Так что местные магазы и рынки мне не интересны пока. А вот Женя явно получила когнитивный диссонанс. Для нее все эти блестящие штучки с иностранными шильдиками – ранее недоступное и почти запретное. А тут вон, лежит в огромных количествах, торговцы с улыбками на вполне сносном русском предлагают зайти именно к ним, потому что «Нимфа», туды ее в качель, разве товар дает?
Наших на базаре было много. Я даже слегка расслабился, перестал нащупывать поминутно табельное оружие. Захотелось пить, и я начал вспоминать, где видел свежевыжатый гранатовый сок. Одна надежда, что посуда чистая. Но Женю из виду не выпускал, да она и сама далеко не отходила, дальше пары шагов ни разу. Вдруг к нам подбежал мелкий хлопчик, бача. Я сначала подумал, что он работает на карманников, отвлекает внимание, но оказалось у парня свой серьезный бизнес. Он подергал за рукав сначала Ким, потом меня и завел свою мантру: «Шурави! Хороший чарс! Бери! Один палка, одна пачка! Бери!»
– Это он что продает? Конфеты? – спросила Женя.
– Ага, конфеты. Местные. «Сладкие грезы» называются. Зажуешь одну и прямо до дембеля раскумаришься! – загоготал рядом усатый сержант, явный дедушка Советской Армии. – А ну кыш отсюда! – гаркнул он на продавца дури, и тот скрылся с глаз.
– Вот так, в открытую?.. Наркотики?.. – недоумевала Ким.
– Любой каприз за ваши деньги, – усмехнулся, подбоченившись, знаток местных реалий. – Так что осторожнее, особенно с едой и напитками. Были случаи, когда травили нашего брата. Да и здесь, на Зеленом рынке, два года назад… застрелили офицера одного, случайно… так потом тут… эх, – взмахнул он рукой.
Что-то мне гранатового сока перехотелось. А то выпьешь вот так стаканчик, а потом очнешься в подворотне без штанов. И это в лучшем случае. Никак не дойдет до меня, что здесь война, и люди вокруг нас разные. Это тебе не фермерский рынок в Анталии, блин. Вот такие хлопчики с гранатами на блокпосты ходить будут, мило улыбаясь до последней секунды. Тут только паранойя и спасет. А то расслабился, дворцы, слоны, рыночек…
– Сами откуда? – сержант заинтересовался нашими персонами.
– Кандагарские… – коротко ответил я.
Усатый буквально раздевал Ким, захотелось врезать ему. Я поправил автомат на плече, больно наступил на ногу сержанту. Тот глянул на мои погоны, тяжело вздохнул. Каким бы ты дедушкой не был, а офицерский состав – это офицерский состав.
– Может, что надо? Я тут всех знаю.
– Адидасы можешь достать?
– С тремя полосками? Пойдемте, – сержант подмигнул мне. – Кто носит фирму адидас, тому любая баба даст!
Женя поморщилась на эту грубость, но промолчала. Мы протиснулись через толпу, зашли в вещевую лавку. К моему удивлению, тут на голубом глазу, в открытую торговали военным обмундированием советской армии.
– Это из поставок местным, – отмахнулся сержант на мой немой вопрос. – Тут все мигом разворовывается.
Мне на выбор были вынесены две коробки – с белыми и синими адидасами. Выбрал последние. Как менее маркие. Тут же и переобулся. Какой кайф ходить не в высоких ботинках, которые в будущем обзовут берцами, а в дышащей обуви!
С трудом отвязавшись от усатого, который звал нас отобедать в какой-то местной чайхане, продолжили свой забег по кабульскому базару. Женя долго приценивалась к зарубежным туфелькам, потом пропала возле лавки с косметикой и духами. Там мы впервые увидели афганских женщин. Двух дам в парандже, еще одну в хиджабе. Последняя была с сильно подведенными глазами, румянами. Жительницы Кабула спокойно ходили по рядам, громким, визгливым голосом торговались с продавцами.
– Как они вульгарно красятся, – заметила Женя, перебирая флакончики с разными благовониями и нюхая почти каждый.
– Тут на жаре по-другому не получится. В ход идет тяжелая артиллерия.
– Ты разбираешься в женской косметике?
– Я разбираюсь в людях. Народ тут простой, незатейливый. Женской красотой не избалован.
– Что думаешь насчет вот этого запаха?
Женя подала мне флакон с чем-то желтым внутри.
– Пахнет мускусом.
– А мне кажется здесь есть сандал или алоэ.
Мы еще побродили по базару, посмотрели на настоящего заклинателя змей. Худощавый старичок играл на дудке перед качающейся коброй. Было ощущение, что оба чего-то накурились. Такие они были… медленные и застывшие во времени. Открути назад тысячу лет – этот же старичок все так же играл на флейте перед очкастым гадом.
– А если она укусит? – Женя меня взяла под руку.
– Им ядовитый зуб выдирают – нечем кусать.
– Не может быть!
– А если и есть зуб, то могли… – тут я внезапно почувствовал, что в карман моих брюк кто-то залез. Чья-то шаловливая ручка пыталась схватить свернутые в рулончик купюры.
Совсем неопытный воришка, кто же так работает? Он что, на козе тренировался? Я быстро сунул руку в тот же карман и схватил пятерню юной поросли афганского криминала. Что тут у них по законам шариата с такими делают? Руки рубят? Недолго ты, парень, с полным набором конечностей походишь.
