Кажется, этот сержант себя винит, что взводный погиб и что пол взвода полегло на этих барханах под этим ветром. Саблин и Карачевский слушают его, хотя половины расслышать не могут. Пусть выговорится человек. Но не пришлось ему выговориться.
Приполз взводный:
– А Колышев где?
– Ушёл с Юркой пулемёты зафиксировать, – говорит Саблин.
– Пулемёты зафиксировать? – Переспрашивает прапорщик Михеенко.– Он что, собирается траншею брать? У него что, артподдержка есть?
Он орёт сквозь ветер, не понять никак – удивляется прапорщик или возмущается. Саблин, Карачевский да и сержант-сапёр его слушают.
– Мины не сняты, штурмовой взвод потерялся, пулемёты противника целы, половины сапёров уже нет, и он что, собирается траншею брать?
Саблин молчит, молчат и Карачевский с сапёром. А тем временем начинают возвращаться казаки и солдаты, что относили раненых к танку. Они собираются у бархана, за которым прятались Саблин и Карачевский с сапёром и Михеенко. Они собираются около старшего по званию, около прапорщика, хотя по боевому расписанию категорически запрещено собираться в кучи, чтобы одним снарядом всех не накрыло, но сейчас людей это заботит мало. Даже сам Михеенко на это внимания не обращает. Люди хотят знать, что им делать, что будет дальше.
Глава 8
Аким согласен с прапорщиком, нужно отходить, шансов никаких нет. Снова залезть под пулемёты и, пока не стих буран, снять мины?
А дальше что? Уничтожить пулемёты и прыгать в траншею? Ну, допустим, они её возьмут, с потерями, но возьмут, пока пыль да песок несёт ветер. Даже и без штурмового взвода. А что дальше?
Сколько их останется в строю? А перед ними снова будут минные поля, новые пулемёты и новые траншеи, кем их брать? Некем будет их брать, останется только дождаться контратаки и погибнуть всем в эти только что взятых траншеях. Полечь там, как в братской могиле.
Нет, нужно отходить и перегруппироваться, взять подкрепление и снова сюда прийти. Аким это прекрасно понимал и был согласен с прапорщиком, когда тот начал говорить, вернее, орать:
– Казаки и бойцы, думаю, что нужно будет отойти к танку и попытаться найти взвод тяжёлой пехоты, что шёл за нами. Радист попытается их вызвать.
– Нет, – орёт Селиванов, радист первого взвода. – Нельзя, выйдем в эфир – сразу накроют, сигнал спрятать негде, ни скалы, ни оврага, сразу запеленгуют, мы тут как на ладони. Надо отходить к БТРам, на исходные, оттуда можно будет выйти на связь. Там экран от скал.
– Да, наверное, так и сделаем, – кричит прапорщик. – Если наш подсотенный не вернётся. Аким, куда они ушли?
– На восток. – Саблин указывает рукой.
– Если через пять минут не появятся, отходим. – Командует Михеенко. – Нужно будет за ними группу отправить. Поискать их с Юркой.
Аким понимает, что это неправильно, не должны они отходить, но сидеть тут, глотать пыль и ждать, что одна из пулемётных пуль рано или поздно прилетит в тебя, ему точно не хотелось. Ну, а раз есть приказ – значит, он его выполнит.
– Охотники пойти искать Колышева и Червоненко есть? – Продолжает кричать прапорщик, а сам, даже не скрываясь, смотрит на Саблина.
Конечно, Аким пойдёт искать их, но не столько подсотенного, сколько бестолкового и болтливого своего дружка Червоненко.
– Я пойду, – говорит он.
– Ну и я тогда, – говорит Сашка Карачевский.
Саблин ему благодарен, хотя и не говорит о том.
– Хорошо, тогда лучше сейчас начинайте, а то буран закончится ещё. Тогда под пулемётами придётся искать их.
Только вот искать казачьего офицера и минёра Червоненко им не пришлось.
Они пришли не с востока, а с юга, Колышев был собран и доловит:
– Мы всё нашли, всё зафиксировали, – он говорил так, что все надежды казаков и солдат на отступление сразу улетучились. – Саблин!
– Тут, – откликнулся Саблин.
– Идёшь к своему другу.
– Это к какому ещё другу? – Удивлялся Аким.
– К танкисту, он тебя уже знает, будешь моим связным, я буду давать тебе данные, ты передавать их танкисту, он будет стрелять. Я на связь выхожу, ты – нет, предаёшь координаты вживую. – Орал подсотенный. – Первая цель – пулемёт на востоке. Там просто огневая точка, как глушим её, сержант, слышите меня?
Минёр его слышит:
– Так точно.
– Как только подавим пулемёт на востоке, вы со своими людьми идёте и снимаете мины, сразу по моей команде идёте, ясно?
– Есть, по команде снимать мины. – Отвечает сержант.
– Саблин, а вы с танкистом и со мной занимаемся дотом, на юге дот, нам надо будет заткнуть его быстро и дать сапёрам работать.
– Есть, – ответил Саблин.
– Казаки, идёте с интервалом в тридцать метров за сапёрами, как только они снимают мины, идёте в траншеи, я надеюсь, что пойду туда с вами. Сразу рывком, пока танк будет бить, доходите до траншей и сразу в гранты. Как умеете. Вопросы?
Под конец этой речи он уже охрип от крика, и на последнем слове голос у него уже сорвался.
– Господин подсотенный, – начал прапорщик Михеенко.– Может, радиста отправим огонь корректировать?
