Что же там творится в этом кишлаке? А хрен его знает, товарищ лейтенант медицинской службы. Но веселья у нас теперь – вагон и маленькая тележка.
Прилетели вертушки, в одну быстренько загрузили наших – и живых, и погибших. И сразу у нас стало спокойно и почти тихо. Только Бахтияр что-то напевал под нос, собирая мусор в кучу.
– Ермолаев, гад такой, все-таки погнал ребят в ущелье, – Бубнов оттерся от крови, присел рядом.
– Он человек тоже подневольный, – пожал плечами я. – Партия сказала надо, ну и так далее…
– Сначала пусть склоны ущелья из «Акаций» обработают да вертушками причешут!
Петя у нас, конечно, стратег. Плох тот лейтенант, что не двигает фишки подразделений по карте, как генерал.
– Если духи хорошо замаскировались или вообще зарылись – хрен ты их артиллерией выгонишь. Я их видел. Фанатики. Лежит, смотрит на тебя и молится беззвучно. Так и ждешь, что сам скомандует, когда стрелять.
– Ах, ты же у нас уже был в рейде, – Бубнов скривил лицо. – Медалист долины Гавара.
– Не завидуй. Я бы с тобой поменялся. На хрен этот Афган не сдался.
– Ну, конечно, сам открыватель хеликобактер. Небось, уже лабораторию в Швейцарии присматривал?
– Петь, ты чего? – я повернулся к лейтенанту. – Завидуешь?
Бубнов промолчал, ковыряя ботинком песок.
Я вздохнул, стал оттирать платком кровь с ладоней:
– Когда-то давно старый индеец рассказал своему внуку одну жизненную истину. Внутри каждого человека идет борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один представляет добро – мир, любовь, надежду, любезность, истину, доброту, верность. Другой, соответственно, зло – зависть, ревность, эгоизм, ложь…
К нам ближе подошли заинтересовавшиеся Саидов и Тарасов.
– Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, а потом спросил: «А какой волк в конце побеждает?» Лицо старого индейца тронула едва заметная улыбка, и он ответил: «Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь».
– И для чего ты мне это рассказываешь? – Бубнов набычился.
– Не корми своего второго волка. Вот для чего.
Рейд растянулся на целую неделю. Ладно, на шесть дней. В какие-то из них мы зашивались с ранеными, а пару раз просто валялись и загорали. Но всё как-то вошло в колею. И даже военные успокоились. Кроме первого дня, крупных боев не было. По слухам, добыча получилась знатная, богатый караван оказался. Акция в ущелье не задалась. Может, Ермолаев оценил донесения разведки и понял, что возможный результат не оправдает усилий? Короче, начали собираться и готовиться к отправке на базу.
С Петром мы помирились. Он первый, вздохнув, признал свою неправоту. Не в тот самый день, но наутро после. Нормально общались. По просьбам трудящихся я рассказывал про житье за границами нашей родины. Травили анекдоты и байки, делились планами на жизнь после дембеля. Короче, боролись со скукой как могли.
Да и я тоже хорош. Зачем было дразнить его воспоминаниями про Ким? И даже намекать на постельные победы? Как школьники за гаражами, честное слово. Осталось только вшить шарики в то самое место, как «дедушка» недавний. Самому стыдно.
Окончательно нас помирила штука, к медицине мало относящаяся.
В последний, как потом выяснилось, день рейда ожила рация. Сообщали о раненом и рекомендовали дождаться саперов. Интересное сочетание. Как-то мне сразу не по себе стало. Что тут у нас разминировать собрались?
Тарасов сразу бросился готовить операционную, Бубнов тоже что-то исследовал в той же области. Один я как гость бродил у машины, поглядывая на дорогу. Ага, вот и пыль, как курсор по карте, поползла. Подъехал БТР, и из него выволокли бойца с обильно намотанными на правое бедро бинтами. Наверное, не меньше двух индпакетов извели.
– Сюда давайте, – вокруг носилок как заведенный носился лейтенант, как пел Высоцкий, бледный и встревоженный.
– Что случилось у вас? – спросил я, шагая вроде бы как им навстречу, но одновременно и чуть в сторону. Ремарка про саперов крепко засела у меня в голове.
– ВОГ-семнадцать! На боевом взводе!
– Это… – я начал теряться в догадках.
– От гранатомета выстрел, – буркнул тот солдат, который держал носилки у головного конца.
– Сюда давайте, – скомандовал из кунга Тарасов.
Носилки затащили, а летеха, вытирая пот со лба, объяснил, что вот этот раненый, когда был целым, стрелял из АГС-17. Ответкой прилетело по цинку с гранатами, они рванули, вот одна долетела до рядового Горного – и застряла в бедре.
Я дослушивать не стал и бросился в кунг. Если честно, то поначалу страшно не было. Ну застряло, ладно, сейчас примчатся специалисты и всё решат.
Пока помыл руки, повязку аккуратно срезали. Вот тут меня и проняло. Кто видел эту гранату, тот поймет. Для тех, кто как я, сообщаю: представьте себе цилиндр диаметром четыре сантиметра, который торчит из бедра. Впечатляет? Особенно, если понимать, что взрыв этой дуры разнесет здесь всё к едреней матери.
По шуму снаружи стало понятно – новые действующие лица. Кто-то поднялся по лесенке. Ну кого к нам пошлют, да еще если и приключения не исключены? Конечно, лейтенанта. Судя по топорам над бульдозерным отвалом на петлицах – инженерный воин. Сапер.
– Лейтенант Беликов, что тут у вас? – обозначил он отдание чести, махнув правой рукой где-то в районе виска.
