– Ты мне опять читаешь лекцию?
– Вообще-то я сам не знаю, что делаю, – разве что вот пью пиво. Мы перед ней в большом долгу, Тодд. Еще пять месяцев назад у нее в жизни все было в порядке. Они с Горди жили не тужили. Зола должна была вот-вот закончить юридическую школу и заняться тем, чем она там, черт возьми, собиралась заниматься. Потом явились мы. И теперь она в Сенегале, до смерти напуганная, сломленная, безработная, под угрозой ареста и прочая, прочая. Бедная девочка. Наверное, она проклинает тот день, когда связалась с нами.
– Нет, она нас любит.
– Она полюбит нас еще больше, когда мы переведем ей двадцать кусков.
– Вероятно, Зола оказалась более хрупкой, чем мы себе представляли.
– Думаю, ты прав. Слава богу, что мы с тобой не хрупкие. Сумасшедшие – не исключено, но не хрупкие.
– Точно, сумасшедшие. Пара чокнутых.
– Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему мы это сделали?
– Нет. Ты, Марк, слишком много времени уделяешь размышлениям о прошлом, а я, вероятно, недостаточно. Но что сделано, то сделано. Мы не можем повернуть время вспять и все изменить, не можем перестать думать об этом и пытаться найти во всем этом здравый смысл. Это случилось. Мы сами это сделали. И ничего исправить уже не можем. Черт, хватит с нас того, что нужно думать о ближайшем будущем.
– Никаких сожалений?
– Я никогда ни о чем не сожалею, ты же это знаешь.
– Если бы только я мог щелкнуть выключателем и все отменить… – Марк сделал глоток, уставившись на поле. И через некоторое время продолжил: – Я сожалею о том дне, когда переступил порог юридической школы. Жалею, что назанимал столько денег. Жалею о том, что случилось с Горди. И уж точно я буду очень сожалеть о сделанном, если нас упекут на полгода в кутузку и пришпилят ярлык осужденных преступников.
– Колоссально. Теперь тебя одолевают сожаления. Какой толк оплакивать сделанное?
– Я не оплакиваю.
– А звучит как плач.
– Ладно, оплакиваю. А если ты окажешься в тюрьме, у тебя по-прежнему не будет никаких сожалений?
– Марк, тебе, как и мне, хорошо известно, что садиться в тюрьму мы не собираемся. Точка. Какой-нибудь судья в один прекрасный день приговорит нас к тюремному сроку, но когда это случится, нас в этом суде не будет. Нас не будет даже в городе, а возможно, и в стране. Согласен?
– Согласен.
Глава 39
В четверг, в девять часов утра, сразу же после открытия, Марк и Тодд вошли в свой новый банк на Фултон-стрит. У них была назначена встреча с менеджером по работе с клиентами, и вскоре они уже рассказывали ей свою витиеватую историю о том, почему им срочно необходимо перевести двадцать тысяч долларов юридической фирме в Сенегале. Зола прислала по электронной почте подробнейшие инструкции о том, как это сделать. За недолгую банковскую карьеру их собеседнице еще не доводилось проводить подобные операции. Она сделала несколько телефонных звонков и выяснила, как ранее это сделали Марк и Тодд, что нужно узнать курс обмена доллара на западноафриканский франк. Доллары сначала перевели во франки, после чего перевод был санкционирован мистером Лусеро, старшим партнером фирмы. Процедуру запустили, и, если все пройдет хорошо, деньги должны были прибыть в Сенегал в течение суток. Транзакция заняла целый час, поэтому у Марка с Тоддом оказалась куча времени, чтобы очаровать менеджера по работе с клиентами своими умными разговорами и личным обаянием.
Когда деньги уже были в пути, Марк с Тоддом сели на манхэттенский поезд, который доставил их на Пенсильванский вокзал. Чтобы убить время и отнюдь не спеша возвращаться в округ Колумбия, они отбыли поездом в 12 часов дня и продремали всю дорогу до дома.
До дома? Хоть отсутствовали они всего пять дней, округ Колумбия показался им другим миром. В течение нескольких лет он был их «избранной землей», местом, где им предстояло начать и построить свои карьеры в океане безграничных возможностей, городом, кишащим юристами, юридическими фирмами и молодыми профессионалами, неукротимо рвущимися вверх. Теперь это было место, где они потерпели постыдный крах, и метроном, отсчитывавший их падение, продолжал тикать. Вскоре им предстоит покинуть этот город – позорно, в спешке, спасаясь от разыскивающих их людей, поэтому трудно было, сидя на заднем сиденье такси, смотреть на него, не испытывая мучительного приступа ностальгии.
Офис Фила Саррано находился на Массачусетс-авеню, возле Скотт-сёркл. Фил был одним из партнеров в фирме, где работало десять человек, специализировавшихся на защите «белых воротничков», совершивших должностные преступления, что обычно предполагало хорошие адвокатские гонорары от богатых политиков, лоббистов или правительственных подрядчиков. Каким-то образом фирма нашла время и для двух недоучек, предпринявших весьма дерзкую вылазку в спесивый мир юриспруденции, коим гордился город, и слишком бедных, чтобы нанять более опытного адвоката.