– Нет, – пытается орать офицер, – меня учили корректировать огонь, а радиста нет. Он сейчас в буране и не найдёт места для наблюдения, а я там только что был. Нет, сам пойду, один.
Одни он пойдёт. Никогда за Колышевым такого не водилось. Никогда не стремился он на передовую, а тут сам на рожон лезет на опасное дело. Как выйдет в эфир, так по нему сразу начнут миномёты бить. Ну, допустим, поначалу на ветер надежда есть, что мину точно при таком ветре не бросить миномётчикам, но если он так и будет в эфире висеть, они прицелятся, найдут его, возьмут с коррекцией и накроют. А он всё равно сам хочет идти и один.
Отчего это. Почему так готов рисковать, неужели дела у нас так плохи? Неужели и вправду так нужен этот Аэропорт, что этот нелюбимый в сотне офицер готов лезть в самое опасное место?
Аким, честно говоря, этого не понимал. Но и ему, Саблину, Колышев тоже не самое безопасное задание дал. Как только танк начнёт работать, так его тоже засекут. И через тридцать секунд, ну, через шестьдесят, танку ответят, и прилетят ему не мины, нет, в танк полетят «двухсот десятые чемоданы».
– Вопросов нет, полагаю, что задача ясна. – Орёт Колышев, он подходит к Акиму и вдруг кладёт ему руку на плечи, как лучшему другу, и говорит негромко, так что Аким едва слышит: – Я на вас надеюсь, товарищ Саблин, жизнь людей будет завесить от нас с вами.
– Принято, – говорит Аким.
Ему это всё не нравиться, но разве тут откажешься?
– Я буду на месте через семнадцать минут, вы тоже должны быть у танка через семнадцать минут, ваш позывной будет «броня». Не опаздывайте. Мне после выхода в эфир лежать там будет неуютно.
– Принято, – ответил Саблин.
А Колышев вдруг нашёл его руку в темноте и сжал. Лучше бы не делал так, сразу видно, что не знает правил человек, не знает, что пред атакой или пред каким другим опасным делом казаки не прощаются. Плохая это примета.
Он успел добежать до танка за отведённые ему семнадцать минут, даже быстрее на две минуты. Танк так и стоял на том же месте, с востока заметённый песком до башни.
Он забрался на него, стал опять стучать по броне прикладом дробовика. На это раз ему не открывали, тогда он спрыгнул и стал ходить пред курсовыми камерами, махать перед ними руками, чтобы хоть так привлечь к себе внимание. Только после этого в башенке открылся люк.
– Пехота, чего тебе? – Проорали сверху танкист.
– Спите вы там, что ли? – Недружелюбно отвечал ему Саблин.
– Нужно чего тебе? – Так же недружелюбно спросили сверху.
Аким залез на броню и сказал:
– Друг, нужно огнём поддержать, наши сейчас атаку готовят, пулемёты сбить нужно.
– Твой код и позывной, – коротко спросил его танкист.
– Слушай, – Аким подошёл к нему поближе, – слушай друг, я не знаю кода, и позывного у меня нет.
– Офицерский код, код приказа должен быть, и позывной должен, я без этого не могу огонь открывать. Не могу тратить боекомплект и не могу демаскироваться.
– Да я знаю, но нету у меня кода.
– А ты хоть из какой группы? Из восточной? – Орёт танкист.
– Нет, мы из центральной, – отвечает ему Аким.
– О нет, прости, друг, так не пойдёт, – танкист качает шлемом.
А тут как раз и Колышев вышел на позицию.
– «Броня», «броня», я на месте, готов вести передачу. – Звучит в наушниках шлема Саблина.
Всё, отсчёт пошёл, сколько секунд нужно, чтобы китайский боец радиоэлектронной борьбы, засёк выход в эфир. Сколько секунд нужно, чтобы он вычислил точку передачи сигнала? Сколько секунд нужно, чтобы передать данные миномётчикам? Сколько секунд нужно, чтобы расчёты кинулись к своим миномётам и приготовили мины?
А танкист продолжает говорить:
– Вам и танк не полагался, извини, но мы приданы восточной группе.
Он начинает спускаться вниз, вроде как закончив разговор. У них внутри танка светло, и тут свет снизу попал на танкиста, Аким разглядел его немолодое лицо.
– Да стой ты, товарищ, – он схватил его за комбинезон. Крепко схватил. – Надо атаку поддержать, пулемёты не заткнуть без вас.
– Чего ты? – Стал злиться танкист, вырывая комбинезон из руки Саблина. – Отпусти.
Аким держит его и в это же время слышит, как Колышев снова говорит в наушниках:
– «Броня», я готов, дай пристрелочный на «тридцать, двенадцать», азимут восемьдесят, по планшету «тридцать, двенадцать». Жду пристрелочный.
Тут своему сослуживцу на помощь ещё один танкист пришёл, стал орать снизу из освещённого нутра танка, пытаясь снизу разглядеть Акима:
– Отвали, казак, не дуркуй, чего не понимаешь, не можем мы снаряды тебе отдать, придёт сейчас приказ восточную группу поддержать, а у нас снарядов нет, и что нам делать, под трибунал идти?
Аким не знает, что им делать, если им приказ придёт, может и под, трибунал идти, но сейчас ему нужна поддержка, ему нужен огонь.
А в коммутаторе голос уже удивлённый, Колышев не помает, отчего молчит танк. Ему там плевать, что их группе танк не придан,