– Кто-то из нас сбился, – орёт танкист.
Это и так было ясно, Саблин секунду подумал и спросил, пытаясь перекричать ветер:
– Ну, ты не знаешь, мины впереди нас сапёры сняли?
– Ни хрена не знаю, говорю же, потерял своих, они на связь не выходят. Ни авангарда не слышу, ни тех, что сзади шли. Эфир пустой.
Аким показал ему жестом, что разговор закончен и аккуратно спрыгнул с брони.
– Что там? – Спрашивал его Колышев, когда он присел рядом с ним.
– Восточная группа, – отвечал Аким. – Где его пехота, он не знает. Говорит, что потерялись и на связь не выходят.
– Восточная? – Удивлялся урядник Райков. – Неужто мы сбились?
– Они сбились, восточная группа сбилась, – твёрдо проорал Колышев. – Или танк, сейчас подождём, пока вернутся минёры, и пойдём. Нам сапёров надо вытащить.
Оказывается, пока Саблин разговаривал с танкистом, Колышев отправил минёров посмотреть мины. Он не был уверен, что именно тут прошли перед ними сапёры.
И ждать долго не пришлось. Вскоре пришёл Юра Червоненко и минёр Коломиец из первого взвода, Юрка присел рядом и заорал, что есть силы:
– Мин впереди от нас нет, чистый бетон, если и были, их ветром посдувало вместе с песком. Или они детонировали. Пока бетон под ногой, идти можно спокойно.
– Ну, значит, пойдём,– сказал Колышев. – Саблин, Тарасов, вы первые, будьте внимательны, Червоненко с вами идёт, смотрит за минами. Идёте на юг ровно.
– Не свалитесь в их траншею. Смотрите в оба.
– Уж тут в этой темени насмотришь, – отвечал Червоненко. – Увидишь траншею, когда сам там будешь.
– В их траншею нам и нужно попасть, тем более что их сейчас все занесло уже, а вот выскочить на пулемёт нельзя, так что будьте осторожны.
– Принято, есть, – отвечали казаки.
– Вот только сдаётся мне, что сапёры наши западнее, на час надо на запад брать. Или на два. – Сказал Райков. – И траншеи китайские там же.
– Может, и так, но пройдём чуть на юг ровно, если там чисто и мин нет, свернём на запад.
Взяв щит покрепче, чтобы не вырвало ветром, Саблин пошёл на юг, за ним, на шаг левее, шёл Тарасов, а за ним Червоненко. Они пошли по отличному бетону, с которого ветер напрочь сдул песок.
Долго идти им не пришлось, кажется, ветер чуть поутих, песка ему в шлем прилетало поменьше, а как только ветер ослаб, так до его ушей микрофоны донесли знакомый звук.
Да, он был изменён рёвом ветра, да он долетал до него рваными обрывками, но частоту этого звука Саблин не спутал бы ни с чем.
Он остановился и ткнул кулаком в плечевую бронепластину Тарасова.
Тот тоже остановился и открыл забрало.
– Слышишь? – Прокричал Аким.
– Да, – сразу ответил Тарасов.
– Пулемёт.
– Точно. Два, – орёт Тарасов, прислушиваясь и выкручивая микрофоны на максимум. Он машет рукой. – Один на час отсюда, второй на три, бьют попеременно.
Саблин сам прислушивается и сквозь ветер, с трудом, но различает звуки.
– Сапёров наших молотят?
– А больше некого, – кричит Тарасов. – Надо идти туда.
– Юрка, – орёт Саблин, – беги к Колышеву, скажи, что мы сворачиваем на запад, с бетона в барханы, на звук боя, на пулемёты, думаем, что там наши сапёры.
– Есть, только вы не спешите, чтобы хоть вы не потерялись, – орёт Червоненко и уходит назад, к своим.
Тарасов был прав на все сто. Два пулемёта китайцев били, не переставая, один с юга, метров со ста пятидесяти, другой с запада, метров с двухсот. Единственное, что спасало казаков от неминуемой смерти, так это сплошная пелена песка, что летела с востока со всё ещё сильным ветром. Китайцы стреляли не прицельно. Просто кроткими очередями ворошили невысокие барханы огромными пулями. Но патронов у них, видно, были горы. Пулемёты не замолкали.
Они шли, согнувшись и закрываясь щитами, хотя с такой дистанции щит от пулемёта не защитит. Шли неспеша, так как не знали, есть ли тут мины. Но идти им пришлось недолго.
Заметили в густой летящей пыли белые пятна фонарей. У китайцев на шлемах фонари жёлтые, свет от них жёлтый. А это были свои.
У одного из барханов были люди, сапёры, лежали в темноте, шесть человек, один к одному, накрыты пыльниками, один лежал отдельно. И разглядывать не нужно, этот солдат был убит. Над остальными мелькал белый свет фонаря. Это был медик взвода, как казаков увидал, сразу отрыл забрало и крикнул то, что Аким хотел слышать меньше всего:
– Казаки, медик есть? Аптечек у меня нету больше!
Саблин полез в ранец за аптечкой,
– Что у вас стряслось-то? – Спросил Тарасов, присаживаясь рядом с сапёром на песок.
– Да ждали нас тут эти твари, – сразу заговорил тот, – мы первую линию мин сняли, прошли дальше, и тут в упор начал бить пулемёт. Сначала не стреляли, ждали, пока мы ближе подойдём, мы залегли, стали за бархан раненых собирать, так оттуда, – он махнул рукой на запад, – заработал второй, всех в кашу, взводный, вон он, лежит. Первым погиб.
