– Что это?
– Не переживайте. Это аминокислоты. С ними проще дышать.
Что ж, еще один трюк, который не делают в Америке. Через полчаса и сорок пять минут я писаю в туалете и понимаю, что спина все еще напряжена, но мне не больно. Обратно в отель, посмотрел телевизор, пошел спать, на следующее утро проснулся… а боли нет. Я отвечаю, нет.
Проблемы со спиной кажутся детским лепетом по сравнению с былыми временами, днями насилия и разбоя по Европе. Я помню, как однажды в конце семидесятых мы так разгромили отель в Германии, что Интерпол ждал нас в другой стране. Мы были в Роттердаме и говорим: «В чем дело, офицеры? Мы – международные беженцы? В каком смысле?» Нам нужны адвокаты, пушки, деньги…
У водителей тоже тогда не было проблем со спиной. Однажды, когда мы были в Париже, команда застряла в пробке в автобусе со всем оборудованием. «Ситроен» перегрелся и дымил в центре проспекта Фош или еще какого-нибудь подобного места, поэтому команда просто подняла автобус руками, перенесли его на обочину и дальше поехали на концерт не моргнув и глазом.
Разумеется, тогда они все были суперлюдьми, усиленными наглостью, похотью и колесами. Когда в те дни на концертах Aerosmith за кулисами появлялся врач, они говорили: «Охотник пришел!» И парни из команды подходили к нему, быстро вынимали зубы и говорили: «Боже, у меня вчера выпал зуб!» Немного крови во рту, и у них уже есть рецепт на оксикодон! Они все – кучка чертовых шарлатанов, включая меня. Вот только мне потом выставят счет на шестьсот баксов.
Что сразу после России? Украина? Нет, едем дальше. К Англии. Да, Финляндия. «Привет, Финляндия!» Там мы играли в Хельсинки и парочке других провинций. В странах Восточного блока я оглядывался, а вокруг девушки из ада. Высокие скулы, светлые волосы – не белоснежные, но все же не высветленные, как у стриптизерш. Настоящие русые волосы и крутое тело, и ты просто хотел упасть и врасти корнями у них под ногами. Просто готические девчонки.
У девушек, которые бреют свою киску, потому что ведут активную половую жизнь, есть особое название, и звучит оно так – «Пожалуйста, Выйди За Меня». А те, которые с татуировками на копчике, с логотипом Aerosmith, с крыльями, – вот они горячее всех. А еще те, которые с китайскими иероглифами, и ты не знаешь, какого хуя они значат. Может, сильнее?
Если бы кто-то начал изучать рок-звезд… Может, мне самому открыть в каком-нибудь универе кафедру Сексуальности рок-звезд? Пусть там пишут анализы на тему сексуальности Кита Ричардса, Слэша, Мика Джаггера, Джими Хендрикса и Дженис. Про мальчиков, которых любила Дженис, – и девочек. Тогда мы пришли бы к выводу, что у всех рок-музыкантов есть определенная зашкаливающая ДНК, волосатый монстр с выпученными глазами, который скалится на мамину вагину в момент рождения. Эй, мы росли на Р. Крамбе. У нас есть это в голове.
Все хотят увидеть голых людей. Только я не хочу обнаружить свою сардельку на ютубе. У меня есть специальный человек, Хуан, который проверяет мои гримерки, потому что там всегда есть камеры, которые только и ждут, пока я сниму штаны. Да, блядь!
Так, теперь включайте наш следующий альбом… Just Push Play.
2001 год – следующее тысячелетие. Новое! Улучшенное! Aerosmith! Я пишу с Джо Jaded. Мы в его подвале, записываемся, и я его спрашиваю: «Чем займемся на выходных?» А потому что он не умеет писать стихи и сочинять мелодии, Джо отвечает: «Я отдохну. Мы с женой сходим в кино». И я думаю, блядь, Тереза будет в бешенстве, что мы не идем в кино. Я не могу так просто прекратить писать слова посередине песни. Я не могу петь: «Эй, усталая, ты заставляешь маму улыба-аться, но твоя…», а потом ответить на звонок и продолжить писать: «У тебя мамин стиль, но для меня ты – вчерашний день, такая усталая…» Это как карабкаться по веревке из люка – вы останавливаетесь на полпути, чтобы ответить на звонок ногой?
Когда ты едешь в поезде мысли, то не хочешь останавливаться. Поэтому я поехал в Санапи с моим другом, композитором Марти Фредериксеном, и оставил Джо и Билли дома, пусть идут в кино. Потом мне пришлось разбираться с Терезой, которая орала на меня, почему я не приехал, если у нас выходные. Во мне тлеет злость на Джо и его жену за то, что сдали меня. Мне необходимо это, чтобы дописать песню.
Я с Марти Фредериксеном, мы идем за каноэ и пишем Jaded. В понедельник все возвращаются, мы снова начинаем работать с группой, и Джо понимает, что я дописал песню без него. Марти оставался у него дома, и кто-то прочитал ему лекцию о предательстве, потому что мы дописали песню без Джо. Но, знаете, такое поведение можно простить, даже нужно, они были под кайфом.
Если бы кто-то начал изучать рок-звезд… Может, мне самому открыть в каком-нибудь универе кафедру Сексуальности рок-звезд?
