. Ветер несёт миллиарды пушинок на запад, и ветер этот крепнет.
– Нет, – говорит Аким, – не отцвела степь ещё. Пух стеной идёт.
– Странно, – говорит Чагылысов, вставая рядом с ним. – Должен пух уже кончиться.
Тут Саблин с ним полностью согласен. Это и вправду странно.
Утром, ещё до завтрака, когда они только вернулись из охранения, пришёл сотник, с ним Колышев и старший прапорщик Аленичев.
Построения не было, их и первый взвод собрали в столовой и сотник сказал:
– Так, казаки. Есть мнение, и я его разделяю, что два неполноценных взвода лучше свести в один мощный.
Казаки насторожились. Аким смотрела на лица этих опытных воинов, и видел, что эта мысль им сразу не понравилась. И первому, и четвёртому взводу. Вот просто дальше и говорить ничего не нужно. Они дальше и слушать не хотят ничего. А Короткович продолжал, словно не видел недовольства.
– Вот смотрите, у нас в двух взводах на два пулемёта расчётов всего четыре человека, а на два гранатомёта так и того меньше, всего три человека прислуги. То же самое и с штурмовыми, пять штурмовиков на два взвода. Думаю, будет разумным свести всех в один взвод. Получиться отличный ударный Первый взвод. А четвёртый взвод пока упраздним.
И сразу ему в ответ:
– Ну уж нет, так не пойдёт! – Говорит пулемётчик четвёртого взвода Сашка Каштенков.
– Почему нет? Основания для нежелания! – Сразу требует сотник.
Сашка сразу стушевался, не нашёлся, что сказать, но в четвёртом взводе есть Червоненко, уж ему-то всегда есть, что сказать, и причём по любому поводу.
– А чего это Первый взвод получится? Почему не ударный Четвёртый взвод?
– Что ж ты за бузотёр такой, Червоненко, – говорит старший прапорщик Аленичев, – чего ты бузу поднимаешь, ну как, по-твоему, может быть четвёртый взвод, если первого не будет? Цифры-то, цифры в школе учил? С чего счёт начинается?
Разве Юрку такой ерундой проймёшь? Он стучит себя по левой стороне пыльника, там цифры и буквы: «2 ПКП 2СТ 4ВЗ».
– А цифры для меня начинаются с четвёртого взвода. – Говорит Юрка. – Я и Саблин, и Каштенков, все оного призыва, записались во Второй Пластунский Казачий Полк во вторую сотню в четвёртый взвод, чего это нам в первый взвод переходить. Нет, мы не согласны.
– Хватит тебе, чего ты к цифрам цепляешься, – начинает его успокаивать старший прапорщик.
– А для меня они важны, под этими цифрами мои друзья погибали, – говорит Червоненко.
Самое странное, что подсотенный Колышев молчит, как в рот воды набрал. Наверное, сразу понимал, что казаки четверного взвода не согласятся на такое сведение. А может, и самому ему это не по душе.
И как ни странно, Саблин тоже считает, как и Юрка Червоненко, и, судя по всему, Сашка-пулемётчик и Володька Карачевский того же мнения. Аким оглядывает остальных своих сослуживцев из взвода и понимает, что все они считают так же, никто из них не хочет, что бы четвёртый взвод упраздняли, даже временно.
– Что за упрямый народ такой, – с сожалением говорит сотник, – ладно, чёрт с вами, но теперь вы всё рано будете одним подразделением. Хоть по бумагам будете разными. Старшим назначаю прапорщика Михеенко, разберитесь с расчётами пулемётов и гранатомётов.
– Есть, есть, есть, – звучат голоса казаков.
Сотник хотел было уже уйти, но остановился:
– Да, чуть не забыл. Пополнения не будет. И после завтрака снимемся. Идём на юг.
Руководство уходит, а казаки остаются, стоят молча, первым прерывает молчание, конечно, Юрка Червоненко:
– Ну, что я вам говорил? А вы мне «балабол, балабол». Так и пойдём всей кучей в самую кашу. Первыми пойдём.
– Юрка, когда же ты заткнёшься уже, а? – Отвечает ему Каштенков невесело.
Все остальным тоже невесело, как и пулемётчику четвёртого взвода.
Глава 5
Грузились дольше, чем ехали. Проехали километров пять и встали на площадке, забитой транспортом. Дальше никак. Дальше всё своё пришлось тащить на себе. Боеприпасы и тяжёлое оружие по песку повезли на БТРах. У жёлтых утёсов, рядом с артиллерийским полком, их ждал пехотой офицер в звании майора.
– Второй полк? – Спросил он, встав на сиденье багги, чтобы лучше видеть пришедших казаков.
– Так точно, вторя сотня второго Пластунского полка. – Сказал Короткович. – Сотник Короткович.
Майор спрыгнул на песок, протянул сотнику руку для рукопожатия:
– Комбат Малышев. А что так долго? Мы вас ещё позавчера ждали.
– Мы после боёв на подъёме понесли большие потери, ждали пополнения, – говорил сотник, пожимая ему руку. – Стояли в охранении.
– И что, получили пополнение?
– Никак нет. – Сказал сотник.
– Здравствуйте, господа казаки!– Крикнул майор.
– Здра-а-а… Жела…. – недружно отвечали казаки.
Тем временем пара солдат ставила у его багги большой планшет, но резкий ветер, порывами поднимая тучи песка, чуть не свалил его.
– Сколько у вас людей, сотник?
– Пятьдесят два в строю.
– Ну, хоть что-то. – Сказал майор, разглядывая казаков. – Господа казаки, решением командования вы направляетесь в моё распоряжение. Мой батальон и ваша сотня сводятся в ударную бригаду. В моём батальоне две роты, Девятая Отдельная штурмовая и Тридцатая сапёрная. И ещё вы. Нам поставлена задача, мы должны прорвать оборону, вот тут, – он показал на планшете место, постучал пальцем по планшету. – Снять мины, пройти две траншеи с дотами, занимаемы противником, снова снять мины и выйти вот сюда. – Он остановил палец на точку. – КДП – вот эта бетонная башня, Контрольно Диспетчерский Пункт. Наша задача – выйти к этому пункту и подняться на утёсы, что находятся сразу за ним. Скинуть противника с этих утёсов. А там у них два дота ещё. Мы должны скинуть противника оттуда и дать двум пехотным полкам начать наступление.
– А, ну понятно, – раздался голос из строя казаков, – мины, траншеи с дотами, мины, утёсы с дотами – всё взять, всё порвать, всех убить, как обычно. Плёвое дело.
Аким даже и не задумывался, кто это всё может говорить. Ему даже голос не нужно было узнавать.
– Червоненко, разговоры в строю! – Рявкнул Подсотенный Колышев.
– Нет, – прервал его майор, – говорите, товарищ казак, у вас есть вопросы?