– До нас довели уже. Хотя второй раз подряд…
– Ну извините, – Карамышев дурашливо развел руками. – Мы тут на войне. Есть такая профессия, Родину защищать. Слышали, может? Но для справочки – это я за вас хлопотал. Везунчики всё же, – издевательски добавил он.
Я увидел, как Женя судорожно схватилась за вилку. Которая, как известно – один удар – четыре дырки.
– А змеи там будут?
– Простите, что?!
Глаза старшего лейтенанта забегали.
– Я говорю, змеи в рейде будут?! – для усиления даже привстал. – Очень люблю этих гадов. Давить и бошки отрывать.
Мой голос заполнил собой всю столовую. Стук ложек прекратился, наш стол оказался в перекрестье взглядов.
– Дрюня, ты чего, – рядом подорвался Бубнов, схватил меня за плечи. Зашептал на ухо: – Тихо, не кипешись!
Карамышев тем временем бочком-бочком, начал двигаться в сторону выхода.
– Я этим гадам бошки на раз отрывал, – меня уже несло. – Давил ногами, прикладом их, прикладом!!!
Из столовой меня увели Бубнов и Копец. Последний трясся больше всех.
– Хрена ли ты разорался, лейтенант?! Это же инцидент! В бригаду сообщат.
– А что он сообщит? – пожал плечами я. Моя антреприза сработала на все сто. Теперь Карамышев будет думать, что я психованный – на пушечный выстрел не подойдет.
– Да молодца Панов, – Бубнов хлопнул меня по плечу. – Косит под психа, глядишь, и в рейд нас не пошлют. Как такому оружие доверить?
– Кто же пойдет?
– Да ты и пойдешь, Ильюха! Хватит на казенных харчах подъедаться. – Бубнов некультурно заржал.
На выходе из столовки меня поймала Ким. Губы у нее дрожали, в глазах стояли слезы.
– Андрей… Ты, пожалуйста, извини меня! Прямо какое-то умопомрачение нашло. Я так никогда в жизни не поступала, а тут…
Женя попыталась взять меня за руку, но я сам взял ее под локоток, отвел за столовку. Уж больно много лишних ушей вокруг.
– Принято. Но больше так никогда не делай!
– Просто… просто я в тебя влюбилась как дура! – Ким покраснела, шмыгнула носом.
– Почему как дура?
– Мне Дегтярева сказала.
– Что?
– Такие, как ты, не любят, а позволяют себя любить!
– Какие такие?
– Ну… красавчики. Еще эта международная премия. Отслужишь и умчишься к себе в Москву. А я залечу и останусь одна с ребенком. Или вообще, – Женя понизила голос. – На аборт.
Вот же стерва эта Дегтярева! Напихала в голову девчонке разное, дурацкое. Короче, в эти женские разборки влезать – точно без башки останешься. Но предохраняться надо, а то потом будет как в индийском кино.
– Я тебя прощаю, – мой взгляд опустился ниже, к подолу халата. Он открывал стройные ножки в чулочках. Небось, жарко ей по такому пеклу? После обеда солнце вдарило по полной, плюс поднялся ветерок. Который в свою очередь понес песок. Стоишь всего минуту – а уже грязный как черт, потный…
– Точно?
Женя подняла на меня глаза, несмело улыбнулась.
– Точно! Но придется прощение заслужить!
– Как?! Я на все готова!
– Я подумаю… – моя рука оказалась на талии девушки. Потом скользнула ниже, к пятой точке.
– Приходи вечером ко мне… – Женя тяжело задышала. – Соседка в ночную смену, никого не будет.
– Приду!
Никуда я вечером не пошел. Ибо нас подняли по тревоге. Сначала где-то на севере здорово бахнуло, потом послышалась трескотня более мелких взрывов. Вечернее небо подсветилось странным заревом.
В бригаде началась суета, все куда-то бежали, заработали моторы машины.
– Собираемся, в аэропорту ЧП! – К нам в перевязочную ворвался Георгадзе. В руках у него было аж два медицинских чемодана. – У ИЛа при посадке подломилось шасси. Вынесло за пределы ВПП. А там минное поле!
Мы дружно ахнули.
– Это еще не все! Самолет вез авиабомбы.
Тут народ, конечно, пооткрывал рты. А кто-то типа Копца прилично взбледнул.
– Так мины же рвутся?
В подтверждение этого послышалась новая серия взрывов.
– Я не Панов, пока саперы не отработают – не пойду туда!
– Как не пойдешь? – Шота начал натурально орать на Илью: – Да я тебя под трибунал!
– За что?!
– За отказ выполнять приказ.
– Это незаконный приказ!
Пока врачи кричали друг на друга, я отошел к Бубнову. Тот собирался. Не суетясь так, спокойно. Начал ему помогать.
Уже через несколько минут мы были на месте аварии. Примечательно – с Копцом. Но без женщин – Георгадзе запретил до разминирования.
В аэропорту, на взлетке был ад. Горел не только развороченный самолет, но и пожарная машина рядом. У санитарного «уазика» отсутствовала крыша, он тоже дымился. К нему мы и бросились в первую очередь. Три трупа, еще один с оторванными ногами. Не жилец. На всякий случай наложил ему жгуты. Просто на автомате. Меня забрызгало кровью, халат стал сразу красным. Молодой солдатик был в сознании, стонал, стиснув зубы.
– Панов! – Георгадзе дернул меня за рукав. – Ты на сортировку. Оставь его, слышишь! Оставь!
