Знаете, злодеи – не только парни в рок-группах. Жены могут быть настолько же плохими. Я знал некоторых жен, которые изменяли мужьям, пока те были в турах, и парни об этом даже не догадывались! И это я должен носить пояс верности?
Мой друг из группы – я не скажу, кто – прячется за кулисами и тарабанит Королеву блесток с серебряной краской на теле, пока мы накуриваемся в гримерке.
«Эй, а где ты был?» – вопрошаю я, когда вернулся вышеуказанный друг из группы. Но мы все понимаем, когда он подходит ближе. Мы ужасно смеемся, потому что его лицо и рубашка перепачканы серебряной краской. У него серебряные волосы, по всему рту блестки – его пенис выглядел, как железный человечек. А за ним идет сама Королева блесток, и на ее сиськах и лобке стерта вся краска. Вот черт!
Мы сходили со сцены почти к полуночи. Из клуба всех выгоняли и закрывали. Уже три часа ночи, я спускаюсь по лестнице и не могу выйти, поэтому бегу обратно. «Обожемой, ребята, нас заковали! На каждой двери висят цепи». Что же нам теперь делать? Мы заперты с кучей травы, вискарем и толпой горячих голых цыпочек? Единственный способ выбраться наружу – приоткрыть дверь, потом забраться наверх и перелезть через нее, что я и сделал. Я вышел, позвонил Алексу Кули, и прошел час, прежде чем все кончилось… в пятый раз. Знаю-знаю. Тогда мы были моложе.
Вернувшись в гостиницу, я прочитал свою ночную молитву…
Now I lay me down to sleep, I pray the Lord my soul to keep
You keep my soul, I know it’s taken
Hope you don’t mind if I stab my bacon
И сейчас, когда я ложусь спать, я молюсь Господу, чтобы он
сохранил мою душу
Сохрани ее ты, я знаю, что у меня ее нет
Надеюсь, ты не против, если я буду вгрызаться в свое мясо
Девчонкам нужно было всего лишь перевернуть альбом и посмотреть, кто был нашим тур-менеджером, – и если ты в Чикаго, то звони во все отели, где могут остановиться Aerosmith, и тогда выбор падает всего на четыре, набери портье и скажи: «Я ищу Келли, моего кузена, он придет с Aerosmith». Фанатам потребовалось двадцать лет, чтобы это вошло в моду, а мне – двадцать пять, чтобы об этом догадаться.
И все это предполагая – огромное такое предположение, – что тур-менеджер сможет ответить и что ему будет не наплевать на наши низменные потребности. Тур-менеджеры, как я узнал позже, были заняты другими вещами – общались всю ночь с людьми, которых они знали с нашего последнего концерта в этом городе, или людьми с хорошей травкой.
Так много ночей я засыпал с мечтой о том, что две сногсшибательных, развратных близняшки постучат в мою дверь, покроют меня лепестками роз и проведут полуночный ректальный осмотр… Но нет, они так и не пришли. Возможно, они не знали, что иногда я заселялся под именем И. К. Мэлоун. Тогда весь карт-бланш был у цыпочек за стойкой регистрации. «Сейчас поднимусь», – говорили они.
Ты входишь в гостиничный лифт в том городе, где играл вчера, и последний, блядь, человек, с которым ты бы захотел встретиться, это тот, кто кричит: «О! Боже мой! Это вы!» с деревенским акцентом. Этот человек в лифте «Хаятт Хауса» сейчас испытывает что-то вроде божественного видения, а ты еще даже не выпил кофе. К тому времени, когда ты повстречаешь пятнадцатого или двадцатого человека с таким божественным опытом, ты захочешь стать продавцом прокладок из Омахи.
Этим вечером ты приезжаешь домой, просыпаешься на следующий день – в свой выходной! – выходишь на улицу и видишь того стопятидесятикилограммового мужика в трениках, с которым столкнулся вчера в лифте. Он поставил за твоим домом палатку и сушит одежду у тебя на лужайке. Идеально!
Глава 7Шум на чердаке (снежные дни)
The buzz that you’re gettin’
From the crack don’t last
I’d rather be ODin’ in the crack of her ass
Кайф, который ты получаешь
От крэка, долго не продлится
Уж лучше передоз от трещины ее задницы
Тогда еще в мире не было СПИДа. Ты не мог умереть от секса. То были совсем другие деньки. И кокаин! Доктора говорили, что от него не вырабатывается зависимость… вырабатывается привыкание. Тогда не знали, что в какой-то момент наркотики свернут на скользкую дорожку. Наркота, которая когда-то была душой компании, теперь начала вызывать страх и ненависть, стала причиной дьявольского и ненормального поведения, началом лжи.
– У кого, у меня? Не, у меня нет!
– Прости, закончилась, дружище!
– Не-а. Только мне надо сходить в уборную.
Так и появились уборные рок-н-ролла. И так в наш счастливый мир вошли грех и сомнения.
