– Всего один. – Отозвался Юрка.
– Задавайте.
– Мы на подъёме, считай, двадцать человек оставили убитыми и ранеными, а ещё в охранении за неделю до этого десяток потеряли. И опять нас в самую кашу кидают. Вот у нас с казаками вопрос, мы что, на этой войне самые красивые? Больше нас никого нет, что ли? Как какое месиво – так Второй полк Вторая сотня.
– Вопрос ясен, – сказал майор, – значит так, мне поставлена задача прорвать оборону противника. Одного моего батальона для этого не хватит, я просил придать мне самую боеспособную часть, что есть в наличие из тяжёлой пехоты, мне была придана ваша часть. Командование считает, что ваша сотня самая опытная и проверенная. Вот ответ на ваш вопрос, вам всё понятно?
– Так точно, мы догадывались, что мы лучшие, просто хотели это услышать, – заявил Червоненко с заметным сарказмом.
Майор сарказм его игнорировал и продолжил:
– Хорошо, что вы спросили, вовремя. Я хочу, что бы вы поняли, насколько трудная и важная задача стоит пред нами. Да, всё верно, ряды траншей, сплошные минные поля, утёсы и доты с дзотами. И всё это предстоит проломить нам. Да, всё проламывать нам. И нас буду контратаковать во фланги, и артиллерия нас будет утюжить без перерыва, но без нас успеха операции не будет. Мы не возьмём КДП – не возьмём Аэропорт, не возьмём Аэропорт – через три месяца китайцы выйдут к вашим болотам. Вот и всё, что я хотел вам сказать.
– А из хорошего есть, что вам сказать? – Невесело спросил кто-то из казаков.
– Есть, – сказал майор,– во-первых, для пролома первой линии нам предадут танк, а во-вторых, синоптики сговорят, что к нам идёт буран.
По рядам казаков прошёл говор. Казаки явно были рады услышанному. Танк – это серьёзная помощь. Да и буран им был на руку, буран – это всегда минус для артиллерии, связь во время пыльно-песчаного шторма тоже почти не работает. Взаимодействие соединений противника понижается.
– Товарищ майор, а когда начнётся шторм? – Спросил старший прапорщик Аленичев.
– Да уже начинается, – отвечал тот, указывая на ветер, что норовил всё время опрокинуть планшет. – Так что времени мало, господа казаки. Готовьтесь, раскачиваться не будем, как только пыль полетит, так и начнём.
Саблин забивал подсумок патронами, ранец гранатами. Мины выкладывал, не пригодятся мины в атаке. Тем белее тяжёлые мины направленного действия. Тут у БТРов собрались два взвода: и первый, и четвёртый. Теперь это была одна штурмовая группа, и командиром в неё был назначен подсотенный Колышев, чему казаки не очень-то рады были. Не любили его в сотне. Изводил он всех придирками да уставом с дисциплиной. А в боях до сих пор себя никак не проявлял. Одно слово – замком сотни. Первый, кажется, раз Аким видел его с оружием в руках. Ходил среди казаков, смотрел на то, как они готовятся, ну, хоть хватало ему ума советы им не давать.
– Володь, – говорит Саблин Карачевскому, – ты брось в «сосудик» пару «брикетов», пятикилограммовых кусков тротила в алюминиевой оболочке. Может, пригодятся доты рвать.
– Перед нами, вроде, сапёры пойдут, – отвечает Карачевский. – Они доты рвать будут. Володьке тащить «сундук», там и так гранат на десять килограмм.
– Возьми, мало ли, – не отстаёт Аким.
В первом взводе в строю отвалюсь три штурмовика: Кульчий, Семёнов и Тарасов. Все люди опытные, пожившие, повоевавшие.
Аким рад, что такие казаки с ним пойдут. Они собрались рядом с Саблиным, разговаривают. Разговоры у них такие, что слов много не нужно:
– Возьму, наверное, полсотни жаканов. – Размышляет Кульчий.
– Возьми, Андрей, – говорит ему Тарасов, – а я «троек» возьму штуки три.
«Тройка» – тяжёлая граната в три килограмма. Мощная и опасная. Кидать такую надо, имея укрытие, а то и самого задеть может. Но для дотов это как раз то, что нужно. Главное – попасть ею внутрь.
Они укладывают ранцы, спокойны и сдержаны, словно не в бой собираются, а на рыбалку в болото. Всё знают, всё правильно делают, ничего им говорить не нужно. Это их спокойствие, спокойствие людей, что уже поседели в боях, во всех остальных вселяют уверенность. Даже Саблину с ними веселее, хотя и его считают ветераном, хоть у него ещё ни одного седого волоса. Колышев тут же сидит на лавке со всеми. Когда такое было, что бы подсотенный с рядовыми сидел. Сейчас сидит, ни к кому не лезет, молча смотрит, как остатки двух взводов готовятся к бою.
Тут уже и Юрка. Вот он как всегда не замолкает.
– А что обедать-то будет? Или натощак пойдём?
– Будем, будем, – почему-то уверен Каштенков, – а то начнётся буран да война – когда поедим ещё.
– Хорошо бы, – говорит радист Селиванов из первого взвода.
Саблин смотрит на этих людей и удивляется, всегда удивлялся, особенно перед боем, вот сидят, разговаривают об обеде, а кто-то из них не вернётся живым из боя, кого-то изувечит так, что он месяцами буде плавать в биованне, а потом заново будет учиться ходить, говорить, даже есть. И никто из них не трясётся, не болтает без конца, не затыкаясь ни на минуту, не смеётся истерически, не бегает в сортир, не лезет к другим с задушевными разговорами и воспоминаниями. А бой-то будет тяжёлый, может, самый тяжёлый в их жизни.
