LP Procol Harum, 1967
Науке неизвестно, является ли гениальность свойством семейным, или это нечто сугубо индивидуальное и передается из прошлых жизней. Во всяком случае, если у тебя брат – звезда, то тебе тоже явно захочется попробовать.
По этой скользкой дорожке хаживали многие; но если, к примеру, брат Мика Джаггера Крис не слишком преуспел в этом, то брат Пола Маккартни Майк подошел к вопросу мудро. Он не стал эксплуатировать убойную силу фамилии, взял себе псевдоним Майкл Макгиар и примкнул к трио комедиантов-эксцентриков, которыми так богата британская земля. Группа не без юмора назвалась Scaffold – «Эшафот» – и выпустила очаровательную частушку про чудесное всеисцеляющее снадобье, «Lily The Pink», которая сразу же нашла отклик в широких народных массах.{192}
Scaffold, крайний справа – Майкл Макгиар
Идем дальше: «Отшельники Германа» – Herman’s Hermits. Вот уж совсем позитивные и идейно выдержанные ребята. Все-таки Beatles и Stones, знаете, этакие шалуны, могут позволить себе некоторую политическую некорректность, а эти – никогда не подведут. Знаете, в любой школе бывают отличники – в костюмчиках, улыбчивые, с большими зубами.
Herman’s Hermits песен сами не писали, зато для них писали всякие замечательные люди (включая, например, ребят из будущей группы 10сс). И если бы это происходило у нас, то и говорить было бы не о чем. Но так велика была сила магической радиации, излившейся на Британские острова, что красота и кротость большинства их песен сохраняются и поддерживают нас до сих пор. Воистину, красота – это страшная сила. Честь и хвала «Отшельникам Германа». Их учение всесильно, потому что оно верно.{193}
Herman’s Hermits
Troggs
Еще одна группа из класса Herman’s Hermits, можно сказать – со второй парты, хоть и назывались Troggs («Троглодиты»), но тоже носили одинаковые (чтобы чем-то отличаться) полосатые костюмчики и никогда ни в чем, кроме как в девушках, замешаны не были. Правда, именно они первые записали песню «Wild Thing», которую Джими Хендрикс через год превратил в ядерную бомбу. Простая, незамысловатая музыка, но в ней одновременно и аристократическая сдержанность, и опасность, и нежность.
На первый взгляд должен быть такой английский Росконцерт, а вслушаешься и слышишь, что под людской маской прячется Бог.{194}
Эрик Клэптон, 1970
А про другого тогдашнего гитариста Эрика Клэптона просто так и говорили – Бог. И не только говорили, но и писали на заборах. Идешь по Лондону, а на заборе так и написано: Эрик Клэптон – Бог. Культурные были времена.
LP John Mayall Bluesbreakers, 1969
Эрик начал свою карьеру гитариста в главной блюзовой группе Британии – John Mayall Bluesbreakers, которая в Англии была чем-то вроде блюзовой академии высшего командного состава. Все лучшие гитаристы Англии когда-то играли с Джоном Майалом. Но даже в этом цветнике Эрик Клэптон выделялся особо. Там он и приобрел свой Божественный статус – оттого, что чувства, вызываемые у слушателей пением его гитары, были сравнимы с божественным экстазом.
Джон Майал
Cream
Потом он объединился еще с двумя отъявленными виртуозами – басистом Джеком Брюсом и ударником Джинджером Бэйкером, и возникла супергруппа со скромным, но правдивым названием Cream («Сливки»). Такого еще никто не слыхивал. Группа, правда, существовала недолго – записала четыре альбома и распалась, потому что басист и ударник все время дрались друг с другом, и Эрику надоело их разнимать. Но песня «White Room» («Белая комната») с их третьего альбома – из тех самых времен, когда боги играли на гитарах.{195}
Но вернемся к простым людям. Лондон, вообще-то, населен двумя племенами – одни обычные люди, а другие кокни. Кокни населяют восточную часть столицы. Они порезче, поприземленнее и даже говорят со своим акцентом, не всегда легко постижимым.
И в то время, как в Западном Лондоне царила утонченная психоделия, Восточный Лондон смеялся над ними и продолжал заниматься своим делом, которое хорошо описано во всех книгах Диккенса. У них тоже была своя музыка – жесткая и веселая. И главными у них были Small Faces («Маленькие Лица»). Лица – потому что «лицом» тогда называл себя всякий модный парень; маленькие – потому что все четверо были ростом около метра пятидесяти пяти; но парни были озорные, на ходу резали подметки.
Брайан Эпстайн
И случись же такое, что однажды они пили чай с Брайаном Эпстайном, менеджером Beatles. И он ради шутки подмешал им в чай какого-то гомеопатического средства – наверное, от кашля. Вышли они после чая на улицу – а все светится нездешним светом. И тогда они начали писать совсем другие песни. Например, «Itchikoo Park» с припевом «Вокруг все слишком прекрасно».{196}
Small Faces
У нас в России хорошо знают группу Manfred Mann, но знают по ее прогрессивному периоду, когда они писали длинные сложные песни, а сам Манфред Манн даже сыграл на муге в песне Uriah Heep «July Morning», которая в России была чем-то вроде гимна.
