— Какой?
— Он рассказал, что будет, если я вздумаю его бросить.
— И что же? — спрашиваю я, хотя и так знаю ответ.
— Он не пожалеет всего своего состояния, но достанет меня из-под земли, а потом…
Лорен замолкает, услышав шаги позади нас. Я оборачиваюсь и вижу старушку с палочкой. Мы ждем, пока она пройдет. Добравшись до алтаря, старушка встает на колени и, отложив палочку, склоняет голову в молитве.
— Муж сказал, что найдет меня, — объясняет Лорен. — И убьет.
— И поэтому вы хотите украсть все его деньги.
— Я же не говорила, что я ангел, — улыбается она. — Но мне нужны деньги. Чтобы сбежать. Вы не знаете моего мужа. Он — чудовище.
— Как же так? Ведь журнал «Пипл» признал его одним из самых сексуальных мужчин современности.
— Журнал, а не я, — задумчиво отвечает Лорен, словно припоминая случаи, когда его сложно было назвать сексуальным. — Мне нужны деньги, чтобы сбежать от него. Я уеду куда-нибудь. Может, домой, на юг страны. Или в Париж. Осяду где-нибудь и начну все с чистого листа. У меня ведь еще вся жизнь впереди.
— Сколько я должен буду украсть?
— Не знаю. Может, миллионов двадцать?
— Ничего себе у вас запросы.
— Но у него миллиарды…
— Давайте-ка посчитаем. Я краду у вашего мужа двадцать миллионов. А сам получаю сто штук. Чертовски щедрое вознаграждение за труды.
— Ну ладно. А как должно быть по справедливости? Как у вас принято?
— Считайте меня своего рода официантом в хорошем ресторане. Сколько вы оставите ему на чай?
— Десять процентов.
— Да ладно вам. Вы же в очень хорошем ресторане.
— Двадцать процентов.
— Уже интереснее.
— Двадцать процентов от двадцати миллионов долларов…
— Все верно.
— Это же огромные деньги.
— Но и ужин роскошный.
Лорен улыбается, обнажая безупречно ровный ряд белых зубов. Она наконец снимает очки, и я вижу ее глаза, сине-зеленые кошачьи глаза.
— А вы умеете торговаться.
— Не особенно, — возражаю я. — Как раз этого умения мне всегда недостает.
— Так вы возьметесь за работу?
— Знаете, я ведь мог бы взять все деньги себе, не оставив вам ни цента.
— Но тогда бы вы потеряли все шансы.
— Шансы? На что?
Мы встречаемся взглядами, и я наконец осознаю, что без ума от нее.
5
На жаргоне аферистов «завлекала» — это человек, который втягивает жертву в аферу. Он в буквальном смысле завлекает его. Как правило, завлекала играет на жадности жертвы, его тщеславии или половых инстинктах. Или же и на том, и на другом, и на третьем.
6
Серьезные аферы сродни восхождению на Эверест. Главное в этом деле — подготовка. Успех ведь зависит не столько от умения карабкаться по горам, сколько от хорошей подготовки. К началу восхождения результат уже предопределен. Есть ли у вас все нужное, чтобы разбить лагерь? Удалось ли вам нанять лучшего проводника из местных? Все ли у вас в порядке со здоровьем? Не пожалели ли вы денег на первоклассную экипировку? Можете ли довериться тем, с кем идете?
Прежде чем красть двадцать миллионов долларов, я должен убедиться, что тылы у меня надежно прикрыты. Нельзя, чтобы моего сына избили или вообще убили, пока я буду проворачивать аферу. В первую очередь я должен обезопасить Тоби.
Как убедить гангстера не убивать твоего сына? Все просто — сделай так, чтобы перед ним замаячила перспектива нагреть руки. Сначала необходимо встретиться с ним лицом к лицу. В случае с Андре Сустевичем, Профессором, дело нехитрое — надо просто позвонить в дверь.
У Сустевича особняк в районе Пасифик-Хайтс. Он как-то признался журналистам, что обосновался в Сан-Франциско, поскольку этот город похож на Москву — такой же серый, холодный, гнетущий. По дороге к его резиденции я думаю, что из окон собственного дома в Пасифик-Хайтс Сан-Франциско не казался бы мне таким уж мрачным. Дом Сустевича построил один железнодорожный магнат в 1980-е годы. Резиденция, избежавшая землетрясения и пожара 1906 года, занимает целый квартал. Великолепной работы фронтоны, башенка в углу, нарочито богатая внешняя отделка — классика викторианского стиля. Дом выкрашен в ярко-желтый цвет — наверное, чтобы разгонять тоску, от которой, видимо, никуда не деться, когда живешь в шестнадцатикомнатном особняке с прекрасным видом на залив и мост «Золотые ворота».
Я оставляю машину на улице и иду к дому. Он окружен садом с деревьями, чьи кроны фигурно подстрижены в форме животных — лебедя, кабана, слона — всех, кого хочется либо убить, либо съесть. Сад окружен кованой решеткой. У ворот стоит громила в костюме, сидящем на нем как шкурка на сардельке. В ухе у него миниатюрный наушник и микрофон. Вид при этом — как у хоккеиста в тиаре.
— Здравствуйте, — приветствую я его. — Я пришел поговорить с Андре Сустевичем.
— Вы договаривались о встрече? — спрашивает он с явным русским акцентом.
— Нет, — признаюсь я, — но вы не могли бы передать, что пришел Кип Ларго? Я отец Тоби Ларго, и мне бы хотелось заплатить мистеру Сустевичу один миллион долларов.
