Проснулся в ужасном состоянии, чем кончилось – не ясно, и это мучает даже больше, чем если бы там был взрыв и кишки по стенам. Внутренности, они что? Уже привычные. В теле какая-то разбитость всего, такое впечатление, что перед этим дня три не просыхал. Встал, поставил чайник на спиртовку. Постепенно и остальные начали вставать. А что – у нас сегодня выезд. Вспомнил детский анекдот про мужика, который поджег в поле скирду соломы и сидит, смотрит на односельчан, бегущих тушить пожар. «Ну вот, костер развести некому было, а греться все прибежали», – говорит он.
Так и наш личный состав – на кипяточек все, кряхтя, собрались. Тарасов вынул половинку черного хлеба, порезал, щедро намазал сверху тушенку. Есть не хотелось, но я пожевал. Когда еще придется пообедать? Нам ведь нельзя полностью сворачиваться, мало ли что произойдет.
Но всему конец приходит, вот и мы выдвинулись. Опять нам определили место чуть позади «шилки». И мы поехали. Пора.
В расположение я приехал совсем никакой. Продуло где-то, что ли? Но горло не болит и из носа не течет. Ладно, сейчас отдохнем, помоемся, всё пройдет. Вон, аспирина таблеточку на ночь съем, гранатовым сочком запью для укрепления иммунитету. И молодой организм победит мелкие неприятности.
Хорошо, что мне не пришлось участвовать в разгрузке и прочих неинтересных мероприятиях. Для этого срочники есть. Мы с Петей пошли докладываться командованию. Понятно, что начальник и так знает, но ритуалы должны соблюдаться.
Георгадзе оказался вне гарнизона. Сказали, что вроде в Ташкент срочно на недельку вызвали. На хозяйстве остался капитан Кубарев. И ладно, перед ним отчитаемся. И немедленно мыться, а потом спать. Даже на ужин не пойду. Устал как собака.
Начальник, чтоб тебе! Даже присесть не предложил. Так и стояли перед столом. Он, правда, тоже на ноги встал. Бубнов доложил, что прибыли, потерь нет, обслужили, похоронили. Кубарев с важным видом кивал, угукал. Как дошло до рассказа про гранату, оживился, подробности потребовал. Про эпизод с ведерком, который Петя расписал так, что я такой подвиг совершил, что кино снимать пора.
– Понял я всё, – подытожил Кубарев. – На орден тянешь, Бубнов. И кореша своего за компанию. Я тебе вот что скажу, – он демонстративно обращался только к моему спутнику, делая вид, что не замечает меня, – надо дождаться Шоту Николаевича. Приедет, будет решать – представлять вас или нет. Не горит. Ладно, отдыхайте до завтра. Свободны.
Вроде и не хамил начальник, а вышел я от него как оплеванный.
– Что-то ты бледноват, – заметил Бубнов, когда мы вышли. – Как чувствуешь себя?
– Да фигня, устал просто. Извини, я хотел до связистов дойти, вдруг домой позвонить получится.
– Домой хорошо, – хлопнул меня по плечу Петр. – Давай, удачи.
Однако пожелание осталось невыполненным. Вечно торчащий у себя Гриша тоже уехал по службе. А те гаврики, что за него остались, знать меня не захотели. Ничего, я вас всех запомнил. Это только кажется, что в молодости люди ничем не болеют. А я не злопамятный. Как отомщу – сразу и забуду. Вы мне, дорогие связисты, за всё заплатите!
Как и думал, на ужин не пошел. Помылся кое-как, и тут Женька прибежала. Платочек на голове сбился, сама бледная. Схватила, всего ощупала.
– Целый! А сказали, у вас граната чуть не взорвалась!
– Так не взорвалась же, – я прижался к приятным выпуклостям, но как-то ничего не шевельнулось. Я даже себе удивился. Обычно все работает как часы, а тут… Посттравматический синдром? Что там в анамнезе? Кошмары? Есть. Отсутствие либидо? Ставим галочку. Флэшбэки? Тоже постоянно вспоминаю гранату и погибших бойцов.
– Что-то ты бледный какой-то, – слово в слово повторила Ким Бубнова. – Температура?
Женя приложила ручку ко лбу.
– Давай я за градусником схожу.
– Ага, а то у нас своего нет, не разжились.
Я зашел в нашу с Копцом палатку, начальника не обнаружил. Во красавчик… Продолжает косить. Может, так и надо. Сдалось оно ему ловить гранаты? Лег, думал, в кровати дождусь Женю. Хрен там. Мигом провалился в какую-то черную дыру.
Проснулся от противного звона будильника. Как же хреново! Пропотел весь насквозь, во рту сухость, язык на наждачку похож. Неужели заболел? Пойду к Кубареву, он начальник, пусть посмотрит. На столе лежал термометр, что принесла Ким. Я было собрался потянуться к нему и взять, как почувствовал странное шевеление в ногах. Хоть и с трудом, но приподнял голову. А-а-а-а! Нет! Только не это! Змея! Натуральная, свернулась клубочком!
Меня мигом пробила новая порция пота. Пришлось даже проморгаться – так лило со лба вниз.
От моих телодвижений очнулась и она, приподняла голову и глянула на меня недобро. Ни фига не похожа на змеиного царя дочерь из мультика про волшебное кольцо. Голова желтая плоская, изо рта язык так и хлещет наружу. Она им вроде сканирует окружающую реальность. И что делать? Вот про этот аспект здешней жизни рассказывали, но про алгоритм действий при заползании гадины в постель не говорили.