Тогда я не знал, что судьба Aerosmith зависит от этой песни. Донни Айннер сказал нам: если мы не выпустим хит, «Сони» нас кинет. Точка. Так он мне и сказал: «Если бы вы не выпустили эту песню в Just Push Play, мы бы вас кинули». Это как-то жестко. Черт. Но подождите! Я не могу писать на гневе. Я же пытаюсь быть милым трезвым Стиви, который сияет, пока из него вытекает амниотическая жидкость.
У композиторов, когда кто-то придумывает крутую строчку или фразу, другой не говорит: «Вот черт, он хочет забрать всю славу себе». Кто-то выбирает настрой песни и говорит то, о чем ты никогда бы не подумал, и это тебя подталкивает, песня создается, а ты поднимаешься на другую ступеньку. Ты одержим! Ты даже не можешь остановиться, чтобы пописать! Слова песни Jaded – родились ли они от злости?
Когда ты пишешь песню с кем-то, то вызываешь дух момента во времени, обрывки слов, мелодии, соло, парящие в воздухе, колючая проволока, секунды пения. Когда я услышал, как Джо играет свое соло, то сразу понял, куда мне повесить шляпу.
Hey j-j-jaded, you got your mama’s style
But you’re yesterday’s child to me
So jaded
You think that’s where it’s at
But is that where it’s supposed to be
You’re gettin’ it all over me X-rated
My my baby blue
Yeah I been thinkin’ about you
My my baby blue
Yeah you’re so jaded
And I’m the one that jaded you
Эй, мя-та-та-я, у тебя мамин стиль
Но для меня ты – вчерашний день
Такая помятая
Ты думаешь, что все хорошо
Но все ли на своих местах?
Я весь в тебе, потаскушка
Моя грустная детка
Да, я думал о тебе
Моя грустная детка
Да, ты такая помятая
И это я тебя помял
Сиринда умерла 7 сентября 2002 года. Из моего сердца должна была выйти песня.
Когда случается что-то плохое, обычно люди говорят: «Бог. Это все Бог. Мы ничего не решаем. Совпадений не существует, и у всего, что происходит, есть причина». Ну, я точно считаю, что Сиринда не должна была умирать от опухоли в мозгу! Все дело во мне? Я должен был прожить всю жизнь в одном браке несмотря ни на что, пока смерть не разлучит нас? Я должен был все исправить? Ну, грустно признавать, но я не лучший кандидат для спасения неудачных браков. В те дни я сам едва ли справлялся. Или, может, я должен был заставить ее пойти со мной на реабилитацию? «Я упаковал твою зубную щетку, завтра ты едешь со мной». Меня это правда мучает. Я сказал ей: «Я пришлю самолет», но Сиринда не захотела ехать. А кто хочет? Мне надо было приехать и заставить ее. Это могло сработать, но я не знаю. Пока люди не хотят останавливаться, ничего не получается. И даже тогда все под вопросом.
Когда я узнал, что у нее рак, я пытался помочь, но было уже слишком поздно. В «Слоан-Кеттеринг» собрались все мои врачи, чтобы провести анализы, номер в отеле «Граммерси Парк» и бла-бла-бла. Какой грустный конец, это так нечестно по отношению к той, что терпела меня так долго.
В 2006 году я был в клинике медицинского центра «Бет Израэль Диконесс» в Бостоне, и доктор Санджив Чопра (это брат Дипака Чопры) сказал мне своим голосом я-научу-тебя-жизни: «Пора, Стивен. Нужно лечить ваш гепатит С; для такого критического случая время слишком дорого. Вы сами понимаете, о чем я: если с вами все время происходят несчастья, то здесь будет лишь самый неудачный исход».
Я уже несколько лет знал, что у меня гепатит, один врач сказал мне: «Знаете, Стивен, у вас в крови есть что-то странное». Я сдавал кровь три раза в год, чтобы проверить, что происходит с уровнем заражения. Но я никогда не болею во время тура, потому что тогда мое подсознание работает не так, как у других людей. Как будто как только я заболеваю, грипп или что там говорит мне: «Черт, так ты идешь на сцену? Я съебываюсь!» У меня четыре года был гепатит, и это никогда меня не останавливало.
– Да, Стивен, – сказал доктор Чопра, – я очень рад, что ваше подсознание так любезно, что у вас нет симптомов и так далее и тому подобное, но если серьезно, то уже пора.
– Пора? Пора что, доктор Чопра?
– Пора бы группе взять отпуск на год.
– Вот черт! – ответил я. Но подождите, дальше – хуже…
Я оставался у своего шурина, Марка Дерико, потому что тогда мы делали дома ремонт, перестраивали спальни Таджа и Челси и еще много всего. Тереза периодически приезжала все проверять, как и я. Основная часть дома была оцеплена брезентом. Марк не только мой шурин, когда он не строит дома в районе Новой Англии, он также мой сообщник в «Мотоциклах Дирико». Но об этом позже. Он тридцать лет строил дома, одни из лучших во всей Новой Англии, такие и через двести лет не развалятся – двойная изоляция, стандартное отопление, водопровод и все такое. У Марка была бригада из двенадцати парней, которые занимались капитальной реконструкцией, и вот один из них привлек внимание Терезы.