В своей книге «Резкий удар: история о падении на высоте» Джоуи поведал миру, что причина его лицевого тика заключается в том, что я издевался над ним так же, как и его отец. Я часто кричал на него. Говорил: «Не играй так… играй так!» Я знаю, что без практики не бывает ничего; если я и орал на него, то только для того, чтобы добиться результата. Но поскольку я решил не играть в группе на барабанах, то получил МЫСЛЕННОЕ право самовоплощаться через Джоуи.
У меня была мечта. В самом начале Джоуи был моим переводчиком, мы сидели и играли вместе. Я поставил свои барабаны и сказал:
– Джоуи, сегодня тот самый день.
– Какой, бро? – спросил он.
– Ты поставишь свои барабаны, а я – свои… прямо перед тобой! И мы будем играть и смотреть друг на друга.
Он не понимал. Потом, когда у Aerosmith появились записи, он всегда думал, что если я буду играть с ним на малом барабане – или если я буду играть на тарелке, а он – на барабанах, – люди заметят, что за барабанами двое. А я говорил:
– Послушай I’m No Angel Грегга Оллмана или Grateful Dead, где два барабанщика. Вот это звук.
Битлы пели в комнате со своим голосом… это значит, что там было эхо. Они не нанимали какого-то хитровыебанного звукаря, чтобы убрать это. Они так и записывались. Как только песня выходила, эхо оставалось там навсегда.
У комнаты есть свои звучание и музыка. Можно купить специальную машину и настроить ее под «атмосферу». Когда мы создавали Just Push Play, то сначала записывали пустую комнату. Если сначала записать этот пустой шум, а потом петь сверху него, это все равно что позволить комнате вас обнять. В ней есть стулья, оборудование и люди. Комната – ЕЩЕ один инструмент. Комната в группе.
И вот мы с Джоуи играли вместе, и в начале – к этому я и клоню – на наших лицах появлялась чеширская ухмылка. Он любил меня, а я любил его. Он офигевал от тех трюков, которые я умел. И по сей день он может играть то, что я не смогу никогда. Но тогда, в 1971-м, все сводилось к одному: «Эй, покажи мне это еще раз!»
Я ночь за ночью сидел возле его установки и говорил: «Сыграй тут побольше», потому что он правда не понимал, что после второго куплета – как раз после предприпева, перед припевом – нужно что-то захватывающее и… что бы это могло быть, мистер Барабанщик? Барабанный переход! Предприпев означает: «Оп, сейчас начнется». Куплет – это повествование, а предприпев – это «Оп, сейчас начнется». А потом барабанный переход, чтобы показать, что это важно… отметить эту важность! Конец песни, может, снова предприпев и бридж (суммирование), такой «довесок» к тому, что ты мог сказать в начале песни, чтобы напомнить всем, о чем речь… и БАМ, снова куплет, и все. А во время куплета и затихания… давай, сыграй на барабанах еще раз. Это то, что я знал, выучил и передал Джоуи. И он играл, и последние тридцать пять лет я жил через него. Я не знаю, как этого не делать.
Знаете, какой альбом я люблю почти что больше всех? Songs in the Key of Life Стиви Уандера, в основном потому, что там решил сделать барабанщик, Рэймонд Паундс[2], а именно – не делать то, что говорится в его фамилии. В этой замечательной пластинке почти нет барабанных соло. Можно быть достойным, просто поддерживая всю композицию. Послушайте барабаны в Kashmir Zeppelin. Просто. Понятно. Из-за них песня живет – как нападающий, который защищает квотербека.
Так как я барабанщик и перфекционист, я признаю, что был строг к Джоуи. Но из-за этого он стал лучше. Например, когда мы репетировали на Гавайях, я сел за барабаны и написал барабанную партию на Walk This Way. Вам рассказать эту историю сейчас или когда мы дойдем до Toys in the Attic? Вообще-то, я не говорил, что книга будет идти по хронологии. Как это вообще возможно? (Ха!) Но мы за БАРАБАНАМИ, поэтому… да похуй.
Песня Walk This Way – одна из моих величайших гордостей, и я, конечно, тешу свое ЭГО и все такое, но даже после того, как вы почитаете про Run DMC и Рика Рубина, я все еще думаю, что песня и так была ХИТОМ. И вот доказательство… «Backdoor lover always hiding ’neath the covers» – это невозможно СПЕТЬ, если ты не барабанщик или хотя бы не имеешь хорошее представление о том, что такое ритм.
Вот, мы на арене HIC в Гонолулу, проверяем звук, Джо играл свое соло, и я такой: «Тихо-тихо-тихо… СТОП!» И побежал к барабанам. Джоуи тогда еще не вышел. Он был за кулисами, а мы с Джо начали играть соло Walk This Way, потому что ритм Джо был просто «так-то!». Бада да дам, ба дада дам бам (пауза)… бада да дам, ба дада дам бам. Я сел за барабаны и играл под это, так и родилась партия ударных в Walk This Way.
Битлы пели в комнате со своим голосом… это значит, что там было эхо. Они не нанимали какого-то хитровыебанного звукаря, чтобы убрать это. Они так и записывались. Как только песня выходила, эхо оставалось там навсегда.
Джоуи был не лучшим барабанщиком, когда я вступил в группу, а я тоже был барабанщиком, и у меня была теория, как должна репетировать настоящая группа, чтобы сплотиться – играя ту строку из Route 66 снова и снова, – а еще я написал песню Somebody. В конце концов Джоуи стал самостоятельным барабанщиком. Ему всегда нелегко давалась партия в конце Train Kept a-Rollin’, но он боролся за свою независимость – то есть возможность самому шевелить четырьмя конечностями – и в итоге стал лучшим рок-н-ролльным барабанщиком. Теперь его правая нога похожа на бицепс из-за игры на бочке.
Джоуи говорит, что я сводил его с ума, из-за меня у него был нервный срыв. Когда мы были вместе на реабилитации «Степс» в Малибу в 1996 году, со мной начали спорить.
– В чем смысл приводить сюда того, кто принимает дальше?
– Вы че, блядь, несете? – спросил я.
– Твой барабанщик! Он на кокаине, у него тот тик, который возникает только у кокаинщиков.
А потом мне пришлось все объяснять – но я понятия не имел, что объяснением был я сам.
Итак, мы все живем и работаем вместе и уже начали играть на концертах. Конечно же, время от времени мы цапаемся, но ни у кого нет сомнений, что нас ждет успех. Все были абсолютно преданы делу. Ни одна моя группа не доходила до такого уровня. До того как мы переехали на 1325, я смотрел на Тома и начинал: «Ты же не уходишь?», «Ты что, трус?», «Мы же едем, да?». Сейчас становится все меньше и меньше городов, где начинающие группы могут играть… и облажаться. Попробуйте облажаться! Мы смогли – и вы сможете!
Джоуи Крамер – тот, кто привнес в Aerosmith фанк и все такое, потому что до этого он играл в черных группах и считал, что чувствует эту музыку. Разумеется, он и не представлял, во что вырастет. Он такой са-мо-быт-ный. Даже его ошибки впи-и-и-сываются!
А еще со мной был старый приятель и соратник по банде Рэй Табано. Он присутствовал с самого начала. Не самый лучший гитарист на планете, но чокнутый засранец. Чокнутый Рэймонд. И я хотел, чтобы в нашей группе были две гитары (как и у многих других… The Stones, например). Где-то через год Рэя заменил Брэд Уитфорд (в 1971-м).
Как и многие группы, мы жили в одном доме, играли, напивались, шырялись, воровали еду. У нас не было денег… мы тогда умирали с голоду. Я воровал продукты из «Стоп-шопа» (который мы переименовали в «Стоп-крад»). Я шел в магазин, брал говяжий фарш и запихивал в джинсы, где уже был рис. Получалась дешманская смесь, которую можно вылить на хлеб с бурым рисом и морковкой. И так питались все шестеро.
Наша психологическая война началась с молока – что довольно забавно, потому что в 1979-м группа распалась именно из-за пролитого молока. Утром я приносил молоко и ставил его в холодильник; чуть позже я шел налить себе стаканчик, и какого хуя, там оставалась только капля. «Ну, зато мы оставили тебе хоть что-то!» – говорили они. И вот она… психолактологическая суть дела, и это самый шутливый способ описать наши мелкие ежедневные терки в группе. Я правда бесился, но никогда никого не бил. А то, что никто никогда не бил меня, свидетельствует об их выдержке. Наверное, я всех сводил с ума.
Но если ты не выводишь из себя это дерьмо, оно остается внутри и гноится. Группы стараются избегать стычек, но, черт, они действительно могут вдохновить на создание лучших песен. Однажды, в самом начале 1971 года, я написал базовый мотив и текст песни Movin’ Out на водяном матрасе с Джо Перри в нашей гостиной на 1325 Ком-авеню. Я вскочил и закричал:
– Ребята! Вы понимаете, что мы сделали?
– Че такое, бро? – их энтузиазм точно не бил через край.
– Это наш первенец! – провозгласил я. – Первая аэросмитская песня! Круто же!
We all live on the edge of town
Where we all live ain’t a soul around
People start a-comin’, all we do is just a-grin
Said we gotta move out ’cause the city’s movin’ in
Мы все живем на окраине
Вокруг нас нет ни души
Люди приезжают, а мы лишь ухмыляемся
И говорим, что уезжаем, раз город переселяется сюда
В это время вся группа развалилась перед теликом, пила пиво и курила травку. Они и глазом не моргнули, если бы я объявил о конце света.
– Подвинься, ты загораживаешь телик, – ныли они.
– Нет, дружище, – ответил я, – пошли писать новые песни!
– Пф! Уебывай давай! – и они скидывали на меня пепел.
Я настолько взбесился на парней, что пошел в соседнюю комнату, сел за фортепиано, написал новый куплет Movin’ Out, закончил Make It, Don’t Break It и начал работать над Dream On. Короче, до хрена сделал. Может, любовь – правда, лучшая мотивация, но злость занимает почетное второе место.
Альбомы