– Ну что, генацвале, вроде кончилось? – подал голос Георгадзе. – Возвращаемся, надо продолжать сортировку.
– Было бы на чем, там, наверное, не осталось ничего.
– Носилки принесут, не переживай. Лишь бы остальным повезло, как нам.
К концу спасательных работ общие потери составили двадцать девять человек, из них безвозвратных – одиннадцать. Самый первый раненый, который безногий, тоже умер. Прямо у меня на руках. Очень хотел жить, до последнего просил не бросать. Хреновая ночка, если не сказать чего похуже.
С утра сюрприз, и опять дерьмовый. Петя заболел. Температура почти сорок, лежит бревном. Пневмония. Плохо дело. Надышался какой-то гадости вчера? А кто его знает, может, и так. Но тогда уж лучше простая бактериальная, токсическую лечить и через сорок лет не особо смогут. Я понадеялся, что со мной из-за этого отбой случится, но как бы не так. Приперся Кубарев, сообщил:
– Вы, товарищ лейтенант, достаточно настажировались в прошлый раз. Аж на целую медаль. Думаю, сможете сами там и полечить, и врагу отпор дать, если нужда будет. У вас ведь и такой навык есть, насколько я помню.
– Завидуете, Евгений Александрович? Нехорошее это чувство, деструктивное.
– Было бы чему, – фыркнул Кубарев. – Покой дороже.
– Вам, значит, покой, а мне лоб подставлять?
– А вы хотели, чтобы кто-то вместо вас его подставил?
– Ага, вы, к примеру.
– Я здесь нужнее, товарищ лейтенант. Удачи в рейде.
Блин, от таких пожеланий только хуже становится. Вот же жаба! Точно, вот кого он мне напоминал! Наиглавнейшего министра Абажа из фильма про королевство кривых зеркал! Только морда не зеленая и бородавок нет.
В рейд выдвинулись поздно, после обеда. Что-то там не срослось у военных ребят. Но мы не обидчивые, поспали в кунге, благое дело, охлаждение работало, да и машину в тенек загнали. Нет, сначала с фельдшером Тарасовым все перебрали, недостающее пополнили, про избытки промолчали. И водитель наш, Бахтияр, машину облазал и проверил всё от и до. А потом – сонтренаж, любимое занятие военнослужащего вне зависимости от звания.
Колонна получилась намного скромнее прошлого раза. Вернее, наш кусок. Оказалось, мы ждали, когда сопровождение соберется, потому что нашего было – четыре БТР, три грузовика и наша «санитарка». Даже штабных никого. Довели нас до нужного места и попылили дальше.
Насчет штабных – это я погорячился. Один точно присутствовал. Корешок мой старинный, Толик. Наверное, за поголовье змей переживает. Но что порадовало – увидев меня, особист внезапно почувствовал острую зубную боль. Других гипотез, почему у старлея так рожу перекосило, у меня не было. Но мы – люди безынициативные, сами не напрашиваемся. Обратится за помощью – обязательно окажем.
Приехали мы на зачистку кишлака. Серьезно тут, оказывается, дело поставлено. На основных тропах чекисты устанавливают какой-то «Каскад», который засекает любое движение. Раз в месяц показания снимают, отсеивают всяких тушканчиков и горных козлов, и если есть караван, то отправляют на реквизицию наших. Вот вроде свежак, не больше недели, в этот кишлак прошлепал. Так что улов должен быть неслабый. А Анатолий, получается, не из праздного интереса сюда приперся. С одной стороны – представитель конторы, с другой – капитанские погоны за хороший улов могут на плечи опуститься.
Похвальное стремление. По большому счету меня Карамышев волнует мало. Противный, завистливый, злопамятный. Да флаг ему в руки и басовый барабан на грудь. И попутного ветра в спину. Я жду приказ о дембеле и незаконном призыве. И тогда ни один особист меня волновать не будет ни одной секунды. Но в нобелевской лекции я тебя, Толик, упоминать не стану. Извини.
Все начали разворачиваться, и мы туда же. Мотострелки быстренько собрались в кучу и попылили по своим делам в сопровождении брони. Кто-то малой группой свернул в сторону, наверное, разведчики пошли на тропу что-то там убирать или добавлять. Кто же нам такие подробности расскажет? А наше дело маленькое – подготовить место под сортировку, развернуть в кунге всё нужное и ждать. Остались здесь одни хозслужбы да боевое охранение.
Тарасов с Саидовым организовали всё и без моего участия. Я и не против. Как известно, наблюдение за тем, как кто-то работает, входит в классическую тройку явлений, на которые можно смотреть бесконечно. Правда, насчет огня и текущей воды у меня есть сомнения. Да и не очухался я еще до конца после болезни. Пока на месте сидишь – вроде ничего, а стоит чуть больше активности проявить, и сразу наваливается противная слабость. Я сел за столиком медрегистратора, который фельдшер Саня, глядя на меня, поставил в первую очередь, и сделал вид, что изучаю текущую документацию. А то вдруг неведомые силы совершили диверсию и расчертили журнал в отличном от заведенного порядке. Пока нет никого на сортировке, загораем. Имеем полное право.
– Не заняты, товарищ лейтенант?
Ёксель-моксель, а это чудо с какого бодуна принесло? Скучно стало, и особист решил мне мозг выесть немного?