Охранник кивает, словно сюда каждый день приходят незнакомые люди и предлагают миллион долларов. Он подносит микрофон ко рту и что-то говорит по-русски. Я различаю слова «Кип», «Ларго» и «Тоби», но не могу ручаться, что остальные русские слова не означают «жалкий старикан» и «горе-сын».
Буквально через мгновение охранник отрывается от микрофона.
— Мистер Сустевич поговорит с вами, — сообщает он. — Пройдемте со мной.
Он со скрипом открывает ворота. Я вхожу в сад. Из дома появляется еще один русский громила. У него короткие светлые волосы и огромные плечи. У меня такое ощущение, будто я очутился в русском тренажерном зале.
— Поднимите, пожалуйста, руки, — просит меня блондин.
Я слушаюсь. Он хлопает меня по груди и спине. Осторожно ощупывает мошонку. Меня подмывает успокоить их, объяснив, что орудие там есть, но я им уже лет пять не пользуюсь. Не обнаружив ни оружия, ни бомбы, блондин приглашает меня в дом.
Войдя, мы попадаем в просторный двухэтажный зал, вымощенный мрамором. Поскольку в бытность мою богатым человеком — это продолжалось месяца два — я присматривал себе похожий дом, я знаю: это итальянская плитка Каррера стоимостью сто сорок долларов за квадратный метр. Широкая винтовая лестница ведет на второй этаж, где стоит диванчик, с которого можно наблюдать за входом.
Как только мы заходим, блондин останавливается.
— У вас есть мобильный телефон? — поворачивается он ко мне.
Поначалу я думаю, что ему надо позвонить — быть может, в Минск по личному делу. Только потом до меня доходит. В мобильник можно запрятать кучу электроники. Жучки, радиолокаторы, камеры. Я вытаскиваю свою «Моторолу» и отдаю ему.
— Когда вы будете уходить, я вам его верну, — обещает он.
«Да уж, вернешь, никуда не денешься», — думаю я, вспоминая о двух сотнях долларов, которые выложил за мобильник, когда тот только появился в продаже.
Блондин ведет меня в большую комнату с широкими окнами, из которых открывается вид на сад, холм позади него и залив Сан-Франциско. В тумане видны очертания моста «Золотые ворота».
Блондин жестом приглашает присесть на диван и уходит. Я принимаюсь оглядывать белоснежные стены. На них висят огромные полотна, которые навсегда останутся для меня загадкой — неимоверные фигуры и цвета́, черное с белым, красные пятна. То ли шедевры современного искусства, то ли зарисовки полицейского с места преступления.
Спустя несколько минут за моей спиной слышатся шаги. Обернувшись, я вижу, как в комнату входит худой мужчина средних лет. Он в очках, волосы с проседью. Хозяин дома действительно похож на профессора, и мне даже на мгновение кажется, будто самое страшное, что он может со мной сделать — это поставить двойку на экзамене. Затем вспоминаю: если бы не он, моего сына не избили бы, не сломали бы ему ногу, а я сам не перепугался бы до смерти.
Сустевич подходит ко мне, протягивает руку.
— Мистер Ларго?
Я поднимаюсь с дивана и жму ему руку.
— Какой приятный сюрприз, — добавляет он с русским акцентом.
— Я тут мимо проезжал, — объясняю я. — Решил вот заскочить на блинчики с икрой.
Профессор искренне удивлен, будто я и вправду зашел перекусить, а он так невежливо со мной обошелся, ничего не предложив.
— А вы хотели чего-нибудь? Серьезно? Может, чаю?
— Нет, спасибо, — отвечаю я. — Я пошутил.
— Понятно, — говорит он, жестом приглашая меня присесть, хотя сам не садится. — Ну да ладно. А вы, собственно, кто?
Чует мое сердце, он прекрасно знает, кто я такой. Русский бандит, который требует, чтобы охрана обыскивала посетителей вплоть до мошонки и отбирала мобильные телефоны, не пустит случайного прохожего в свой дом, клюнув на сомнительное обещание сделать его богаче на миллион долларов.
Но я решаю подыграть.
— Я отец Тоби Ларго, — объясняю я. — Он должен вам деньги.
Мотнув головой, Сустевич отмахивается от моих слов, как от надоедливых мошек, роящихся вокруг него.
— Сейчас многие в долгах, — отвечает он.
Не совсем ясно, то ли он извиняется, что не помнит моего сына, то ли сетует на современное общество в целом.
— Мой сын имел дело с одним из ваших людей, Серегой Костоправом.
— Серегой… — пытается повторить он, но замолкает, сбитый с толку. Потом его осеняет: — Ах, с Серегой. Только он не Костоправ, а Костолом.
— Да, с Серегой Костоломом, — поправляюсь я.
Сустевич поворачивается к двери и, не повышая голоса, зовет кого-то:
— Дима.
В комнату входит тот самый блондин. Сустевич что-то быстро говорит ему по-русски. Я понимаю только слово «Серега».
Блондин кивает и исчезает.
— Его сейчас приведут, — объясняет мне Профессор, словно я совсем дурак и не понял, о чем он просил охранника.
Вскоре в комнату входит Сергей. Мне стоит огромных усилий не рассмеяться. Даже не знаю, что меня развеселило больше всего. Может, костюм от Армани, напяленный на тушу тяжеловеса примерно два метра и в высоту, и в ширину? Или его шрам от лба до подбородка, смахивающий на наклейку, которые дети делают на Хэллоуин? Или все происходящее в целом, тихий и тщедушный русский бандит но прозвищу Профессор, носящий элегантные очки, купивший дом с видом на залив, украсивший стены современными картинами, окружает себя накачанными придурками — типичными персонажами фильмов про советских бандитов.