– Да вот, – освободил ему место Бубнов.
– Ну да… она самая… ВОГ… так и есть… – бормотал Беликов, рассматривая покрытый кровью цилиндр.
– А что ж не рвануло? – поинтересовался Петя.
– Так это… ну мышцами зажало… или еще что, – выдал гипотезу сапер. Вряд ли он в нее сам верит, сказал, чтобы не молчать, скорее всего.
– Так она должна пролететь метров десять, чтобы взорваться, – подал голос раненый. Как его? Горный вроде. Мне же сотую форму заполнять потом, не забыть бы.
– Так она сейчас не опасна? – обрадовался Бубнов.
– Точно сказать нельзя, – выдал экспертное мнение Беликов. – У нас безопасных предметов вообще не бывает.
– Как. Нам. Действовать? – начал закипать Петя. – Рожай, лейтенант! Нам пора уже жгут снимать и раненому помощь оказывать!
– Так вот! – показал сапер на цапку, которой фиксировалось белье у края раны. – Вот этой хренью схватить, а потом вот этим, – ткнул он в корнцанг, – одновременно… и осторожно на себя, плавненько, как бабу гладишь… главное, вперед-назад не дергать!
– И?.. В карман тебе сунуть потом?
– Так я это… минутку! – Беликов выскочил из кунга, чтобы вернуться с ведерком, скорее всего, позаимствованным у водилы. Примерно на половину емкость была заполнена грунтом.
– Стойте! – закричал я, когда Бубнов схватил корнцанг. – Броники!
Парой минут спустя мы вернулись к Горному. Парень молчал, даже не стонал. Понимал же, что если что – ему хана. Да и нам, наверное, тоже. Ни фига эти бронежилеты не помогут, если тут начнут разлетаться осколки во все стороны.
– Тарасов, фиксируй ногу! – хрипло скомандовал Петя. – Панов, крючки. Поехали!
– С богом, – добавил я и начал разводить края раны.
– Нет, так неудобно, – вдруг сказал Бубнов. – Давай поменяемся.
– Может, я вытащу?
– Сам, – буркнул Петя, и мы с ним перешли на противоположные стороны.
С цапкой Беликов угадал, граната сразу пошла, без задержек, ни за что не цепляясь. И минуты не прошло, а она вся уже показалась над раной. Едрическая сила, да она сантиметров десять в длину! Охренеть и не встать!
Бубнов начал поворачиваться, и тут я вспомнил, что ведерко, обернутое пеленкой, стоит с моей стороны.
– Сейчас, один момент! – остановил я его.
Нагнулся, начал выпрямляться, и вдруг цапка каким-то непонятным образом щелкнула – и окровавленный цилиндр полетел в мою сторону.
Уж не знаю, кто вел мои руки, я в ловле взрывоопасных предметов ведрами с песком не особо до этого момента упражнялся. Но поймал я гранату в верхней точке траектории, когда она, на мгновение замерев, собралась двинуться вниз.
Я стоял у нашего операционного стола как знаменитый дурень, обняв вместо писанки пованивающее горюче-смазочными материалами ведерко. Беликов тянул ко мне руки, а Бубнов за каким-то хреном кричал что-то про лоб.
Тут я вспомнил, что неплохо бы вдохнуть, и все встало на свои места. Я дрожащими руками отдал клятую посудину лейтенанту и понял, что Пете на лоб брызнула кровь, и он не может ее вытереть.
– Быстро перемывайся, Панов, рану обрабатывать надо! – завопил Бубнов. – Работаем!
И только когда Горного перегрузили на носилки и утащили к палатке, Петя опустился на кушетку и стянул маску и перчатки.
– Сука! – выдохнул он и ударил кулаком по колену. – Вот же сука! Как же так?!
– Выпьешь? – спросил я. – У нас спирт есть.
– Потом, как вернемся… Нажрусь в говнище… – он встал и заграбастал меня своими ручищами. Даже через броник давление чувствовалось неслабо. – Спасибо, Андрюха! Просто… спасибо!
Глава 11
Это я перед Бубновым так хорохорился. У самого тоже очко жим-жим. Думал, или поседею нафиг, или глаз дергаться начнет. Нет, для пивнухи рассказ замечательный – отпить глоточек пенного напитка, спинку тарани оторвать, и так небрежно: «Так о чем это я? Ага, беру я ведро, а дружбан мой гранатку возьми и вырони. Так я её – раз, и поймал. Потом скала обрушилась, когда саперы взрывали», – и еще глоточек.
А так – ну его в болото. Ночью, кстати, мне сон приснился про это дело. Будто сижу я у себя в квартире на диване, Анечка рядом щебечет, хочу к ней повернуться, чтобы сказать что-то, а не могу, как это во сне бывает. Приходится смотреть телек, а там показывают хренотень ужастиковую, вроде «Звонка», где из колодца непонятная чувырла вылезала. Только в моем сне она выбралась и подошла к самому краю экрана. Харя какая-то сизая, в морщинах и бородавках, нос раздавленный, из него сопли льются ручьем, волосы торчат пучком. И тут Анюта говорит, что телевизор у нас самый современный, с эффектом присутствия, и сейчас она это покажет. Я повернул наконец голову, а рядом со мной харя эта сидит и держит осклизлую от гноя гранату ВОГ. «Не настоящая у вас была», – говорит она противным голосом. И бросает мне эту хрень. А я ловлю ее и поймать не могу. В руках прыгает, летит на пол, я рыбкой за ней, хватаю, а она сука скользкая, опять из рук и все ближе к Ане.