– Что-то случилось? – ответил я вопросом на вопрос. Эта привычка, вопреки анекдотам, свойственна не только одесским автохтонам.
– Нет, не беспокойтесь, – поднял руки Карамышев. – Вы извините, вчера как-то не очень корректно получилось, сорвал на вас плохое настроение.
Точно, гаденыш поганку задумал какую-то. Что ж ты не успокоишься никак?
– Принято, – буркнул я. А что мне, более привычное «ничего, бывает» отвечать? Верный путь для поощрения сволочи, почти одобрение.
– Андрей Николаевич, вы же из Москвы? – с какой-то надеждой в голосе спросил Толик.
– Ну да, вы же мои документы видели. На Девятьсот пятого года живу.
– А я на Энтузиастов, мне там от тети квартира досталась, – мечтательно произнес Карамышев.
Ностальгируешь? Ну-ну, давай. Может, надеешься, что я расслаблюсь и расскажу тебе что-то интересное? Про встречу с космонавтом? Было такое, очень познавательно.
Но впарить чекисту лекцию про политику партии и текущую международную обстановку не получилось: вдалеке забахали выстрелы, причем даже на мой профанский слух из чего-то довольно крупного. Я не успел дать команду готовиться к приему раненых – после такого они чаще бывают, чем не… Потому что рвануло у нас. Противно просвистев, в грузовик что-то врезалось, приподняв на секунду здоровенный «Урал» на два колеса.
– Тревога! – закричал Карамышев, срывая с плеча автомат и падая в тень палатки.
Шустер, гад, я за это время успел только вытащить свой калаш, лежащий в ногах. Но тоже плюхнулся, поближе к заднему колесу «шишиги». Надеюсь, по красному кресту эти отмороженные стрелять не будут. Хотя кто ж их знает, уродов.
Место стоянки, до этого момента казавшееся небольшой горной турбазой, вдруг превратилось в ад. Кто-то еще раз выстрелил из гранатомета, пошла пальба из автоматов с разных сторон. И где наше охранение, спрашивается? Почему не лупят из пулемета? А мне куда стрелять? Что-то я противника не вижу нигде.
Пошла в ход ручная артиллерия – со стороны полевой кухни раздались разрывы гранат. Это что, духи так быстро подошли? Что за фигня здесь творится?
Ага, вот Карамышев кого-то узрел и начал стрелять короткими очередями. Только мне то направление перекрывала наша палатка, и я противника не видел. А лупить в воздушное пространство Афганистана не очень-то и хотелось. А хотелось куда-то спрятаться и не отсвечивать, пока все тут не кончится.
– Товарищ лейтенант, сюда! – крикнул мне Саидов с другой стороны машины. – Осторожно только! – и замолчал.
– Бахтияр! Ты что там? Ранен?! Сейчас, погоди!
Я на четвереньках побежал к палатке и схватил сумку с перевязкой. Но назад, к Саидову, попасть уже не смог. Сзади кто-то крикнул на русском, только с местным акцентом:
– Автомат на землю, шурави! А то стреляю.
Глава 16
Как же так? Почему это случилось именно со мной? Да не может быть, чтобы я – в плен!
Но действительность оказалась намного суровее – меня рывком подняли за воротник и довольно грубо толкнули в спину. Только я попытался повернуться в попытке увидеть духа, как тот вдарил мне прикладом по пояснице, заорал: «Пирёд, пилять!»
Возле нашей палатки с земли поднимали Карамышева. Особисту неслабо прилетело по голове, и теперь там кровило, заливая Толику левое плечо.
– Раненый, перевязать надо, – показал я на него, но мой конвоир снова ткнул меня стволом в поясницу. Чувствую, такими темпами скоро буду ссаться кровью и останусь без почек.
Четко и недвузначно обрисовали мне ситуацию с правами человека и всякими конвенциями в этой местности. Вот после последнего тычка я как-то вдруг сразу понял глубину жопы, в которой оказался. В голове всплыли увещевания замполита, что в плен лучше не попадать, потому что там только пытки и смерть. Как там звали того несчастного ефрейтора, о котором говорили в столовой? Он подорвал себя. Блин, а у меня гранаты не было. Я даже позорно не снял автомат с предохранителя.
Что я читал про всё это? Ведь теперь это про меня, да? Обидно мало. Вроде бы как единственный способ выжить – принять мусульманство, отрастить бороду и начать воевать на стороне духов. В таком случае они уже будут братьями-моджахедами. И что переходящих на свою сторону командиры вяжут кровью – заставляют убивать своих. Несколько выживших, которых потом нашли в девяностые, работали электриками и строителями. Ничего положительного.
Нет, было! Руцкого два раза из плена выкупали. Ага, он ведь генерал, а я тоже. Почти. Звездочки только побольше сделать и просвет с погона убрать. А что говорили про гонорары за пленных офицеров? Был же разговор, тогда, перед первым рейдом! Сто тысяч за летёху, точно! Меня продадут, а потом приедет Шемякин и спасет меня. Три раза, он это начал делать только после вывода войск. Фигня, осталось немного подождать, жалких семь лет. Обрезаться надо будет? Или так сойдет?
Мысли лихорадочно скакали в голове, но покоя от этого не было. И кавалерии из-за холмов я не ждал – судя по звукам стрельбы, бой там шел нешуточный. Там большая засада, здесь так, мелкий налет на обоз. Кому мы нужны сейчас?