– Где эти материалы? – спросил Стрейхан.
Тодд сунул руку в нагрудный карман, вынул флэшку и бросил ее через стол.
– Здесь все, – сообщил он. – Читайте и рыдайте.
Рэкли проигнорировал его замечание.
– У меня есть связи в «Таймс» и «Джорнал». Меня заверили, что обо всем этом им ничего не известно.
Марк с огромным удовольствием улыбнулся Рэкли и заявил:
– Чушь! Наглая нелепая ложь. Хотите сказать, будто вы знаете всех в этих газетах, и не только знаете, но и они настолько вам доверяют, чтобы выдать инсайдерскую информацию? Хорошая шутка! Это при том, что вы всем известны как человек, избегающий журналистов. Бросьте, мистер Рэкли.
– Ну, я-то, разумеется, знаком с адвокатами «Таймс» и «Джорнал», – вклинился Стрейхан. – И можете не сомневаться, что они не горят желанием быть обвиненными в диффамации.
– Вы шутите? – расхохотался Тодд. – Да они будут в восторге, потому что могут позволить себе адвокатов, берущих тысячу долларов в час, которые только и мечтают, чтобы их клиентам каждый день предъявляли иски.
– Что ты в этом понимаешь, сынок! – выпалил Стрейхан, однако это ничего не значило.
Схема, а также то, что Марк с Тоддом были не теми, за кого себя выдавали, явно выбило их из колеи. Рэкли резко отодвинул стул и, взяв чашку, отправился к буфету. Интервентам никаких напитков предложено не было. Рэкли медленно налил себе кофе из серебряного кофейника, положил два кусочка сахару, так же медленно размешал, глубоко погруженный в размышления, вернулся за стол и, сделав глоток, спокойно сказал:
– Вы правы. Это прекрасный материал для первополосной сенсации, но шуму хватит всего на один день, потому что все у меня законно. Я не пересек черту и сам не понимаю, зачем я вам все это сейчас объясняю.
– О нет! – воскликнул Марк. – Одним днем дело не ограничится. Когда будут опубликованы цифры, показывающие, что вы ежегодно получаете с каждой из своих восьми юридических школ около двадцати миллионов долларов, история получит серьезное обоснование. Вспомните, что деньги эти берутся из государственной казны, – и вы получите публичный скандал, которому не будет видно конца.
Рэкли пожал плечами:
– Может, да, а может, нет.
– Давайте поговорим о Свифт-банке, – предложил Тодд.
– Нет, – возразил Рэкли, – мы устали от разговоров, тем более с субъектами, которые пользуются фиктивными именами и водительскими удостоверениями.
Тодд проигнорировал его реплику и продолжил:
– Согласно материалам Комиссии по ценным бумагам и биржам, «Шайло-Сквер Файненшиал» владеет четырьмя процентами Свифта, что делает ее вторым по значимости держателем акций. Мы думаем, что вам принадлежит гораздо больше этого.
Рэкли моргнул и слегка отпрянул, а Стрейхан смущенно нахмурился. Марк полез в свой кейс, достал из него еще один сложенный лист, развернул его, но не подвинул собеседникам.
С того света Горди наносил последний удар.
– У нас есть список крупнейших акционеров Свифт-банка – всего около сорока. Большая часть – это инвестиционные фонды, которые владеют одним-двумя процентами компании. Некоторые из этих фондов – зарубежные и, судя по всему, вполне законно действующие. Но некоторые представляют собой оффшорные прикрытия, маскировочные фасады для других организаций, служащих в свою очередь прикрытием для тех, кто истинно владеет Свифт-банком. Компании с сомнительными названиями, базирующиеся в таких местах, как Панама, Каймановы острова или Багамы. Они почти непроницаемы извне, особенно для таких «нежурналистов», как мы. Мы не имеем полномочий выписывать повестки в суд и ордера или производить аресты. Но ФБР, разумеется, имеет.
Марк пододвинул второй лист через стол. Рэкли спокойно взял его и стал рассматривать схему. Это была схема – продолжение предыдущей, отражающая деятельность, ведущуюся под покровом Свифт-банка. Несколько секунд спустя Рэкли снова пожал плечами, даже улыбнулся и произнес:
– Я не знаю ни одной из этих компаний.
Стрейхан с трудом промямлил:
– Ерунда какая-то.
– А мы не утверждаем, что вы участвуете в их деятельности, понимаете? – сказал Марк. – У нас нет никаких возможностей копаться в делах оффшорных компаний.
– Это я уже понял, – ответил Рэкли. – Чего вы хотите?
– Вы охотитесь за деньгами? – подхватил Стрейхан.
– Нет, вы уже об этом один раз спрашивали, – отозвался Тодд. – Чего мы добиваемся – это правды. Мы хотим, чтобы вы со своей грандиозной махинацией вокруг юридических школ попали на первые полосы газет. Потому что мы – жертвы этой махинации. Мы поступили в одну из ваших фабрик по производству дипломов, погрязли в неподъемных федеральных долгах, которые не можем выплатить, потому что не имеем работы, и превратились в двух недоучек с весьма мрачным будущим. И не мы одни. Таких, как мы, тысячи, мистер Рэкли, мы все – ваши жертвы.
– Парень, который вычертил все эти схемы, был нашим лучшим другом, – продолжил Марк. – Он сломался и покончил с собой в январе. Тому было несколько причин, но одна из них связана с вами. Его студенческий долг составлял около четверти миллиона долларов, эти деньги ушли к вам. Все мы попались в ловушку вашей аферы. Наверное, он просто оказался более хрупким психически, чем мы думали.
