– Спасибо. – Она отпила немного, глядя на него поверх края стакана.
Дерик Иден приподнял свой стакан и улыбнулся:
– Очень шумно здесь, правда?
Для человека пишущего, подумала Синди, он на редкость неоригинален. По его расчетам, она сейчас должна сказать: «Да», и тогда он предложит: «А почему бы нам не поехать куда-нибудь, где поспокойнее?» Текст, который последует за этим, тоже нетрудно предугадать. Синди решила потянуть время и еще глотнула виски. Она размышляла. Конечно, если бы Лайонел был в городе, она бы не стала возиться с этим газетчиком. Но Лайонел, к которому она всегда обращалась за утешением в периоды семейных бурь и которого держала при себе на случай, если с Мелом дело дойдет до развода – а Лайонел готов был хоть завтра жениться на ней, – сейчас находился в Цинциннати (а может быть, в Колумбусе?) и занимался тем, чем занимаются архитекторы, когда выезжают куда-нибудь по делам; вернется он только дней через десять, а то и позже.
Мел не знал о романе Синди с Лайонелом – во всяком случае, точно ничего не знал, хотя, наверное, подозревал, что у нее есть любовник. Но, как догадывалась Синди, ему, по всей вероятности, это было глубоко безразлично. Просто теперь он мог больше времени отдавать аэропорту и совсем не думать о ней; надо сказать, этот чертов аэропорт портил им жизнь хуже иной любовницы.
Но не всегда было так.
В начале их брака, когда Мел только что расстался с флотом, Синди очень гордилась им. Он стал быстро подниматься по ступенькам, ведущим к командным постам в авиации, и Синди радовалась этому продвижению, радовалась его новым постам. Служебное положение Мела укреплялось, вместе с ним укреплялось и положение Синди – естественно, общественное: в ту пору они почти каждый вечер бывали на людях. Синди от имени их обоих принимала приглашения на коктейли, ужины, премьеры, благотворительные вечера, а если на один вечер выпадало сразу два светских события, Синди решала, которое важнее, и отклоняла другое приглашение. Для молодого человека, делающего карьеру, ведь так важно быть на виду, общаться с имеющими вес людьми. Даже Мел это понимал. И он покорно всюду следовал за Синди.
Беда была в том, как поняла теперь Синди, что они с Мелом ставили перед собой разные цели. Мел видел в светской жизни лишь средство для удовлетворения своего профессионального честолюбия: главным для него была карьера, а светские обязанности – лишь временное орудие для достижения этой цели. Синди же видела в карьере Мела своего рода пропуск в более высокие и могущественные светские слои. Сейчас, оглядываясь назад, она порой думала, что если бы они тогда, вначале, лучше понимали друг друга, то могли бы прийти к какому-то компромиссу. К сожалению, этого не произошло.
Разлад между ними начался примерно в то время, когда Мела, уже занимавшего пост управляющего аэропортом имени Линкольна, избрали к тому же еще и президентом Совета руководителей аэропортов.
Синди была вне себя от счастья, узнав, что ее муж приобретает вес и влияние в Вашингтоне. А когда его стали вызывать в Белый дом и у него установились непосредственные отношения с президентом Кеннеди, Синди стала готовиться к появлению в высшем вашингтонском свете. В розовых мечтах она уже видела, как гуляет – и фотографируется – с Джекки, или Этель, или Джоан7 на лужайке Белого дома.
Но ничего подобного не произошло. Ни Мел, ни Синди никакого участия в светской жизни Вашингтона не принимали, хотя и могли бы. Больше того, по настоянию Мела они отклоняли даже те приглашения, которые получали. Мел считал, что в своей области сумел сделать себе имя и ему нет нужды заботиться об укреплении своего положения в свете – кстати, это никогда его особенно не волновало.
Когда Синди это поняла, она взорвалась, и между ними произошла грандиозная ссора. Это было еще одной ошибкой с ее стороны. Мел мог бы сдаться на уговоры, а гнев Синди обычно заставлял его лишь тверже стоять на своем. Разлад между ними продолжался целую неделю – с каждым днем Синди вела себя все стервознее и тем лишь ухудшала дело. Стервозность была одним из недостатков Синди, и она это знала. Большую часть времени она старалась сдерживаться, но порой, сталкиваясь с равнодушием Мела, не могла взять себя в руки, и ее бешеный темперамент одерживал верх – так произошло и сегодня, когда она говорила с мужем по телефону.
После этой недели бесконечных препирательств они стали ссориться чаще и уже не скрывали своих отношений от детей, да и едва ли сумели бы скрыть, даже если б захотели. Как-то раз, к стыду их обоих, Роберта вдруг объявила, что теперь после школы будет ходить к подруге, «потому что вы ссоритесь и мешаете мне готовить уроки». Однако постепенно в доме установилось некое подобие равновесия. Время от времени Мел сопровождал Синди на те или иные светские рауты, но только если заранее ей это обещал. А вообще он подолгу задерживался в аэропорту и редко появлялся дома. Предоставленная в значительной мере самой себе, Синди – как не без издевки говорил Мел – с головой ушла в «мелкую благотворительность» и занялась «штурмом светских вершин».