Фил был всего на год старше Марка с Тоддом. Он окончил Фогги-Боттом в 2011-м, в том самом году, когда они поступили. Оглядев его офис, они, однако, не увидели никакого диплома, изготовленного на фабрике дипломов. На «персональной стене» позади его стола в рамке красовался аттестат Университета Мичигана, подтверждающий, что Фил получил в нем степень в области гуманитарных наук, но – ни единого следа Фогги-Боттом. Это был симпатичный офис в симпатичной маленькой фирме, производившей впечатление процветающей и востребованной. Фил, судя по всему, своей работой был очень доволен.
Где же они оступились? Почему их карьера сошла с рельсов?
– Кто представляет обвинение? – спросил Тодд.
– Миллс Риди, – сообщил Фил. – Знаете ее?
– Не-а. Никогда с ней не спал. А ты? – поинтересовался Марк.
– С ней – нет.
– Прошу прощения? – недоуменно спросил Фил.
– Извини, это так… шутка для своих, – объяснил Тодд.
– Ну, так лучше и держите ее при себе.
– Она суровая? – поинтересовался Марк.
– Да, настоящий бультерьер, – ответил Фил, потянувшись к папке. – Она прислала мне ваше дело, и я его просмотрел. У них есть копии всех ваших регистраций в суде, разумеется, с именами всех ваших «подзащитных». Поэтому, ребята, я задаю вам вопрос, которого обычно никому не задаю: у вас есть какие-нибудь оправдывающие обстоятельства по этим обвинениям?
– Не-а, – признался Марк.
– Вообще никаких, – подтвердил Тодд. – Мы виноваты, как черти.
– Тогда зачем вы это делали? – осведомился Фил.
– Разве это не еще один вопрос, которого ты не должен задавать своим клиентам? – поинтересовался Тодд.
– Наверное. Просто любопытно, вот и все.
– Поговорим об этом позже, может, за рюмкой, – ответил Марк. – Мой же вопрос касается обвинения. Они действительно серьезно относятся ко всему этому дерьму? Это ведь такое незначительное правонарушение. В половине штатов несанкционированная юридическая практика вообще не считается преступлением. Просто малозначительный проступок.
– Здесь не та половина штатов, – сообщил Фил. – Здесь – округ Колумбия. Как вы, вероятно, знали бы, если бы у вас были действующие лицензии, здешняя Ассоциация адвокатов относится к своей работе очень серьезно и выполняет ее отлично. Я побеседовал с миз Риди, она была настроена исключительно по-деловому и напомнила мне, что максимальное наказание за ваше преступление – два года тюрьмы и тысяча долларов штрафа.
– Но это же смешно, – заметил Тодд.
– Мы больше не в деле, Фил, – сказал Марк. – И мы отдали тебе свои последние шесть тысяч, поэтому стали еще беднее.
– Мне пришлось занять их у своей бабушки, – напомнил Тодд.
– Хотите, чтобы я их вернул? – колко спросил Фил.
– Нет-нет, оставь их у себя, – ответил Марк. – Просто мы хотим, чтобы ты знал: мы на мели, но не собираемся садиться в тюрьму, запиши это себе где-нибудь.
– И залог внести мы тоже не можем, – добавил Тодд.
– Вряд ли это понадобится. Если у вас нет оправдательных обстоятельств и вы не согласны ни на какое наказание, чего конкретно вы от меня ожидаете?
– Проволочки, – заявил Марк.
– Отсрочки, – подхватил Тодд. – Тяни время, пусть все утихнет. Когда речь пойдет о назначении даты суда, что ты сможешь выторговать?
– Максимум полгода, ну, может, год, – сказал Фил.
– Чудесно! – воскликнул Марк. – Скажи миз Риди, что мы не отказываемся от явки в суд, а тем временем у нас появится время выработать сделку.
– Вы, ребята, рассуждаете как настоящие адвокаты, – заметил Фил.
– Мы же учились в Фогги-Боттом, – отозвался Тодд.
После наступления темноты они проскользнули в свою квартиру над «Забиякой», чтобы проверить вещи и, может, устроиться на ночь. Но квартира выглядела даже мрачнее, чем они помнили, поэтому спустя час друзья вызвали такси и отправились в дешевый мотель. У каждого в кармане было по пять тысяч наличными, а это означало, что на текущем счету фирмы «Лусеро и Фрейзер» остались последние девятьсот восемьдесят девять долларов и тридцать один цент. Они нашли роскошный стейк-хаус и, решив кутнуть, заказали филе и две бутылки хорошего калифорнийского каберне.
Когда убрали грязную посуду и вино было почти допито, Тодд спросил:
– Помнишь фильм «Жар тела»? С Кэтлин Тёрнер и Уильямом Хёртом?
– Конечно, классное кино про некомпетентного адвоката.
– В том числе. Микки Рурк исполняет там роль парня, который сидит в тюрьме и все время повторяет свою знаменитую фразу, что-то вроде: «Когда совершаешь убийство, делаешь десять ошибок. Если ты способен осознать восемь из них, ты – гений». Помнишь?
– Допустим. А ты кого-нибудь убил?
– Нет, но ошибок мы наделали. На самом деле мы наделали столько ошибок, что вряд ли способны осознать половину из них.
– Номер один?
– Мы выдали себя, когда рассказали Рэкли о том, что наш друг совершил самоубийство. Это было действительно глупо. Начальник его службы безопасности… как его зовут?
– Даг Брум, кажется.
– Точно. Этот Брум напугал нас до полусмерти, когда вошел и сообщил, что они проверили всех Марков Финли и всех Тоддов Маккейнов в стране, так?