На лицах Рэкли и Стрейхана не отразилось ни малейшего признака угрызений совести.
– Спрашиваю еще раз: чего вы хотите? – повторил Рэкли.
– Быстрого заключения сделки по всем шести коллективным искам Свифт-банка, начиная с того, который ведет «Коэн-Катлер» из Майами, – ответил Марк.
Рэкли воздел руки кверху, словно в невероятном изумлении, и обратился к Стрейхану:
– Я думал, что мы на пути к заключению этих сделок.
– Так и есть.
– Согласно сведениям, которые просачиваются из банка в печать, пока лишь ведутся переговоры об этих сделках, но это длится уже три месяца. Правда состоит в том, что ваши адвокаты намеренно тянут время. Миллион клиентов, обманутых Свифтом, заслуживают компенсации.
– Мы это знаем! – огрызнулся Рэкли, теряя наконец самообладание. – Поверьте, нам все это известно, и мы стараемся уладить дело, по крайней мере я думал, что стараемся. – Он повернулся к Стрейхану и приказал: – Разберитесь, что там происходит. – Потом снова обратился к Марку: – Каков ваш интерес в этом деле?
– Это секрет, – самодовольно заявил Марк.
– Мы действительно не можем об этом говорить, – подхватил Тодд. – Сейчас вторник, десять тридцать утра. Сколько времени вам понадобится, чтобы объявить о заключении сделок по всем коллективным искам?
– Не торопитесь, – ответил Рэкли. – Что будет с вашей историей насчет аферы с юридическими школами? Сенсация на первых полосах?
– Можно договориться, – сказал Тодд. – Завтра в четыре часа мы встречаемся с репортером «Таймс».
– С настоящим репортером? – уточнил Рэкли.
– Совершенно верно. Из тех, кто может с любого шкуру спустить. И мы отдадим ему свои материалы. Если он возьмет их, а у нас нет оснований сомневаться, что он это сделает, вы станете злодеем месяца. Более того, эта история привлечет внимание ФБР, которое, как вам известно, уже и без того идет по следу Свифта. Наша история лишь подольет масла в огонь.
– Это все мне ясно, – сказал Рэкли. – Ближе к делу.
– Если Свифт объявит о заключении всех сделок, мы не будем встречаться с репортером.
– И уйдете со сцены.
– Уйдем. Вы ускорите сделку, позаботитесь о том, чтобы истцы «Коэн-Катлера» получили возмещение первыми, и как только деньги дойдут до получателей, мы исчезнем без единого слова. Пусть историю про аферу с юридическими школами раскручивает кто-нибудь другой.
Рэкли долго неотрывно смотрел на них. Стрейхан понимал, что ему лучше помолчать. Прошла минута, хотя показалось, что минуло полчаса. Наконец Рэкли встал и произнес:
– В любом случае у банка нет иного выхода, кроме как пойти на сделку. Он выступит с заявлением сегодня днем. А в остальном, видимо, я вынужден положиться на ваше слово.
Марк с Тоддом тоже встали, более чем готовые поскорее уйти.
– Мы даем слово, примите его на веру.
– Теперь можете идти, – сказал Рэкли.
Глава 37
За выходные Идина Санга не добилась никакого прогресса. Полицейские отказались пустить ее к Абду, хотя утверждали, что он жив-здоров и с ним хорошо обращаются. Она позвонила Золе в понедельник около полудня с последними новостями, которые мало что меняли. Идина рассчитывала на свои связи на разных уровнях государственной бюрократии, но без конца повторяла, что это требует времени.
После четырех дней ожидания, которые она провела, слоняясь по гостинице или вблизи нее, Зола уже лезла на стенку. С Фантой они часами сидели в ее номере и разговаривали, чего не делали уже много лет. С Бо убивали время в гостиничном кафе, чаевничая там по нескольку раз в день. Она звонила своим партнерам, чтобы узнать об их последних злоключениях.
Две комнаты обходились ей ежедневно почти в сотню, если переводить в доллары. Плюс питание в кафе. Золу начинало тревожить ее финансовое положение. Она привезла с собой примерно десять тысяч, три из них уже заплатила фирме мадам Санга в качестве предварительного гонорара за представление интересов ее семьи и решение безотлагательных проблем. Если допустить, что Абду вскоре отпустят, им понадобятся жилье, одежда, пища и тому подобное, а ее бюджет скоро иссякнет. У Золы оставалось еще шесть тысяч на счету в Вашингтоне, и она знала, что в случае крайней нужды партнеры помогут, но почему-то стала очень беспокоиться из-за денег. Когда их схватила иммиграционная полиция, у Абду было восемьсот долларов наличными, у Бо – двести. Все семейные сбережения ушли на адвоката по делам иммиграции, который ничего не сделал. Какое бы будущее ни ожидало их в Сенегале, оно полностью зависело от скудных сбережений Золы.
И вероятность того, что будет необходимо давать взятки, не следовало сбрасывать со счетов.
В понедельник к концу дня их финансовое положение резко ухудшилось. Две полицейские машины остановились напротив входа в гостиницу, и из них вышли четверо офицеров в форме. Зола и Бо пили чай в вестибюле и сразу же узнали двоих из них. Ей с братом было велено оставаться на месте, а портье вручил полицейским ключи от их номеров на четвертом этаже. Один офицер остался с ними, трое остальных сели в лифт. Спустя несколько минут из лифта вывели Фанту и усадили в вестибюле рядом с Золой и Бо.