Надо признать, спокойное отношение к «представительским расходам», которое возникло у меня в прошлый раз, вдруг куда-то пропало. Я ухожу, и доктор Чатчадабенджакалани говорит мне вслед:
— Всего доброго. Может, ближе к вечеру снова свидимся.
Я машу ему рукой и, не оборачиваясь, процеживаю сквозь зубы:
— До свидания.
Вечером мы с Тоби смотрим по телевизору рестлинг. Оказывается, я не так плохо отношусь к спорту. Я смотрю, как двое длинноволосых мускулистых мужчин, грудь которых блестит от масла, скачут по рингу, и до меня вдруг доходит, как много общего у меня с Душегубом Черным Шаром и Фрэнки Кулаком, Естественно, они актеры, и просто следуют сценарию. Вся эта битва похожа на мультфильм, в ней не столько насилия, сколько хореографии. Но время от времени происходят неожиданные оплошности: то удар слишком резкий, то падение неудачное, то прыжок выполнен не вовремя. Отсюда и ушибы, и переломы. Я слышал, бывали и случаи со смертельным исходом.
Я ощупываю языком передние зубы. Единственная разница между моим мошенничеством и их — это, думаю, стоящие на кону деньги. Ну и, конечно, перспектива, что тебя напоят кислотой. Насколько мне известно, такого с рестлерами еще никто не делал.
Мы сидим перед телевизором, как вдруг раздается телефонный звонок. Я снимаю трубку. Это Эд Напье.
— Завтра утром, — говорит он, — я переведу деньги на ваш счет. Три миллиона долларов.
— Три миллиона долларов? — повторяю я. — Хорошо.
— Помнишь, о чем мы договорились?
— Конечно, — уверяю его я.
— Смотри не наделай глупостей.
— Ни за что.
— Перезвони мне, когда деньги дойдут.
Он вешает трубку.
— С кем ты разговаривал? — поворачивается ко мне Тоби.
— С Эдом Напье.
— И?
— Завтра он переведет на мой счет три миллиона долларов.
— Три миллиона долларов. А Сустевичу ты должен двенадцать. Но ты уже близок к цели.
— Это точно, — соглашаюсь я.
Тоби улыбается и кивает. Впервые на моей памяти он гордится своим отцом.
29
Настало утро понедельника. Сейчас десять утра, и мы с Тоби и Джесс играем в настольный футбол.
Настольный футбол — игра, где насилия практически нет. Мы крутим рукоятку, пытаясь попасть десятисантиметровыми фигурками игроков по желтому шарику для пинг-понга. Стол то и дело трясет. Шарик взмывает вверх, попадает в стенку и отлетает от нее.
Резким движением я раскручиваю своих игроков, и один из них попадает по мячу.
— Нет! — вопит Джесс.
Шарик пролетает мимо ее защитника и вонзается в сетку.
— Черт, — кипятится Джессика. — Куда же Питер запропастился?
Получается двое на одного: с одной стороны мы с Тоби, с другой — Джесс. Питера нет с самого утра. А если без его способностей программиста мы по утрам обойтись можем, то вот в футбол без него никак не поиграешь.
— Тоби, позвони ему, — прошу я.
— Только что звонил.
— Попробуй еще раз.
Тоби отходит от стола, берет костыли и ковыляет к телефону. Он набирает номер Питера, выслушивает приветствие автоответчика и вешает трубку.
— Дома Питера нет, — заключает он.
— Да где же он? — снова восклицает Джесс.
— Скоро придет, — отвечаю я, доставая шарик из ворот и бросая его на поле. — Счет пять-два, — добавляю я, отдавая мяч игроку Джесс.
В начале двенадцатого появляется Питер, бледный и запыхавшийся.
— Нам надо поговорить, — говорит он, едва войдя.
Мы с Тоби и Джесс не отрываемся от футбола. Она проигрывает, причем с разгромным счетом.
— Давай быстрее сюда, — зовет она Питера. И, не поднимая глаз, показывает, куда ему встать.
Тоби вбрасывает мяч. Джесс резким движением посылает его в сторону наших ворот. Тоби с силой дергает ручку на себя. Стол даже покачнулся, но его защитникам удалось остановить мяч.
— Нам надо поговорить, — повторяет Питер Рум.
Он наклоняется к столу, берет шарик и кладет себе в карман.
— Эй! — возмущается Тоби.
— Это важно, — объясняет Питер.
— Что стряслось? — спрашиваю я.
— Я выхожу из игры.
— Чего?
— Я выхожу из игры.
— Ты не можешь просто взять и все бросить, — возражаю я. — Наша… в общем, все в самом разгаре. Ты нам нужен.
— Что-то здесь неладно, — отвечает он.
— В каком смысле?
— За мной следят.
— Так за тобой следят, — успокаиваюсь я. — Тоже мне беда. За нами с Тоби тоже следят. Правда, Тоби?
— Правда. Папа так перепугался, что попал в аварию, в которой чуть не лишил жизни монашку.
— Наверное, это люди Напье, — объясняю я. — Или Сустевича.
— Сомневаюсь, — отвечает Питер. — Их слишком много. Я заметил пять разных групп. Одни ждут меня на парковке у дома. Вторые висят у меня на хвосте на сто первом шоссе. Третьих я вчера заметил в Маунтин-Вью. А еще все эти лица. Они кажутся такими знакомыми, но я не могу вспомнить, где их видел. Я встречаю одних и тех же людей на улице, в кафе. За мной точно следят.
— Кто? — удивляюсь я.
— Может, полиция?
