Советские истребители будто ввинчивались в небо, возносясь вверх так быстро, почти вертикально, что желтоимперские самолеты не успевали даже развернуться для боя. В конце концов они оказались бессильны в борьбе с советскими истребителями, так как тяжелые и неповоротливые бомбовозы непригодны для воздушного боя. Небольшое количество желтоимперских истребителей и разведчиков, сопровождавших эскадрильи бомбовозов, не могло служить им защитой.
Желтоимперский пилот Хамурава, принимавший участие в операции на своем легком самолете-разведчике и успевший, своевременно повернув назад, избежать смертоносного контрудара советских самолетов, такими словами описал мне свои впечатления:
«Сперва я даже ничего не понял. Мне просто показалось, что откуда-то появились наши резервные самолеты.
Но через несколько секунд стало ясно, что я ошибался. У нас нет подобных самолетов. Они отличались прежде всего отсутствием шасси, которые, очевидно, во время полета втягивались внутрь самолета, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Они также были очень маленькими. В каждом из самолетов находился только пилот — ни пулеметчика, ни наблюдателя. Советские истребители, короткие, с широкими крыльями, производили своеобразное впечатление хищных птиц, готовых заклевать врага.
Еще через несколько секунд я убедился, что мое впечатление было не лишено оснований. Советские истребители словно и вправду клевали носами наши бомбовозы, направляясь прямо на них и выпуская множество пулеметных очередей. Видите ли, они были оснащены автоматическими пулеметами, постоянно нацеленными прямо вперед, в направлении полета истребителя. Пули пролетали сквозь пропеллеры, не причиняя им вреда, так как скорость стрельбы пулеметов зависела от скорости вращения пропеллера, и траектория пуль всегда пролегала между лопастями винта. Это старое, но достаточно хорошее средство.
Так советские самолеты начали свою контратаку. Через несколько минут десяток бомбовозов уже летел вниз, полыхая и взрываясь на лету: ведь пули советских истребителей не только пробивали мотор вместе с броней, но и зажигали бензин в баках наших самолетов. Бомбовоз падал вниз, а пламя бензина перекидывалось на бомбы — и наши самолеты буквально разлетались на куски, не достигнув земли…
Вначале я хотел воевать, драться. Но, увидев все это, увидев, что наши самолеты спасти нельзя, что они обречены на гибель, — я решил, пока очередь не дошла до меня, спасти свою машину. У меня не было ни единого шанса против многочисленной эскадрильи быстрых и маневренных советских истребителей. И вот я спас себя, спас свою машину — кажется, единственный из всех наших самолетов, вылетевших с авиаматок в направлении советского побережья…»
Печальный рассказ Хамуравы достаточно подробно и исчерпывающе описывает обстоятельства гибели желтоимперского воздушного десантного отряда. Добавить к нему нечего. Могу только сказать, что пилот Хамурава, рассказывая мне об этом, дрожал всем телом, а лицо его искажали судороги: желтоимперец пребывал под страшным впечатлением боя… Нет, скорее не боя, потому что там, в воздухе, боя не было. Было спокойное и уверенное уничтожения желтоимперских самолетов…
Фугасы, радиолучи, отважные солдаты
Между тем по берегу уже продвигались танковые отряды и моторизованная артиллерия. На сей раз желтоим — перцы решили обойтись без пехоты; только в арьергарде шли автомобили со специальными военными отрядами.
Видимо, опыт прежних операций убедил желтоимперцев в правильности воззрений создателя теории механизированной войны, английского генерала Фулера.
Каких взглядов придерживалось советское командование? Об этом тогда никто ничего не знал. Но развитие событий показало, что советская армия не отказывалась ни от самой современной техники, ни от храбрых солдат, ни от живой силы.
Танковые отряды под защитой морской и моторизованной артиллерии продвигались довольно быстро, опять-таки не встречая на протяжении некоторого времени почти никакого сопротивления. Но это продолжалось недолго. Положение изменилось очень быстро.
Танки шли развернутым строем на расстоянии примерно ста метров друг от друга. За ними двигались следующие ряды, чей путь всегда пролегал в промежутках между предыдущими машинами; в итоге все это создавало строгий шахматный порядок.
Вдруг два передних танка взлетели на воздух. На том месте, где они только что находились, — неожиданно поднялся широкий столб черного дыма, пронизанного огненными языками. Это были взрывы фугасов, земляных мин, преграждавших путь танкам…
Почти одновременно налетели на мины еще три танка. Задние и боковые машины пошли медленнее. Но командование отдало приказ:
— Изменить порядок и перестроиться в колонны. Танки должны продвигаться друг за другом. Вперед!
Я всегда считал, что лучшим документом является точно записанный рассказ очевидца. Поэтому я и сейчас передаю слово желтоимперскому командиру танка «НВ‑400», лейтенанту Араи; находясь в арьергардном танке, он смог вовремя покинуть поле боя и уйти вместе со своим экипажем под защиту морских орудий. Я застенографировал рассказ Араи и привожу его здесь полностью:
«Мы не видели советских войск и не встречали никакого сопротивления до момента взрывов земляных мин.