Притвориться трупом? Да у меня грудь так и ходит туда-сюда.
Змея тем временем решила прогуляться вверх по телу. Проползла по ноге, выкатилась на живот. Покачала головой.
Сука, сука! У меня теперь свежий кошмар на подходе. Если выживу. Будет из чего выбирать.
Я лежал, замерев, и через какое-то время змея успокоилась. Свернулась клубком на животе, прямо в районе пупка.
Не дай бог, кто войдет и разбудит ее. Вопьется всеми двумя зубами. И этого, чую, будет достаточно. Я поднял глаза. В ткани палатки, прямо над кроватью был виден небольшой разрез. Отлично. Просто замечательно. Вот как ползучий гад сюда попал. Кто-то сделал дыру в палатке и закинул змею.
Тем временем афганский подарочек очнулся, пополз обратно вниз. К ноге. И так вяло, еле-еле. Я чуть не заорал, когда змея проползала мимо паха.
Наконец, гад окончательно с меня сполз, я медленно, по миллиметру начал подтягивать ноги к животу. Потом осторожно спустил их с кровати, пулей вылетел из палатки.
Тут-то меня и вывернуло на песок. Одной пустой желчью. Еле добрел до солдатского рукомойника над ровиком, вылил на себя воды. На голову, на спину. Вроде полегчало.
Вернулся к палатке, а там стоит Бубнов.
– У тебя глаза красные – вот настоящий вампир.
– Похрен. Там змея, – я ткнул пальцем внутрь.
– Да ладно…
– Кто-то подкинул ее к нам.
– Гонишь!
– Иди, смотри!
Пошли мы вместе. Вооружившись лопатами. Обыскали все. Змеи не было. Уползла.
– Ну и где?
Бубнов смотрел на меня как на вруна.
Я ткнул пальцем в разрез на палатке.
Лейтенант засунул туда руку, пожал плечами.
– Все это очень подозрительно. Ладно, надо готовиться к разводу…
Как сгорел адреналин, так и навалилась снова вялость и усталость. Я нацепил полевую форму, поперся к начальству.
Кубарев сидел в домике Георгадзе, что-то писал. На меня едва глянул, спросил:
– Что надо? Развод через сорок минут. Вы, товарищ лейтенант, за это время побрились бы, что ли? Форму на чистую поменять забыли? Вы же врач! Стыдно должно быть!
– Мне кажется, я заболел, Евгений Александрович… Ломит всего… наверное, температура…
– Хватит придуриваться, Панов! Симулянтов только здесь мне не хватало! Мамкины пирожки с повидлом по ночам снятся? Идите и приступайте к службе!
Он действительно такой придурок? Ну не хочешь сам осмотреть, не царское дело, так озадачь кого-нибудь. Пойду к себе, смогу там температуру померить.
На улице столкнулся с Дегтяревой. Не заметил даже, врезался в нее и на ногах не удержался, начал заваливаться. Спасибо Тоне, подхватила, не дала рухнуть.
– Привет, Андрей, что ж ты так… Ого, да ты горишь весь!
Она тут же начала осматривать меня, заглянула в глаз, оттянув нижнее веко, заставила открыть рот, недовольно цокнув языком. Ощупала шею.
– Да я сейчас к себе… Там таблетку…
– Пойдем к Кубареву! Тебе нельзя на службу!
– Так был минуту назад. Он сказал, что я симулирую, отдохнуть подольше хочу…
– А ну пойдем!
Она подхватила меня под руку, да так, что я и подумать не мог вырваться, и затащила в кабинет начальника.
– Антонина Дмитриевна! Я занят!
– Ты что творишь, сморчок? – прошипела Тоня ему в лицо, живо напомнив мне утренний инцидент с пресмыкающимся. – Не видишь, что он болен? Бледный, язык распух, обложен весь. Лимфоузлы на шее и подчелюстные вылезли. Щупал, нет? Слышишь, как кишки урчат? – заметила она звуки, издаваемые кишечником на максимальной громкости. – Давай живот посмотрим, – и не спрашивая разрешения, она оголила мне брюхо и сразу ткнула пальцем: – Глянь! Да тут печенка в малом тазу скоро будет! Болит? – она решила всё-таки узнать мое мнение, ткнув пальцами возле пупка.
– Ну неприятно… Я сяду, голова кружится что-то.
– Так вот, товарищ капитан, я сейчас возьму у него кровь, поставлю гемокультуру. Ты как думаешь, что там послезавтра вырастет? А? Ты же опытный врач, скажи мне, тупой селянке, какой результат будет?
Странно, но Кубарев молчал и только нервно облизывал верхнюю губу, на которой был едва виден шрам после ушитой в детстве заячьей губы.
– Товарищ Дегтярева, сейчас распорядимся… Здесь освещение просто… Не заметил…
Да он ее боится! Иначе чем всё это объяснить?
– А потом я рапорт напишу. Придумаю, на чье имя. Что ты здесь саботируешь работу! И не надейся, что я успокоюсь!
Как вышли от Кубарева, Тоня первым делом поинтересовалась у меня, где и какую воду я пил.
– Ну как и все. Привозную.
– Из колодцев брали?
– Тоня! – вспылил я. – Ты не уследишь за срочником, где он чего брал. Пил ли из чужих фляг? Пил. Вон, на дороге, когда нас афганцы подобрали – точно было.
– Ну вот и допился! – теперь уже на меня заорала Дягтярева. – Если это тиф… Нам надо изолировать всех, с кем ты контактировал.