Or the justice of peace
За кулисами все зажигают, и мы покупаем у местной полиции
Именно у местной полиции
Или у мирового судьи
Промоутеры выкладывали все за кулисами. Там были тарелка с едой и гора наркоты. И даже если ты не хотел накидываться в этот день, даже если у тебя отваливался нос, потому что он уже был весь в крови от дури, все равно на концертах этого не избежать. Ой-ой! Такая была обстановка.
К концу семидесятых в некоторые вечера я был настолько под кайфом, что нашему тур-менеджеру, Джо Баптисте, приходилось выносить меня на сцену. Промоутер сидел в гримерке с выражением ужаса на лице. Я почти в коматозе, а у него гипервентиляция. Он думал, что выставляет легендарную денежную корову Aerosmith, но теперь с него снимут штаны, потому что певец вышел из строя. Он жив или мертв? Что мне делать? «Давайте, вытаскивайте его на сцену. Не знаю, как он отыграет концерт, но там слишком много народу».
Без проблем. Как только мои ноги касаются сцены, я начинаю носиться. Я не знаю, как это происходит, но да, ты встаешь перед двадцатью тысячами людей, и это уже наркота, это заряженная атмосфера.
И все же поезд шел дальше, мы продолжали нюхать, пока не наступил один день в конце 1978-го, не знаю, где мы были, может, в Спрингфилде, Иллинойс, и я отключился во время исполнения Reefer Headed Woman.
I got a reefer headed woman
She fell right down from the sky
Well, I gots to drink me two fifths of whiskey
Just to get half as high
When the—
Я познакомился с женщиной-воякой
Она упала прямо с небес
Что ж, а я выпил две бутылки виски
Чтобы хоть немного напиться
Когда…
И потом я падаю на сцену, как рыба на суше.
Я редко заходил настолько далеко, но эти несколько раз произошли из-за маленькой проблемки с балансом между ракетным топливом и бухлом. Иногда ты пьешь и выходишь на сцену с пустым желудком, и вот ты прыгаешь, потеешь, от прожекторов отдает жаром, и тогда тебе быстро становится хуево. Когда ты сидишь, укол в задницу распространится по твоей системе за двенадцать-пятнадцать минут. Но если ты бежишь марафон и часто вдыхаешь и выдыхаешь, а-ха-а-ха-а-ха-а-ха, а давление все поднимается, то все будет готово примерно через три минуты после того, как иголка проткнет жопу, из-за ускоренного метаболизма.
И вот что произошло… я был в Портленде, Мэн, напивался. Только прошло Рождество 1980 года, и я ждал, пока приедет Биби. Она там жила, и я был очень взволнован из-за нашей встречи. Она забеременела в Германии, и после тура мы почему-то расстались. Наверное, я был в стадии отрицания, что это мой ребенок, а ей я уже порядком надоел, и она решила, что Тодд Рандгрен будет отцом получше. Биби показала мне фотографии маленькой Лив, и мы оба поплакали перед тем, как я ушел. И, как и каждый вечер, я заказал два мартини «Бифитер». Я выпивал их минут за пять, прожевывал оливки и не блевал. Такая у меня была жизнь в январе 1980-го. Я выпивал две такие штуки, и если у меня было достаточно дури, то на сцене я чувствовал себя отлично, но конкретно в этот вечер у меня вообще не было дури. Дважды за мою карьеру я был пьян в слюни. Ну, чем падать пьяным на сцене перед зрителями и вести себя, как жалкий придурок, где-то полчаса, пока в меня кидают яблоки, я бы лучше сказал: «Ну в пизду! Пожалуйста, давайте отменим концерт, парни, уведите меня со сцены!» Но я понимал, что из-за моего алкоголизма концерт никто не отменит, так что я лег и не двигался, будто я отключился. И чтобы выглядело правдоподобно, я нервно подергал ногой, чтобы ребята посмотрели и сказали: «Смотри, он дергается! Твою мать! У него припадок!»
Я правда хорошо справился, и Джо Баптиста утащил меня со сцены. Клянусь жизнью своих детей, это правда. Вся группа сказал: «Он упал в обморок, и мы унесли его со сцены». Официальная версия. Но зачем меня слушать, это же всего лишь произошло со мной. Я оклемался в гримерке, отоспался в доме Тома Хэмилтона, и тур отложили на неделю.
После того как ушел Джо, он основал Joe Perry Project. Брэд какое-то время играл с нами, а в 1982-м тоже ушел и основал Bradford St. Holmes с Дереком Сент-Холмсом, бывшим вокалистом Теда Ньюджента. Ну охуенно! Если вы спросите Брэда, он, наверное, ответит, что ему пришлось уйти, что он не мог больше этого выносить. Скажет, что ему приходилось выкатывать меня на сцену, кое-как ставить на ноги и надеяться, что случится чудо.
Я заменил Джо Джимми Креспо, потому что он выглядел прямо как Джо, да и играл неплохо. Хорошие длинные волосы, тощий ублюдок, и я подумал – вот оно, бинго! И нахуя мне этот Джо Перри? Но нет, подумайте еще раз.
Тогда наркотики были частью рок-н-ролла. Никто не знал, что будет после многих лет наркомании, и всем было плевать. Это было нужно. Так все делали, даже копы.