Эти несколько страшных взрывов были для нас совершенной неожиданностью, ведь агентурные сведения командования не давали никаких оснований полагать, что данный район был заранее укреплен. Так что вам должно быть понятно, что взрывы, уничтожившие два танка авангарда, произвели на нас тяжелое впечатление. А когда вслед за этим налетели на мины еще три танка, — колонны остановились. Командиры отдельных танков (в том числе и я, признаю откровенно) растерялись. Продвигаться дальше только для того, чтобы оказаться взорванным — выбор не из лучших.
Именно в ту минуту радио (как вы знаете, все наши танки оборудованы радиосвязью) принесло мне, как и другим командирам танков, приказ, — перестроиться и идти друг за другом. Этот приказ решал положение. Жертвуя некоторым количеством танков, которые шли впереди и были обречены погибнуть от земляных мин, фугасов, — командование спасало остальные машины, шедшие по пути первых. Понимаете, если передний танк взрывался, угодив на мину, задние машины получали возможность свободно продвигаться по его следам: мины впереди были уже ликвидированы
Колонны снова двинулись вперед, новым строем. Правда, еще несколько танков налетели на мины, но их место заняли другие машины — и наступление продолжалось. Помните, как во время мировой войны командование волнами бросало в атаку живую силу?. Одну волну срезали вражеские пулеметы, — шла вторая; пулеметы косили и ее — на смену ей являлась третья, четвертая, шедшие по трупам солдат из первых волн, пятая, шестая, — пока пулеметы не замолкали, истратив все пули. Так шли и наши машины…
Мы приближались к небольшой рощице. Удивительно, как этого не заметило наше командование, так как даже я, глядя вперед сквозь узкие ориентирные прорези в броне башни моего танка, обратил внимание на странные серебристые радиоантенны, которые высились на опушке между деревьями. То не были проволочные заграждения, поскольку крепления были протянуты слишком высоко, по вершинам деревьев. Но это не были и обычные антенны, так как их было слишком много и они вместе образовывали какую-то странную конструкцию…
Танки наступали. И вдруг передний ряд остановился. Остановился, будто на пути его возникла непреодолимая преграда. Остановился и второй ряд. Я ничего не понимал: согласно приказу, наступление должно был длиться еще достаточно долго. Но я вел свою машину дальше. И так же внезапно остановилась и моя машина. Удивленный самовольным поступком водителя, я крикнул в переговорную трубку:
Что случилось? Почему остановили танк?
Мотор остановился сам. Не знаю, почему, — прозвучал ответ.
Я готов был толкать танк руками. Безумная злоба охватила меня. Это было уж слишком: во время боя мотор отказывался работать!. Но почти тотчас же я вспомнил о том, что остановилась не только моя, но и все остальные машины. Это была не случайность. Я снова глянул в ориентирную прорезь. Машины стояли неподвижно. До опушки оставалось всего метров полтораста. И в ту минуту я снова заметил таинственные антенны: они искрились…
Они искрились так, словно излучали электричество. Я не могу объяснить вам точнее. Прозрачные голубые искры срывались с проводов каждой антенны, летели в нашу сторону и исчезали, будто тая в воздухе. Мне показалось, что я даже расслышал сухой треск, какой издают искры, сы — пящиеся со щеток электромотора. Конечно, мне только послышалось — можно ли услышать тихий треск в реве орудийной пальбы?
Из переговорной трубки донесся голос водителя. Он кричал:
Всему причиной магнето. Оно не работает. В моторе исчезло зажигание, свечи не действуют. Электрическая часть мотора парализована…
Я начал понимать. Искры, срывавшиеся к нам с прово — водов таинственных антенн, свидетельствовали о каком-то излучении. От антенн текли к нам волны электрических лучей; они останавливали работу магнето в моторах, а следовательно, и работу самих моторов… И снова в переговорной трубке раздался голос моего водителя, еще больше смущенного и взволнованного:
— Из рощи вышли советские машины. Они движутся на нас…
Мой водитель ошибся. Это были не танки. Лишь несколько маленьких быстроходных танкеток — и все. Но вслед за ними из-за деревьев выбежали десятки, сотни красноармейцев, вооруженных ручными гранатами, и в ту же минуту из рощицы начали стрелять по нашим танкам пушки скрытой там батареи. Быстро движущийся танк — плохая цель для пушек, особенно когда он все время умело меняет курс. Напротив, стоящий неподвижно танк, — превращает артиллерийскую стрельбу в нечто вроде учебного тира, ибо пушки тогда попадают без промаха…
Советские снаряды расстреливали передний ряд наших танков. Танковые команды попытались встретить советскую пехоту пулеметным огнем, но были уничтожены вместе с танками. Задние ряды танков не могли стрелять по красноармейцам: мешали свои же танки, стоявшие впереди. А когда красноармейцы добежали до линии первого ряда танков, вернее, линии разбитых артиллерийским огнем передних танков, — задние танки вновь ничего не могли поделать: пехота приблизилась вплотную, и пулеметные очереди проходили над ней. Понимаете, это называется «мертвой зоной». Пехотинец, который подобрался так близко к танку, может делать что угодно, танк не способен защищаться…