– Товарищ! – солдатик заплакал. – Не оставляйте меня, я выживу, я сильный…
Капитан уже не обращал внимания на нас, руководил остальными врачами.
– Идите к самолету по следу на песке! Там мин уже нет. Копец, слышишь? Э, не туда, левее. Вон человек шевелится… Вытаскивайте его.
Раздался громкий «баам». Меня повалило взрывной волной прямо на солдата. Тот заорал в ухо от боли. Мотая головой, я встал на четвереньки. В том месте, где только что был Копец, виднелась приличная такая яма. Еще дымился тротил или какая там взрывчатка в мине. Солдатик продолжал кричать, но уже тише. Так, больше подвывая.
Я матерно выругался, выплюнул попавший в рот песок. Георгадзе мудак, послал Копца на смерть. Наше дело – ждать в сторонке, в безопасной зоне, принимать пострадавших. Слишком близко встали.
– Ты как? Не задело? – мне помог встать Бубнов. Тоже весь забрызганный кровью.
– Нет вроде. Где Илья? Он там был! – я ткнул пальцем в сторону недавнего взрыва.
– Сейчас гляну, – Петя побежал к месту взрыва. – Есть, тут он! Санитары!
Пока я приходил в себя, Копца притащили к нам. Да, дружище, вот и сбылась твоя мечта о раннем дембеле. Огнестрельный перелом голени, осколочное ранение лобно-теменной области, травматическая ампутация четвертого и пятого пальцев правой кисти. Это на первый взгляд. Блин, а еще у нас тут контузия – слева явно барабанная перепонка порвана. МВТ в чистом виде, степень тяжести…
– Коли наркоту, что застрял? – прохрипел Илья. – Болит же, сука!
– Панов, работать, не спать! Сортировка! – закричал Георгадзе и рявкнул в сторону: – Жгут, промедол, в операционную! Бегом!!!
– Нам сдвинуться бы в безопасную зону, – тихо сказал я начальнику. – А то не дай бог…
– Переходим, – скомандовал капитан и ткнул пальцем метров на пятнадцать в сторону, – вон туда. Быстрее, шевелимся!
На сортировке, к счастью, пострадавших пока было меньше, чем медиков, и всё наше барахло унесли в сторону довольно быстро. Причем гораздо дальше той точки, на которую показал Георгадзе. Его косяк, начал делать то, чего не должен был. Найдется кому таскать и без нас. Вон, комендачи прибыли, саперы, пусть работают. А мы займемся теми, кого нам предоставят.
Блин, всех жалко – и Ильюху, для которого это явно ничем хорошим не кончится, и Георгадзе – вон он, аж серый весь. И не думаю, что он за должность переживает больше, чем за сотрудника.
Рядом с нами кого-то строил усатый майор, попутно отряхивающийся от пыли:
– Где этот ваш танк? Сколько ждать можно? Немедленно чтобы в течение пяти минут здесь был!
Ответ я не услышал, но, судя по реакции распекающего, и так всё стало ясно. Аккумулятор с танка сняли и назад не поставили, что-то там с ходовой еще. Короче, саперный танк сегодня не приедет. В следующую секунду мне пришлось отвернуться, чтобы ненароком не стать свидетелем рукоприкладства. Хорошо, не расстрелял.
А вот и пострадавшие пошли, только успевай уворачиваться. И у всех ожидаемо – та самая пресловутая минно-взрывная травма. Осколочные ранения, переломы, тупые травмы живота и груди, контузии и ЧМТ. Всего двенадцать человек.
А комендачи тушат самолет. Не хочется думать про тот самый груз – если там еще раз что сдетонирует, от нас всех одни только атомы останутся. Вон, ребята дружно сыпят песком на крыло. Это ведь там керосин, да? Ёп-п-прст! Мама, я же жить хочу, забыли, что ли?!
От действий пожарных меня отвлекла работа. Жгут, наркотик, тампонировать, написать на лбу. Эти направо, тех налево. Адский конвейер, часть вторая. Прямо название для фильма ужасов.
Притащили паренька, его взрывом отбросило, сразу не нашли. Ох ты ж! Как он жив хоть? От передней брюшной стенки – одни воспоминания, вместо живота сплошное месиво. Открытый гемопневмоторакс справа – рентген не нужен, там ребра вдавлены и кровь булькает. Остальное даже смотреть не стал, тут срочно противошоковые мероприятия, и в операционную. Если донесут. Только открыл рот, но понял, что всё, уже не надо. Дыхание остановилось. Реанимация при таких травмах не показана. А лицо совсем без повреждений почти. Симпатичный паренек был. Я зачем-то приподнял его руку, на фалангах пальцев красовалась нехитрая татуха «Саня» – по одной букве на каждый палец.
– Быстрее, эвакуация!!! – к нам бежал солдат из оцепления. – Там! Сейчас!
Судя по его глазам, которые размером сильно превышали пятикопеечные монеты, и перекошенному рту, предупреждение было нешуточное. Мы, не сговариваясь, рванули вслед за ним. Отдельные чемпионы обгоняли нас как стоячих.
Первый разрыв, довольно хлипкий, но достаточный для того, чтобы мы с Георгадзе тут же рухнули на землю, послышался, когда мы отбежали метров на триста, по моим прикидкам. И сразу рвануло по-взрослому. Над нами что-то летело, а потом будто гигантская кошка лизнула меня горячим шершавым языком по спине. Охренеть… Потом раздалась еще серия взрывов, штук пять, не меньше, после чего все затихло.