Что ж, возможно, Мелу это и в самом деле казалось глупым, думала Синди. Но, право, надо же чем-то себя занять, а кроме того, ей нравилась борьба за положение в свете – собственно, к этому и сводилась ее деятельность. Мужчинам легко критиковать – у них есть чему посвятить себя. Мел, например, занят своей карьерой, аэропортом, другими обязанностями. А что прикажете делать Синди? Сидеть целый день дома и вытирать пыль?
Синди не питала иллюзий по поводу своего ума. Она не обладала большим интеллектом и понимала, что во многих отношениях не может сравниться с Мелом. Но тут, собственно, ничего нового не было. В первые годы их брака Мел находил ее глупости забавными, теперь же – а в последнее время он только это и делал – лишь издевался над ней. Реалистичнее стала смотреть Синди и на свои актерские возможности: конечно же, из нее никогда не получилось бы звезды. В прошлом она, правда, любила намекать на то, что, если бы не замужество, она достигла бы в театре больших высот. Но это была лишь форма самообороны, стремление напомнить – в том числе и Мелу, – что она не просто жена управляющего аэропортом, но и личность. В глубине же души Синди знала: в своей актерской карьере она никогда бы не поднялась выше второстепенных ролей.
А участие в светской жизни – в мизансценах, разыгрываемых местным обществом, – было Синди по силам. Оно давало ей ощущение собственной значимости, делало ее личностью. И хотя Мел издевался над ней и отнюдь не считал, что Синди чего-то достигла, она все-таки сумела взобраться на несколько ступенек вверх по общественной лестнице и была принята в кругу достаточно известных в свете людей, которых иначе никогда бы не встретила, да и на такие приемы, как сегодня, уж конечно, не могла бы попасть… Вот только сейчас ей очень нужен был Мел в качестве спутника, а он, думая прежде всего о своем чертовом аэропорте, не появился.
Мел, сумевший завоевать престиж и прочное положение в обществе, никогда не понимал стремления Синди к самоутверждению. Да теперь уже и не поймет.
Однако Синди продолжала идти своим путем. У нее тоже были планы на будущее, которые – она знала – приведут в семье к страшной схватке, если они с Мелом останутся вместе. Дело в том, что Синди лелеяла честолюбивую мечту вывести в свет обеих своих дочерей – сначала Роберту, а потом Либби – на котильоне в Пассаване, блистательном событии сезона, открывающем светскую карьеру для родовитых иллинойсских девиц. Естественно, что как мать дебютанток Синди и сама привлечет к себе внимание.
Однажды она вскользь упомянула о своем намерении в разговоре с Мелом, и тот, как и следовало ожидать, вспылил. «Только через мой труп! В наш век устраивать балы для дебютанток с их глупыми квохчущими мамашами – это же смешно», – заявил он Синди. Слава Богу, этот снобистский обычай уже отмирает как анахронизм и кастовая традиция, с которой нация, к счастью, разделывается, хотя – судя по людям вроде Синди – недостаточно быстро. Он же, заявил Мел, хочет, чтобы его дети воспитывались в духе равенства с другими людьми, а не росли самовлюбленными эгоистами, уверенными, что они занимают привилегированное положение в обществе. И так далее.
Вопреки обыкновению Мел, обычно кратко и четко формулировавший свои взгляды, тут говорил долго и пространно.
А вот Лайонел считал, что это правильная затея. Фамилия Лайонела – Эркарт. И в жизни Синди он занимал далеко не главное место – маячил где-то на обочине в виде вопросительного знака.
Любопытно, что свел Синди с Лайонелом сам Мел. Он представил их друг другу на одном официальном завтраке, куда Лайонела пригласили потому, что он как архитектор что-то делал для города, а Мела – из-за его причастности к аэропорту. Они были шапочно знакомы уже несколько лет.
После этого завтрака Лайонел стал звонить Синди, и они несколько раз вместе обедали и ужинали, потом стали встречаться чаще, а со временем у них завязались и более интимные отношения.
В противоположность многим мужчинам, легко смотрящим на роман с женщиной, Лайонел чрезвычайно серьезно воспринял свою связь с Синди. Он жил один – с женой он расстался несколько лет назад, но разведен не был. Теперь он хотел получить развод в надежде, что Синди разведется с мужем и они поженятся. К тому времени, когда у него созрело это решение, он уже знал, что брак Синди весьма непрочен.
У Лайонела никогда не было детей, и теперь, сказал он Синди, он очень об этом сожалеет. Правда, они с Синди еще вполне могут завести ребенка, если не станут тянуть и быстро поженятся. При этом он, конечно, будет более чем счастлив создать семейный очаг для Роберты и Либби и всемерно постарается заменить им отца.
Синди откладывала окончательное решение по разным причинам – главным образом потому, что надеялась наладить отношения с Мелом, в какой-то мере вернуть прошлое. Нельзя сказать, чтобы она все еще была влюблена в Мела: Синди успела обнаружить, что с возрастом начинаешь более скептически относиться к любви. Но она привыкла к Мелу. Привыкла видеть его рядом – так же как Роберту и Либби; а кроме того, подобно многим женщинам Синди страшилась кардинальных перемен в своей жизни.