Наш продюсер Джек Дуглас нашел Рика Дюфаи на место Брэда. Рик был высоким, с длинными волосами, классный парень, но немного поехавший. А его спросил:
– Как ты попал на сцену? Что ты делал?
– Ну, – ответил он, – однажды я сбежал из психушки…
Оказывается, на его окнах была железная решетка, он снял рубашку, засунул ее в замочную скважину замка на окне и поворачивал, пока окно не открылось, а потом спрыгнул с третьего этажа и сломал обе ноги. Вот так вот.
Он пошел в кабинет Лебера-Кребса и сказал:
– Давайте, врежьте мне со всей дури! – потом, уже на полу, он продолжал: – А теперь дайте мне по лицу ботинком!
– Да хорош, Рик! – сказал я. – Какого хуя ты творишь?
Он хотел, чтобы его избивали. Джек Дуглас его дубасил. Рик любил со мной бороться, однажды он сбил меня с ног, и мой локоть до сих пор немного припухший. Так вот, он меня сшиб, я лежал на полу своей квартиры и сказал:
– Блядь, уебывай отсюда!
Вот и все. Через год его уже не было.
Я был под кайфом где-то год после случившегося, ничего особо не делал, просто был накиданным чокнутым парнем, живущим в Нью-Йорке в моей наркологе. Я все больше и больше окунался в наркотики, а у Ричи Супа по счастливой случайности были свои дилеры – это всегда полезно. У нас был похожий вкус на наркотики и женщин. Я десять лет покупал у Ричи кокаин и героин. Я шел к Ричи домой, и он продавал мне Т – десятую грамма героина, такой кусочек, камешек, – и он был такой сильный, я мог разбивать его на две части, одну засовывать в шприц, героин растворялся и прямиком отправлялся в мою задницу, а вторая часть шла на ложку, и я был под кааайфом часа на четыре, пять или шесть. Я столько раз вскакивал и дрожал в четыре-пять утра. Тогда я звонил ему:
– Бро, мне очень плохо.
Потом я садился в такси – у меня не было денег, так что я просто выпрыгивал из такси и бежал прямиком ко входу в его дом, а сзади меня таксист кричал:
– Эй, а ну вернись!
Я стучал в его дверь, и он всегда что-то мне давал. Ричи был таким охуенным. У него всегда была отличная наркота.
У Ричи были девочки, наркотики и записывающая студия – все, что я хотел, в одном месте, – так что я ехал к нему домой на углу Первой авеню и Восемнадцатой, прятался от мира и просто сходил с ума. Я шел туда, покупал кокаина на сто долларов и потом снюхивал у него дома на пять тысяч долларов. Мы не спали несколько дней подряд. Как и у многих наркоманов, нашим девизом было: «ХИМИЯ – ДОРОГА В ЛУЧШУЮ ЖИЗНЬ».
Тогда мы вообще не прятали наркотики. Мы думали, что невидимы, но все же за нами всегда наблюдали маленькие глазки. Однажды вечером Ричи позвонили и сказали, что кого-то из группы собираются арестовать. «Тебе надо прибраться в квартире», – сказал голос и повесил трубку. Я не помню точно, как развивался сценарий, но мы выяснили, что звонок поступил из Бостона. И все же сажать звезд рок-н-ролла – не лучшая политика. Так не делали. В смысле, только посмотрите на Кита Ричардса в Монреале с килограммами героина в банке из-под соли для ванн. Меня обыскивали сто лет назад, и когда копы правда взяли в руки пакет, то просто забили на него, типа: «Ну нет, это не то».
Мы с Ричи однажды были в отеле Coconut Grove во Флориде. У меня была ломка, но я знал, что у Ричи что-то осталось. Он спрятал героин в своих трусах под яйцами. Я умирал, мне было так хреново, но я доковылял до отеля. Потом барабанил по его двери. «Слава богу, что он там», – сказал я себе.
– Ричи, открывай, блядь, мне хуево.
– Подожди, мне надо отлить.
Он пошел поссать, но был настолько обдолбанным, что наркота свалилась в туалет, и он спустил воду и смотрел, как пакетик уносит в канализацию. А потом мы полночи искали одного копа. Но у него были связи, так что к четырем утра у меня все было супер.
Если у меня не оставалось своего, то я готов был курить все что угодно, будь то кошачий наполнитель или творог. Ричи прозвал меня «Паук», потому что я ползал по полу в поисках кокаина, в надежде, что уронил, но, скорее всего, уже давно скурил. Я всегда искал то, чего нет.
А потом наркотики, которые делали из меня исступленного бога, стали моими врагами. Я начал искать – вещи, которые не терял, людей, которых не было. То, что скрыто для невооруженного взгляда, но ты знаешь, что оно там. Искал, искал, искал… рыскал под кроватью, заглядывал под дверь, выглядывал в окно – расследовал. Я был уверен, что нахожусь под наблюдением, я думал, что за мной следят. Кто? ВБР, разумеется, Воображаемое бюро расследований, мои беспощадные преследователи, вызванные паранойей.
И я представлял не только ВБР. Однажды мы не спали два или три дня подряд, и Ричи увидел, что я стою в дверном проеме с ведром и шваброй.
– Куда ты собрался? – спросил он меня.
– Помыть машину, – ответил я.