А между тем шедшая впереди нас машина наружки уже стояла сбоку будки охраны, а старший бригады, заскочивший внутрь, выходил вместе с лейтенантом и двумя автоматчиками.
— Первый! Первый! Я — Второй! Внимание! Идут к вам… Кажется, хотят проверять грузовик…
— Вас понял. Приготовиться!..
Долматов отключил рацию, оглянулся на нас:
— Ну что, к нам идут все-таки… Могут пытаться досмотреть нас… Всем приготовиться… Без моей команды не стрелять!
Офицер, высокий и сухощавый молодой парень с тщательно ухоженными усами, подошел к кабине нашего грузовика и о чем-то заговорил с Андреем. Нам в кузове были слышны приглушенные голоса Андрея и сидевшего рядом с ним переводчика Ну-рика, однако слов разобрать мы не могли. Наверняка ребята рассказывали ему нашу легенду об отпусках советских специалистов.
Потом офицер обошел наш грузовик и подошел к автобусу. Солдаты, лениво глазея по сторонам, немного отстали от него. Сотрудник наружки ушел к своей машине. В узенькую щелку отошедшего на стыках брезента тента грузовика я мог наблюдать все, что творится у автобуса.
Офицер, не заходя в автобус, заглянул внутрь через открытую по его указанию переднюю дверь. Тут открылась задняя дверь автобуса, через которую вышли громадный Серега и Толя Косяков. Они подошли к офицеру вплотную.
«Ну же, дурачок, не нарывайся! Не губи ни себя, ни нас!» — мысленно заклинал я лейтенанта.
Не обнаружив ничего подозрительного, офицер повернулся к Сереге и Толику и что-то им сказал. Толя заулыбался и вытащил сигареты. Лейтенант закурил. Потом посмотрел на наш грузовик и неторопливо пошел в нашу сторону.
— Александр Иванович… — шепнул я.
— Вижу! — хрипло ответил он.
А между тем лейтенант подошел к заднему борту грузовика и попытался отогнуть прихваченный веревкой край брезентового тента. Серега и Толик с окаменевшими лицами маячили сзади.
Послышался голос вышедшего из кабины Нурика, который, видимо, говорил офицеру, что в кузове только ящики — личные вещи советских специалистов.
Лейтенант развязал веревку, оттянул тент, приподнялся на цыпочках и вытянул шею, всматриваясь в глубину затемненного кузова. Потом он поставил левую ногу на буксировочный крюк грузовика, а правой рукой ухватился за борт…
Вот именно на правую кисть руки лейтенанта и поставил ногу в тяжелом спецназовском ботинке Долматов.
Офицер инстинктивно попытался выдернуть руку, но Долматов прижал сильнее. Афганец поднял глаза и увидел направленную ему в лоб пахнущую оружейным маслом бездонную дыру ствола автомата Калашникова со скошенным компенсатором (калибр 7,62 мм, модернизированный, десантный вариант с откидывающимся металлическим прикладом).
Лицо у афганца посерело. Зрачки расширились. Он как-то вяло опустил левую ногу на землю и уперся левой рукой в борт, а с лица вдруг градом покатились крупные капли пота…
Держа автомат в правой руке, Долматов медленно поднес палец левой руки к губам, рекомендуя офицеру помалкивать…
Лейтенант беспомощно повел глазами и увидел еще несколько направленных на него автоматов. А за ними — чужие, решительные и страшные лица.
Челюсть у офицера отвисла, в уголке рта вскипела белая пенка слюны. Да… тут уж надо выбирать… Либо умереть сразу и непонятно за что и почему, либо еще пожить хоть немножко. Он скосил глаза: сзади со зловещими физиономиями стояли двое здоровенных русских, которые угощали его сигаретой. Наверняка с оружием тоже. С пистолетами или с ножами. Надо решать…
И лейтенант сделал свой выбор.
Опустив глаза, он заторможенно кивнул.
Долматов, не опуская автомат, тоже кивнул и убрал ботинок с покрасневшей кисти офицера.
Тот, опустив голову и не снимая руки с борта, несколько секунд постоял у грузовика, а потом, ходульно передвигая ноги, пыля, пошел прочь.
Отойдя на несколько метров, лейтенант обернулся, посмотрел на наш грузовик и автобус, что-то злобно крикнул солдатам у шлагбаума и махнул рукой.
Полосатый шлагбаум поднялся, и мы, поднимая тучи пыли, наконец-то выехали из Кабула. Я выглянул из-за тента и увидел, что лейтенант, расслабленно сгорбившись, пошел к будке. К нему подбежал сотрудник наружки, схватил за рукав и, судя по жестам, что-то спросил. Лейтенант резко выдернул рукав, отрицательно мотнул головой и скрылся в будке охраны. Здесь дорога сделала поворот, и контрольно-пропускной пункт вскрылся за склоном горы.
Через шесть лет, в 1985 году, судьба-затейница вновь сведет меня с этим лейтенантом, а теперь уже капитаном министерства внутренних дел Демократической республики Афганистан по имени Абдул Хамад, сын Сарьяра (уроженец провинции Джелалабад, пуштун, член НДПА с ноября 1978 года, женат, имеет троих детей). За рюмкой водки он расскажет мне о странном инциденте, происшедшем в сентябре 1979 года, когда он еще служил на северном КПП города Кабула… Меня он не узнает. А я промолчу…
До Ваграма оставалось около 70 километров, которые мы проехали за полтора часа с небольшим и без особых приключений.