— Полиция Пало-Альто не организует слежку с участием двадцати человек. Их работа заключается в том, чтобы снимать с деревьев испуганных кошек.
— Тогда ФБР, — не отступается Питер.
— Тебе кажется.
— Не исключено. Но я пас.
— Питер, успокойся. Ты останешься с нами.
— Я не хочу в тюрьму, Кип. Я понимаю, для тебя это обычное дело, досадная неприятность. Но, прости, я в эти игры не играю. Игра не стоит свеч.
— Во-первых, — спокойно говорю я, — это не игра. Теперь уже не игра. На карте человеческие жизни. Например, наши с Тоби жизни, — добавляю я на всякий случай, вдруг он не догадался.
— Но…
— Во-вторых, — перебиваю я его, — игра стоит свеч. Речь идет об огромных деньгах.
— Но ты мне обещал, — не унимается Питер. — Обещал, что мне ничего не будет угрожать.
— А тебе ничего и не угрожает.
— А почему тогда за мной полиция следит?
— Питер, ты можешь успокоиться? — спрашиваю я и поворачиваюсь к Джесс: — Джесс, ты замечала за собой слежку?
— Не знаю. Может, один-два раза. Но я не уверена.
— Питер, ты нам нужен, — объясняю я ему. — Через неделю все закончится. Ты станешь богаче на миллион долларов. Нужно лишь поработать одну неделю.
— Кип, разве ты не видишь? Все пошло наперекосяк. — Он мотает головой. Потом добавляет, показывая на меня: — Ты на свои зубы погляди.
— А что с ними такое? — смущаюсь я. И прикрываю верхние зубы губой.
— Они разного цвета.
— Это заметно?
— Да, заметно.
Я гляжу на Джесс. Она пожимает плечами. Видимо, и ей заметно.
— Послушай, — говорит Питер. — Все слишком серьезно. Тебя избивают итальянцы в костюмах. А еще русские с пистолетами.
— Дима — мой друг, — возражаю я. Как бы то ни было, он все же помог мне подняться, после того как выбил мне зуб.
— Прости, но я не хочу умирать. Я пишу код, зарабатываю на этом сто штук в год и вполне доволен. Это дерьмо мне ни к чему.
— Питер, помнишь мои слова? Помнишь, что я сказал, когда ты попросил взять тебя в дело? — Я повторяю последнюю фразу, подчеркивая ее: — Когда ты попросил взять тебя в дело.
— Что?
— Решение должно быть окончательным и бесповоротным.
— Ты мне угрожаешь, Кип?
— Нет, — отвечаю я, поднимая руки. — Я никогда тебя не трону.
— Не тронешь? То есть мы уже говорим о насилии? По отношению ко мне?
— Я же сказал, я никогда тебя не трону. Расслабься.
Он мотает головой.
— Кип не угрожал тебе, Питер, — вступается за меня Джесс. — Успокойся. Ты нужен нам на неделю. Потом ты сможешь уехать в отпуск.
— Да ладно тебе, — говорит Тоби. — Неужели так трудно подождать семь дней?
— Семь дней? — переспрашивает Питер.
— Ровно семь дней, — заверяю я его. — Пожалуйста.
Питер снова качает головой и выходит из комнаты. Но он не вылетает пулей из офиса, и у всех присутствующих складывается впечатление, что в ближайшие семь дней Питер будет нам помогать. Именно такого впечатления я и добивался.
30
Когда афера проходит гладко, ты ощущаешь себя Иисусом Христом, обращающим воду в вино, кормящим толпу, воскрешающим мертвецов.
Этим утром приходит Напье — именно за таким ощущением. Он перевел на мой брокерский счет три миллиона долларов. За несколько мгновений я превращу его три миллиона в шесть и переведу деньги на его счет. Это станет началом конца. После этого жадность полностью им овладеет. Напье увидит возможность умножить свои хлеба и уцепится за нее. Потом, когда уже будет поздно, он поймет, что деньги сродни спасению: они непросто достаются, а когда добьешься своего, то не сможешь удержать.
Мы приглушаем свет в зале для совещаний, включаем проектор и наблюдаем за тем, как «Пифия» рисует десять графиков и выдает десять прогнозов. Красные кружки один за другим появляются на экране, как капли дождя, падающие в лужу. Цены на акции скачут, но в итоге оказываются там, где предсказала «Пифия». Тут мы зарабатываем десять тысяч. Там еще девять. «Пифия» повторяет эту процедуру раз за разом, выбирая очередные десять компаний, зарабатывая для нас сто тысяч за полминуты, пока общий доход не достиг отметки в пятьсот тысяч, потом в семьсот тысяч и в итоге в миллион долларов.
За четыре минуты мы заработали два миллиона долларов. Через шесть минут после начала игры мы стали богаче на три миллиона.
Питер подходит к клавиатуре и что-то печатает. На экране появляется таблица с результатами. Он поворачивается к Эду Напье:
— Вы только что превратили свои три миллиона в шесть.
— Правда? — удивляется Напье. — Никогда мне деньги не доставались так легко. А это о многом говорит.
Я звоню брокеру и, включив громкую связь, прошу его перевести шесть миллионов долларов на счет Напье. Естественно, я не могу предсказать колебания цен на рынке; естественно, «Пифия» ничего не покупала и не продавала и, естественно, наше хитроумное программное обеспечение и передовые научные технологии, на которых оно якобы основывается, — не более чем пыль в глаза. Однако для того, чтобы афера удалась, деньги должны быть настоящими. Поэтому шесть миллионов, которые я перевожу на счет Напье, — не мифические. Это деньги Сустевича. Он вложил деньги в нашу аферу, это его инвестиция.