Но до того, как впасть в прогрессив, Manfred Mann писали замечательные простые песни, четко соответствовали каждому модному периоду, менялись каждую неделю и записали одну гениальную песню под названием «Меня зовут Джек» про мальчиков и девочек, живущих в приюте для не слишком хорошо себя ведущих детей.{197}
Чад и Джереми
Manfred Mann’s Band
60-е, Британия. На пасторальных английских лугах овечки в жабо и камзолах жевали странные растения из другой вселенной и тащились, как мыши в обсерватории. Время, когда боги – или полубоги – ходили по земле, когда все знали, что завтра будет лучше, чем вчера; когда новые горизонты открывались каждый час и за пинтой «Гиннесса» в баре решались судьбы вселенных. Время Эдема до грехопадения. Время вечного лета.{198}{199}
Археология(Canterbury And Others)
Бывает так: живет себе некая цивилизация, живет-живет; вдруг – не успеешь моргнуть глазом – пролетит какая-нибудь пара тысяч лет, и нет цивилизации, как корова языком слизнула. Осталась пустыня, и где-то под заносами песка – два-три черепка.
Кентербери
Тут приходят археологи, раскопают эти черепки, задумаются глубоко – а потом возьмут и расскажут нам, как здесь люди жили, что они ели-пили, что думали и какие танцы плясали. И мы скажем: «Вот оно, оказывается, как». А потом подумаем и добавим: «Wow! Совсем как мы».
Вот такая наука – археология.
Из огромной реки музыки, постоянно протекающей через наши сердца, в истории остаются в лучшем случае несколько драгоценных капель; остальное проваливается в трещины времени и лежит там, пылится. Пока не придет археолог, который достанет это и напомнит: а бывало и так.{200}
Hatfield & The North
У меня в жизни получилось так, что в нежном возрасте я мало обращал внимание на творчество продвинутых британских коллективов вроде Hatfield And The North, больше интересуясь другими представителями культуры того времени. Но знал, что и Caravan, и Hatfield происходят из Кентербери (Canterbury), где в конце 60-х – начале 70-х был рассадник прогрессивной музыки во главе с Soft Machine и горячо любимым мною Робертом Уаяттом (Robert Wyatt). Когда же я наконец решился на исследование этого культурно-исторического феномена, грядка, выросшая в тени Кентерберийского собора, вызвала у меня искреннюю радость. По неизвестным науке причинам оттуда произошло десятка полтора групп, оставивших свой след в экспериментальной музыке. При этом все музыканты в один голос утверждают, что ничего особенного в Кентербери не было, город был так себе и для музыки приспособлен мало.
Однако факты – упрямая вещь. Кентербери породил уникальный музыкальный стиль.{201}
Soft Machine
Дэвид Аллен
Все началось с того, что один искатель приключений, битник и музыкант Дэвид Аллен (Daevid Allen), приустав от Парижа, где он проводил дни, беседуя о Пути Вещей с Уильямом Барроузом (William S. Burroughs) и Терри Райли (Terry Riley), переехал в захолустный британский городок Кентербери, известный разве что своим великим собором и «Кентерберийскими рассказами» Чосера.
Уильям Барроуз
Сняв квартиру неподалеку от города, он любовался природой и слушал привезенную с собой огромную коллекцию джазовых пластинок. На волшебные звуки подтянулся зачарованный школьник – сын хозяев квартиры Роберт Уаятт. Рыбак рыбака видит издалека; постепенно они подружились и решили основать группу.
Сначала они назывались Дэвид Аллен Трио (Daevid Allen Trio), потом Аллен снова отъехал во Францию, на зов Уайятта подтянулись еще товарищи – и возникла группа Wilde Flowers. А уж из нее, как из «Шинели» Гоголя, вышли все остальные будущие группы Кентербери, и в первую очередь – легендарная Soft Machine, где снова вернувшийся из Франции Аллен стал гитаристом и певцом, а Уаятт барабанил и тоже пел.{202}
Терри Райли
Кентерберийский подход к музыке заключался в готовности экспериментировать на концертах со всеми звуками, темпами и тональностями – безо всякого снисхождения к простому слушателю. Как-то само по себе подразумевалось, что слушатель находится на той же волне.
В дело шло все; а поскольку все жили в пяти минутах ходьбы друг от друга, то группы вырастали как магические грибы, музыканты переходили из коллектива в коллектив, а коллективы множились. Успех Soft Machine в Лондоне, где они играли в легендарных UFO и Roundhouse, и терлись плечами с Beatles, Stones, Джими Хендриксом и Pink Floyd, проложил дорогу целому кентерберийскому буму.