Щипач и вправду оказался мелкий и какой-то зашуганный. Уж на что я ни разу не богатырского телосложения, но вырваться я ему не давал, даже не прилагая усилий. Заломил руку и все. Пионер только дергался и плакал, щедро надувая пузыри носом. Вокруг нас начала собираться толпа.
– Что случилось? – уставилась на меня Женя.
– Карманник местный, хотел проверить, на месте ли мои деньги.
– Вот же гаденыш! – в сердцах прикрикнула девушка, попутно ощупывая свои карманы. – А куда теперь? Может, отпустим его? Он такой несчастный…
– Да ты что? – округлил я глаза, кивая в сторону мрачных местных. – Только в милицию! Вот сейчас спрошу, где она находится, и мы дружно посвятим остаток нашего свободного времени оформлению документов. К тому же украсть он ничего не успел. Так что лети, птичка, – и я ускорил процесс расставания пендалем.
Пока повизгивающий от радости неожиданного освобождения хлопчик убегал, я посмотрел на часы – надо ведь узнать, много ли времени осталось на гулянку. И тут же усмехнулся, вспомнив детский анекдот – очень уж все подходило к нему в этой ситуации.
– Ты чего лыбишься? – сменила вектор недовольства Ким. – Ударил мальчишку и радуешься.
– Да анекдот старый вспомнил, про новые ботинки и часы. Вот, кроссовки свеженькие, часы на месте…
– Сейчас как дам новым сапогом, через пятнадцать минут сдохнешь? – вспомнила Женя и засмеялась.
Потихонечку начали выбираться на дорогу. Расписания попуток у нас нет, а добираться пешком не очень хочется. И опять попался нам тот самый сержант. Похоже, парень немного перегрелся на солнце, а потому чуть-чуть покачивался, самую малость. К тому же он болел той самой странной болезнью, что и судебный заседатель в гоголевском «Ревизоре», от которого из-за травмы, полученной в детстве, постоянно пахло водкой. А я сразу и не заметил.
Но дело свое он сделал: попутку остановил, и нас после коротких переговоров посадили в кузов, под тент. Вот там мы в соседстве с какими-то ящиками и мешками до самого аэропорта и проехали. Кстати, по дороге увидели местных дам, вполне по-светски одетых, как говорят, непокрытых. Не совсем прав я был по поводу хиджаба, а тем более паранджи.
А там нас ждало прибавление. Фурцева и Тихонов оказались недостойны лечения в госпитале и были отправлены поправлять здоровье по месту службы. Бедный Валера пережил удаление всех пяти обломков зубов в один присест и теперь пребывал в состоянии тихого охреневания. А неродственница министра культуры получила звание симулянтки и обидный диагноз – «Ушиб мягких тканей груди». Лучи, обнаруженные Вильгельмом Конрадом Рентгеном, доказали целостность всех ее ребер.
Ну и фиг с ней, вон, пусть заведующая женским общежитием за нее переживает. А я подхватил Валеру и повел в комнату, определять на ночлег.
– Хреново? – спросил я, глядя, как он морщится при малейшем движении головой. Да и синяк на пол-лица красоты со здоровьем не добавлял.
– Сил нет, – признался он. – Может, в медчасть сходите, тащ лейтенант? Таблеточек каких полезных добудете?
Надо бы, конечно, подтащить страждущее тело к медицине, но я развернулся и пошел искать волшебное лекарство.
Минут через пятнадцать я встретил носатого летуна. Тот шел куда-то, улыбаясь от уха до уха. И тут у меня в мозгу вспыхнула логическая цепочка: летчики – спирт. Даже название вспомнил – шпага. Это вроде когда пополам с водой разведен. А чистый шило. Еще там массандра какая-то есть, но то мне по барабану.
– Вазген! – бросился я ему наперерез.
– О, доктор! – ударил он меня по плечу. – Что скучаешь? Пойдем к нам, печаль лечить будем! – при этом кончик носа у него так смешно зашевелился, что я невольно улыбнулся.
– Да у меня там… фельдшер мучается. Помнишь, я рассказывал, он с нами был? Не взяли в госпиталь, обломки зубов одним махом выдернули, страдает парень. Нет ли часом где-нибудь… буквально капельку?
Нашлась, и даже солидная порция. Понятно, что валюта, дороже спирта здесь вряд ли что найдешь. Но не пожалели. Уснул Тихонов почти спокойно.
Наутро у Валеры поднялась температура, челюсти продолжали болеть. Я схватил его и потащил в медчасть, взывать к совести коллег.
Как ни странно, сработало. Местный стоматолог покивал на проделки далекого дантиста, поохал немного и написал направление в госпиталь. По второму кругу, в челюстно-лицевое отделение. Я вспомнил, как устраивал в Москве в учреждение того же профиля орловского парня Константина, и снова грусть напала. Хотя что переживать по поводу того, чего изменить нельзя? Всему свое время. Теперь надо добраться до своей части, а там связист устроит звоночек домой.
Тихонов уехал, а я снова остался предоставлен сам себе. Сказали – ждать вертушку попутную, значит, так и сделаю. Лучше лежа, наукой доказано, что именно в этом положении военнослужащий несет службу эффективнее всего.
Золотозубый мент появился совсем нежданно. Он ворвался в комнату и рявкнул: