Наконец партнеры решили, что самое время, пользуясь поднятой шумихой, присоединиться к веселью. Марк связался с юридической фирмой в Майами и примкнул в качестве истца к их коллективному иску. Тодд позвонил по бесплатному междугородному номеру, рекламировавшемуся некой юридической фирмой, в Нью-Йорк и присоединился к ее коллективному иску. Зола предпочла действовать ближе к дому и заявила о своем желании участвовать в деле, которое собиралась возбудить юридическая фирма из округа Колумбия, хорошо известная своей деятельностью в области коллективных исков.
Через несколько часов после этого их завалили бумагами, которые адвокаты, преследовавшие Свифт-банк, выпекали как блины. Их количество впечатляло.
Согласно последним подсчетам, уже заявили о себе около миллиона клиентов Свифта, пострадавших от неправомерных действий банка.
Рамон звонил каждый день, даже в выходные. Он желал знать последние новости о своем деле, и Марк снова и снова объяснял ему, что изначальный отзыв, полученный от «первого эксперта», положителен и они продвигаются так быстро, как только могут. Встреча с великим Джеффри Корбеттом была назначена у Марка на среду, девятнадцатого марта – ближайшую свободную дату, которую он смог найти в своем плотном графике. Совершенно очевидно, что он обязан придерживаться своего судебного календаря, и для новых дел у него почти не остается времени.
Позвонив во вторник, Рамон ошарашил их сообщением, что Эйша, его бывшая, пришла в себя там, в Чарлстоне, и проявила живой интерес к процессу. Марк нисколько не сомневался, что Рамон – вероятно, под влиянием момента – захотел произвести на нее впечатление важными разговорами о том, что нанял адвокатов, дабы выдвинуть обвинение против больницы в преступной врачебной халатности, но был уверен, что Эйша не станет существенным фактором в деле.
Однако он ошибся. В среду ему позвонил адвокат из Чарлстона, некий мистер Моссберг. Поскольку номер был ему неизвестен, Марк по обыкновению колебался, отвечать ли на звонок, но после пятого сигнала все же принял его.
Моссберг начал со слов:
– Я представляю интересы Эйши Тейпер, а вы, насколько я понимаю, – интересы ее бывшего мужа. Правильно?
– Правильно. Рамон Тейпер – наш клиент.
– Вы не имеете права возбуждать дело без участия моей клиентки. В конце концов, она была матерью ребенка. – Тон Моссберга был агрессивным на грани враждебности.
Ну, молодец, Рамон. Считай, что кусок нашего вознаграждения уже уплыл. Именно этого нам не хватало – еще один нахальный адвокат поперек дороги.
– Да, я это понимаю, – отозвался Марк, судорожно выискивая Моссберга в Интернете.
– Мой клиент говорит, что у вашего клиента есть все медицинские документы. Это правда?
– Документы у меня есть, – сообщил Марк. Эдвин Моссберг. Юридическая фирма, шесть человек, специализация – личный ущерб, расположение – центр Чарлстона. Сорок пять лет. Значит, двадцать лет на переднем крае, опыта гораздо больше, чем у любого члена НЮП. Здоровенный мужик, обвисшие щеки, полно седины, дорогой костюм, галстук. Самая крупная на настоящий момент победа – одиннадцатимиллионный вердикт против больницы в Атланте. И куча более мелких, но тоже весьма впечатляющих.
– Можете прислать мне копии? – деловито поинтересовался Моссберг.
– Конечно, без проблем.
– Итак, скажите мне, мистер Апшо, что уже сделано?
В тысячный раз Марк сжал пальцами переносицу и спросил себя: что, черт возьми, я делаю? Потом, скрипнув зубами, ответил:
– Ну, в настоящее время наш эксперт оценивает качество предоставленных медицинских услуг. Через несколько дней у меня будет его отчет.
– А кто эксперт? – спросил Моссберг так, словно знал всех действующих экспертов.
– О нем мы поговорим позже, – заявил Марк, снова обретая уверенность. Пройдоха против пройдохи.
– Я хотел бы увидеть отчет, как только вы его получите. Кругом полно никудышных экспертов, а я знаю лучшего. Этот парень живет в Хилтон-Хед. Я работал с ним несколько раз, и должен добавить – с большим успехом.
Давай, добавляй, буду счастлив послушать о твоих феноменальных успехах.
– Здорово, – прокомментировал Марк. – Перебросьте мне ваш договор, и будем на связи.
– Разумеется. И, мистер Апшо, помните: никакого процесса без участия моей клиентки, вы поняли? Эйша наиболее пострадавшая сторона, и я намерен получить все до последнего цента из причитающейся ей части возмещения.
Давай, давай, супермен!
– Так же, как и я, мистер Моссберг, – сказал Марк. – Хорошего дня.
Он отключил телефон, и ему захотелось вышвырнуть его в окно.