Прибежал молодой поварёнок и крикнул:
– Вторая рота, обедать.
Казаки головы подняли, смотрят на него, и ни один даже слова ему не сказал. Усмехаются только.
– Казаки, вторая рота тут? – Кричит поварёнок, вытягивает тонкую шею, ищет вторую роту.
– Балда, – отвечает ему Юрка, – второй роты тут нет.
– А где же они? – Удивляется парень.
– Вам, наверное, не известно, рядовой, – назидательно говорит ему Колышев, – что в казачьих частях нет рот, а есть сотни.
– Ах, да, – догадывается молодой солдатик. – Вторая сотня, обедать.
Колышев поднимается:
– Господа казаки, пойдёмте обедать.
Столовая защищена брезентом, иначе ветер нанёс бы в пищу песка.
Тут не только казаки, тут ещё и сапёры, человек пятьдесят. С ними казакам идти в бой.
Только взяли еду, только расселись, не успели начать, как пришёл майор, с ним сотник Короткович и ещё один лейтенант. Опять приволокли планшет, ставят его. Опять что-то объяснять собираются.
Каштенков схватил ложку и, не дожидаясь, пока офицеры начнут, стал есть кукурузную кашу. Юрка, что сидел рядом, схватил его за руку и чуть не силой вырвал у пулемётчика ложку.
– Ты чего? – Удивляется тот.
– Люди выступление готовят, чтобы ты послушал, а ты жрать сразу кинулся. – Говорит Юрка нравоучительно.
– Дай сюда, – Саша вырывает у Юрки ложку, – я и так всё слышу, пусть говорят, авось каша разговорам не мешает.
Наконец, планшет развёрнут так, что бы всем было видно, и майор начинает говорить. Ряды солдат и казаков сидят, его слушают, за еду не принимаются.
– Товарищи, времени у нас нет, мало времени у нас. С каждым часом китайцы всё больше нагоняют сюда людей и техники. Нам удалось на пару часов перерезать южное шоссе, но нет сомнений в том, что они уже до вечера разблокируют дорогу, так как её держат только лёгкие казачьи части. У них юго-западнее Аэропорта, в степи, до пяти моторизированных полков, а на востоке ещё три. Нам нечем им противостоять в степи, у нас только два казачьих полка и две бригады лёгкой пехоты. У них превосходство в два с лишним раза. И силы к ним ещё прибывают. Конечно, они навалятся нам на фланги и продавят их. Это дело трёх дней… Трёх дней в лучшем случае. Но у нас есть опыт предыдущих войн. Один известный в прошлом полководец триста лет назад говорил: Если тебя жмут на флангах – бей в центр.
– Интересно, какой дурак так говорил? – Тихо и невесело спросил гранатомётчик Теренчук.
Юрка, вот ему неймётся, болвану, вскакивает и кричит на всю стловую:
– Господин майор, тут казаки интересуются, а что это был за полководец?
На секунду майор растерялся, он глядит на Червоненко и, только придя в себя после растерянности, произносит:
– Так говорил полководец Наполеон.
– Спасибо, господин майор, – кричит Юрка и так же громко кричит Теренчуку, – Слышал, Теренчук, это никакой не дурак так говорил, а полководец Наполеон.
Над столами катится негромкий смех, солдаты и казаки приподнимаются, хотят посмотреть на Теречука, тот прячет взгляд ото всех, а Юрке украдкой показывает кулак:
– Ну, Червоненко…
– Это хорошо, товарищи, что в такой серьёзной ситуации у вас есть сила духа для шуток, – берёт слово сотник Короткович, но давайте дослушаем то, что скажет товарищ майор.
Говорит он спокойно, но тон его жесток. Смешки сразу утихли, и Майор продолжает. Он рассказывает, как важно для общего дела добиться успеха, что за спинами собравшихся в столовой мужчин их матери и жёны, их дети и что им по любому нужно прорвать оборону врага, взять КДП и скинуть врага с утёса, очистить дорогу для пехоты.
Только всё это лишнее, зря он тратит их время. И казаки, и сапёры и так всё понимают, Саблин смотрит на лица мужчин, что сидят за столами, и видит в них обыденное спокойствие, ни внимания, ни напряжения на их лицах нет. Они уже знают, что бой будет очень тяжёлым, но это ничего не меняет. Как только они съедят положенные для них порции, они все встанут, наденут шлемы, пыльники, разгрузки и ранцы, возьмут в руки оружие и пойдут в бой.
А пока ветер треплет брезентовые стены и крышу столовой, кидая в них песок, майор всё ещё что-то говорит и говорит, а солдаты и казаки ждут, когда он закончит и когда, наконец, можно будет начать есть.
И Саблин ждёт вместе со всеми.
Глава 6
– Пулемёт и гранатомёт не берём, – говорит Колышев. – Стрелковка, ручные гранаты, гранаты для подсвольников, взрывчатка – всё.
Прилетела первая мина, хлопнула метров в ста от выгружающихся из БТРов казаков. Никто не обратил на такую мелочь внимания. Разве что повернулись к разрыву спинами, отвернулись от него, чтобы осколок какой в забрало не залетел. Никто, кроме Юрки:
– Вот вам и первое «зарасте». Не успели высадиться, как по нам уж лупят. Они что, знают, что мы тут?