Слава сводит людей с ума – не говоря уже о наркотиках. Но наркотики не были для меня чем-то новым. Я уже давно этим занимался – с шестнадцати лет. Тогда я все время был под кайфом. Это было частью моего образования. Мы с Рэем ставили будильник на четыре утра, принимали синтетическую наркоту, снова ложились спать, а потом просыпались в пять тридцать или в шесть уже в говно. До этого я принимал психостимуляторы, поэтому даже написал стихотворение…
Set your alarm, it’ll do you no harm to get off while you’re asleep
You’ll get off so fast, with the next hit you blast
You’ll do in a day what you could in a week
Поставь будильник, ничего страшного, если ты накидаешься во сне
Ты так быстро окажешься под кайфом
И сделаешь за день то, что обычно занимает неделю
Мозг понимает, что ты принял желаемое, и просыпается. Мы вставали и ползли в школу. Я курил травку и слушал битлов, пытаясь расшифровать их тексты. Все это было неотъемлемой изюминкой того времени.
Мама все меня спрашивала: «Если ты и так под кайфом от того, что наконец-то стал знаменитым, зачем тебе еще?» Но я продолжал принимать. Когда ты растешь под наркотиками, то, скорее всего, будешь принимать их до конца жизни. Я никогда ими не заглушал боль. Я закидывался и бежал по холму к лыжной базе. Или ехал к водопадам Баш-Биш на севере штата Нью-Йорк и гулял весь день по лесу. Под наркотой я с пятницы до вечера воскресенья катался по акведуку на минибайке с Томми Табано, братом Рэя, который скончался в прошлом году. Благослови его Господь. Он был важной частью моего прошлого.
И вот мы все бежали или лежали в постели с одной девушкой… Мэри Джейн. Я был хорош на сцене, так почему бы не принимать наркотики? Я уже привык к адреналину, так почему бы не принимать больше, как завещал Слай Стоун? И наплевать на неприятные последствия. С этой группой случалось и такое, что не было вызвано наркотиками, хотя и редко. Я всегда чувствовал, что мы не можем сделать шаг вперед, не шагнув сначала назад два-три раза.
С жизнью надо считаться. С зимой надо считаться. Для холода нужно что-нибудь теплое. Рождение ребенка? Шот «Джека Дэниелса», чтобы отпраздновать. Вино… кровь Христа. Но для меня существовала только ЭЙФОРИЯ. Почему? Воспоминания об эйфории зависят не только от наркотиков. Тут замешаны детство и лучшие воспоминания тех времен – вот что приносит эйфория. Aerosmith принимали наркотики. Могут ли они опустить тебя на дно? Да. Но в чем весь смысл жизни? Наблюдать, как рождаются киты; держать на руках крольчонка; получать нового щенка на Рождество… это чувство ПРЕКРАСНОГО. Это все, чего действительно хотят люди. Говорят, что у тебя всегда есть выбор между страхом и любовью. Я верю. Но все, что нам правда нужно под конец длинного и сложного дня, – быть обласканными, достичь оргазма, заняться любовью и быть счастливыми. И это эйфория…
К тому времени, когда начал вырисовываться второй альбом, мы все были независимы. Мы больше не делились наркотой; каждый чувствовал себя богом, способным на что угодно. Мы штурмовали Америку – три шоу подряд – каждый вечер устраивали встречи (это когда группа быстро болтает и пожимает руки фанатам, которым удалось пройти за кулисы после шоу благодаря местной радиостанции), давали теле- и радиоинтервью в каждом городе наших туров. Примерно тогда ситуация конкретно начала выходить из-под контроля, но никто этого не заметил, потому что нам было слишком весело. Сначала наркотики казались абсолютной необходимостью. Нам приходилось быть под кайфом, чтобы выжить, потому что ни у кого не может быть такой сверхъестественной выносливости и энтузиазма.
Когда пришло время записывать второй альбом, Get Your Wings, в 1973 году, Боб Эзрин, продюсер Элиса Купера, должен был стать и нашим продюсером – а это значило, что теперь мы были в большой лиге, на что и намекало название альбома. И вот мы готовились к великому моменту… И тогда пришел Боб Эзрин, послушал нас и написал: «Они не готовы». Я видел эту записку, достал откуда-то. Я до сих пор иногда ее достаю, читаю, и из ушей валит пар. Но Джек Дуглас, который тогда был помощником Эзрина, тоже нас послушал, и ему мы понравились. Он сказал Эзрину, что в будущем мы станем Группой Америки. Джек Дуглас, ебаный провидец!
Слава сводит людей с ума – не говоря уже о наркотиках. Но наркотики не были для меня чем-то новым.
И Эзрин сказал: «Ну, Джек, если хочешь их взять, бери сам». И так у Джека Дугласа появилась работа – мы! – разве не здорово! Естественно, на первой встрече с Джеком мы были слегка обижены. Я думал: «Эзрин думает, что мы не готовы, ну и идите на хуй, ребята!» Я понимал, что мы готовы, потому что знал, какие мы. Вообще-то, тогда никто ничего не знал. Но если ты все-таки побеждаешь, то всегда можешь утверждать: «Понимаешь? Я знал».
С помощью наркотиков мы записывались, ездили в туры, отрывались, трахались – да вообще все подряд. Но мы уже тогда понимали, что у всего этого есть темная сторона, как в песне