Тодд и Зола спокойно отреагировали на новость. Марк встретился с ними, чтобы быстро перекусить в ресторане возле Окружного суда, где Тодд только что сыграл двойную игру, подписав два договора по делам о нетрезвом вождении, слушавшихся в одной и той же сессии. Имея в кармане семьсот свеженьких долларов, он настоял на том, чтобы расплатиться за всех, и намеревался во второй половине дня дать себе отдых. Хотя ни один из них и не признался бы в этом, мысль о жирненьком легком гонораре от дела Рамона пьянила их и делала жизнь менее напряженной. Зачем суетиться и бегать по уголовным судам и больницам, если серьезные деньги – вот они, только руку протяни? Теперь они посвящали своим уже привычным занятиям меньше времени и реже бывали вместе. Никаких трений между ними не возникало, просто каждому требовалось какое-то личное время.
Чем раньше придешь в суд, тем больше откроется возможностей. Марк и Тодд обычно являлись туда к девяти и принимались за дело. Выдавались удачные дни, но их было меньшинство. Через несколько недель таких игр оба чувствовали, что долго этим заниматься не смогут. Трудно было понять, как Даррелл Кромли, Престон Клайн и им подобные могли проводить всю жизнь, слоняясь по коридорам в готовности атаковать доверчивых людей. Может, они не имели настоящего выбора и это была единственная работа, которую они могли выполнять? А может, для них она облегчалась тем, что они не опасались быть пойманными без лицензии?
Зола перестала прочесывать больницы, хотя ей по-прежнему приходилось отчитываться перед партнерами. Она изменила тактику, сделала ее более утонченной, изысканной и разнообразной, но, так и не заманив подходящего клиента, устала от собственных усилий. То, чем Зола занималась, было настолько лживым, что каждый раз, нацеливаясь на какую-нибудь несчастную покалеченную жертву, она чувствовала себя стервятницей. Вдали от своих партнеров она все больше времени проводила в залах федерального суда, следя за настоящими судебными процессами и состязательной аргументацией. Ее это завораживало, но и немного угнетало. Не так давно она начинала учиться в юридической школе, мечтая стать настоящим адвокатом, теперь же могла лишь наблюдать за их работой и гадать, чем закончится процесс.
– Этот Моссберг получит половину гонорара? – спросила Зола во время ленча.
– Не знаю, – ответил Марк. – Как большинство сфер нашей деятельности, эта для меня нова. Думаю, разделение гонорара они будут обсуждать с Джеффри Корбеттом.
– Корбетт еще не дал согласия на участие, – напомнил Тодд.
– Да, это так. Мы встречаемся с ним девятнадцатого.
– Мы? – переспросил Тодд.
– Да. Я хочу, чтобы ты пошел со мной и все записал.
– Значит, ты будешь адвокатом, а я писарем?
– Младшим партнером.
– Ну, спасибо тебе, здо́рово. А что, если Корбетт скажет «нет»?
– Через два дня после встречи с ним у нас будет встреча с Салли Перлман, она вторая в списке лучших адвокатов по делам о преступной халатности. Если Корбетт откажется, возьмем Перлман. Откажется она – вычеркнем и ее.
– Ты говоришь так, словно знаешь, что делаешь, – заметила Зола.
– Понятия не имею, но чувствую, что становлюсь асом всякого рода фальсификаций, – отозвался Марк.
– Ну и как ты собираешься продемонстрировать свое искусство, если кто-нибудь в фирме Корбетта или Моссберга копнет на дюйм глубже и поймет, что у нас нет лицензий на адвокатскую практику ни в округе Колумбия, ни где-либо еще? Вот что мне во всем этом не нравится. В уголовных судах мы более-менее в безопасности, потому что там никто, похоже, не обращает больше на нас внимания, а нашим клиентам, уверен, наплевать, настоящие мы или нет. Но это уже нечто другое. Это крупные процессы, во время которых куча сообразительных людей будет следить за нами с пристальным вниманием.
– Согласна, – подхватила Зола. – И в этой связи у меня есть идея. Не знаю, сработает она или нет, потому что… ну, потому что мы ведь вообще ничего не знаем, верно? Мы же учились в Фогги-Боттом. Но давайте предположим, что в один прекрасный день сделка будет достигнута и стороны сойдутся на двух миллионах долларов – максимуме согласно виргинским законам. Адвокаты получат треть суммы.
Марк поднял руку.
– Прости, что перебиваю, но, возможно, это будет сорок процентов. Я читал о таких случаях, когда суд одобрял долю в сорок процентов, потому что в процессе участвовало много адвокатов и дело было сложным. Бьюсь об заклад, что Корбетт с Моссбергом потребуют сорок процентов. А у Рамона не останется выбора.
– Еще лучше, пусть будет сорок процентов. Корбетт и Моссберг поделят их поровну, то есть по четыреста тысяч каждой фирме. Мы получим половину от доли Корбетта, то есть двести тысяч. И вот какой ход пришел мне в голову: что, если мы уговорим Корбетта уже сейчас, заранее, выкупить у нас нашу долю и выйдем из дела полностью, пока никто не заинтересовался нами и не начал копать?
– За сколько? – спросил Марк.
– За половину. Сделаем пятидесятипроцентную скидку и спокойненько отчалим с сотней тысяч. – Зола щелкнула пальцами. – Вот так. Мы получаем свои деньги прямо сейчас, и нам не нужно никого дурачить и бояться разоблачения.
– Блестяще! – оценил Тодд. – Мне нравится. А в принципе свою долю гонорара в ходе процесса можно продавать?
– Я внимательно изучила вопрос и нигде не нашла этических норм, запрещающих это делать, – ответила Зола.