Аким уже снимал разбитые и искорёженные бронелисты с плеча раннего сапёра, откидывал привода, он уже чувствовал, как через капилляры кольчужной перчатки просачивается липкая чужая кровь. Но поднял глаза, взглянул на убитого, что лежал в трёх шагах от него.
– Если бы ветер не усилился, то нас всех бы там перебили, слава Богу, шторм окреп. – Продолжал сапёр. И добавил, обращаясь к Саблину: – Казак, дай блокатор.
Аким быстро нашёл нужный шприц и молча протянул ему.
– А остальные где? – Спрашивал Тарасов у медика. – Вас, вроде, двадцать было.
– Двадцать два нас было, – отвечал тот, загоняя раненому иглу шприца прямо в рану. – Остальные вытаскивают оставшихся раненых.
– Так это не все? – Удивился Тарасов, оглядываясь вокруг.
– Нет.
– Аким? – Окликнул Саблина сослуживец.
– Да, – ответил тот, не отрываясь обработки раны.
– Пойду сапёрам подсоблю.
– Давай.
А ветер снова стал крепчать, он перешёл к следующему раненому. Ветер так стал дуть, что он не успевал раны чистить, их тут засыпало песком, слава Богу, обернулся случайно за спину, а там проблески света в темной мгле. Казаки подходили.
Толю Карповича Аким хорошо знал, был вместе с ним на курсах медиков. Он ему нравился: спокойный, даже тихий человек. Всё схватывал на лету, курсы закончил на «отлично». Настоящий медик, Саблину не чета, который едва «тройку» получил. Карповича приглашать не пришлось. Сам сразу взялся за дело, нового раненого притащили.
– Что тут у них? – Спрашивал Колышев, осматривая раненых. Он, видно, злой был, по голосу слышно. Склонился к Акиму и орал, заглядывая ему под забрало и слепя его своим фонарём. – Как их всех перебили, остальные где?
– Заманили на минное поле, под перекрёстный огонь, сначала огня не открывали, дали один ряд мин снять, дали всем на поле вылезти, а потом ударили с двух направлений. – Говорил Аким, заполняя рваную рану в животе молодого сапёра биогелем.
– Дебилы, – чуть не шипел Колышев, он повернулся к медику сапёру, – рядовой, где ваш взводный?
Медик его из-за ветра не услыхал, вместо него сказал Саблин, он кивнул на убитого, что лежал отдельно от раненых.
– Вон он, взводный их.
Подсотенного перекосило от злости, Акиму показалось, что даже завыл. Или то ветер был.
– Доделывай, – наконец произнёс он Акиму и заорал: – Райков! Райков! Ко мне.
Замком первого взвода, сразу появился рядом с Колышевым.
– Давай раненых эвакуировать, – начал тот.
– Медботы сюда вызвать? – Спросил урядник.
– Под пулемёты? Рехнулся, что ли? – Снова орал офицер. – К танку перетаскивайте их. Мед боты к танку вызывай. Переносите их подвое, быстро всё делайте, Саблин, кого можно уносить?
– Этого берите, – сказал Аким и показал на того, которого уже обработал.
– Червоненко, чего лёг? – Продолжает орать Колышев.
– А что делать? – Сразу подполз к ним Юрка.
– Раненых собирай к танку носи, хотя нет, со мной пойдёшь.
– Куда? – Интересуется Юрка.
– Надо пулемёты их зафиксировать, – кричит подсотенный и машет рукой в сторону западного пулемёта, – туда пойдём, там мину могут быть. Пойдёшь первым.
Они уходят, подгоняемые ветром. Тут приносят последнего раненого, Саблин к нему не лезет, рана тяжёлая, пуля попала в шлем, им сразу занялся Карпович. С раненым возвращаются последние невредимые сапёры.
Итог плачевен, взвод у них был крепкий, двадцать два человека, осталось двенадцать, двое убитых, в том числе и командир, восемь раненых, в том числе трое тяжело. Задание не выполнили.
Замком взвода сапёров, высокий и здоровенный мужик, садится рядом с Саблиным на песок, они смотрят, как казаки и сапёры берут раненых и уносят их в темноту, на север, к танку, последним уходит урядник Райков, отвеченный за эвакуацию. Володька Карачевский льёт воду из фляги на перепачканные кровью перчатки Акима, он очень хочет побыстрее смыть эту кровь, а китайские пулемёты все бьют и бьют в темноту, надеясь попасть ещё хоть в кого-нибудь. Одна из пуль ударяет в бархан, за которым расположились казаки и оставшиеся сапёров. Удар глухой и тяжёлый, все его почувствовали, услышали, настолько он мощный, у Саблина от него мурашки по коже.
Сержант-сапёр сначала сидит рядом с ними молча, но, видно, сидеть так ему невмоготу, он говорит, докладывает, почему-то Саблину и Карачевскому:
– Задание не выполнили, попали под перекрёстный пулемётный огонь. Ничего не успели, только первый ряд мин сняли, они нас словно ждали.
Он говорит негромко, чуть повернувшись открытым забралом к Карачевскому, как будто оправдывается, поэтому Саблин едва слышит его из-за ветра.
– И первой же пулей взводного убило. – Продолжает тот.
Аким стучит этого сержанта по плечу, он прекрасно его понимает. Только вот сказать ему нечего. И ничего, что сержант-сапёр говорит, словно оправдывается, может, даже это и на нытьё смахивает, он его не прерывает.
– Я мужикам говорю, что нужно раненых вытаскивать, послал двоих за ближайшим, и оба под пулемёт угодили. – Продолжал сапёр.