Две машины наружного наблюдения долго тянулись за нами, а потом где-то в районе Ваграма, когда уже пошли домишки и огороды, отстали.
Здесь нас встречал офицер безопасности посольства Бахтурин на своей «тойоте». Дальше мы ехали за ним. Наконец мы вырулили на бетонку аэродрома. Андрей прибавил скорость.
— Внимание, не расслабляться! — напомнил Долматов.
Огромный транспортный Ан-24 с эмблемами Аэрофлота ждал нас с работающими двигателями на дальней стоянке.
По мере того как мы приближались, задняя рампа самолета стала открываться. Я успел подумать, что, наверное, Бахтурин дал сигнал по рации. Из бокового люка на бетонку стали спрыгивать бойцы в нашей спецназовской форме с автоматами в руках и объемными рюкзаками за спиной. Они быстро заняли круговую оборону. Это была подмога: из Москвы нам прислали еще пятнадцать бойцов, прошедших ранее КУОС.
Рампа полностью открылась, внутри суетились техники в синих комбинезонах.
Взревел двигатель, и наш грузовик медленно заехал по направляющим прямо в самолет.
— К машине! — скомандовал сосредоточенный Долматов.
Мы горохом посыпались из кузова. Техники бросились ставить под колеса колодки и крепить наш грузовик врастяжку цепями.
Александр Иванович подошел ко мне, крепко пожал руку.
— Ну, до свидания! Счастливо добраться! — Помолчав, он добавил: — Зря ты уезжаешь…
— Да мы же вернемся, Александр Иванович!
Долматов покивал, поправил ремень автомата.
— Ну, ладно… — Было видно, что он уже думал о другом. — Как только взлетите — сразу вскрывай ящики, а то они задохнутся. В группе наших бойцов ты — старший. Никого не слушай. До места высадки за их, — он кивнул в сторону грузовика, — безопасность отвечаешь ты. Кто бы что тебе ни говорил — посылай всех… сам знаешь куда. Все. Пока!
Долматов и остающиеся с ним ребята покинули самолет.
Рампа закрылась, скрывая от меня раскаленную бетонку и знойную пустыню окрестностей Ваграма. Наверное, навсегда, мелькнула мысль, обратно буду возвращаться через Кабул… Ан нет! В Баграм мне еще суждено было вернуться в недалеком будущем…
Самолет задрожал и покатился по взлетной полосе. Я подскочил к маленькому круглому иллюминатору, но ни наших ребят, ни машин уже не увидел. Вибрирующий алюминиевый пол подо мной стал резко крениться. Самолет, круто забирая вверх, взлетел, развернулся и с набором высоты пошел на север.
Ко мне подошел Глотов.
— Ну что… До приземления можете отдыхать. Перекусить есть что-нибудь?
— Мы взяли с собой сухие пайки. Вода есть во флягах. Кипяченая.
— Подходите ко мне, у меня колбаска есть вареная. Из Москвы ребята с этим самолетом передали. И немного водочки…
Как у собаки Павлова, у меня тут же началось обильное слюноотделение. Непроизвольно сглотнув, я ответил:
— Спасибо, подойдем.
Затем, вспомнив про ящики, я испытал внезапное угрызение совести: елки-палки, про жратву говорим, а о людях забыли! Каково им там! И живы ли?
Я вытянул из ножен штык-нож. Глотов удивленно смотрел на меня:
— Ты что?
— Надо вскрыть ящики.
— Не рано?
— А чего тянуть?
Ножом поддел крышку ящика, гвозди вылезали туго, но вылезали. Упершись ногой в край ящика, я ухватился за крышку, потянул вверх…
В ящике на полосатом красно-белом матрасе лежал совершенно мокрый маленький Гулябзой. В руках он держал короткоствольный «Хеклер и Кох».
— Все в порядке, мы — в воздухе. Скоро Союз! — поспешил я успокоить его. Протянул руку и помог выбраться из ящика.
— Спасибо… спасибо… — тяжело дыша, еле слышно бормотал Гулябзой.
Я вскрыл остальные два ящика. К моей радости, оба других министра оказались живы.
В мокрой от пота рубахе, с лицом свекольного цвета, верзила Сарвари тяжело вылез из кузова грузовика и сел на пол. Затем вскочил и подбежал к иллюминатору.
— Где мы летим? — хрипло спросил он.
— Не знаю… мы ведь только взлетели… — Я посмотрел на часы: — Десять минут, как взлетели. Еще Афганистан.
— Зачем вы меня увозите!!! — взвыл Сарвари. На шее у него вздулись вены, плечи тряслись.
«Плачет, что ли?»— подумал я.
— Скажи пилоту, пусть разворачивается! Я не оставлю Родину в такое время! Я подниму мой народ!!! — не отрываясь от иллюминатора, кричал в истерике Сарвари. Он повернулся ко мне, и я увидел, что глаза у него налились кровью, а по лицу градом катился пот. — Мой народ верит в меня!!! Я растопчу кровавого Амина!!!
Мне стало не по себе. Как бы его удар не хватил!
Внезапно Сарвари обмяк и тяжело опустился на покрытый заклепками, дрожащий алюминиевый пол салона. Я подсел рядом. Отстегнул от пояса флягу с водой.
— Вот… Попейте воды.
Сарвари припал к фляге, и вода стекала ему на грудь. Потом он плеснул на ладонь и вытер мокрое лицо и шею.
— Ты и твои товарищи нам помогли сейчас… — тихо заговорил он, — знай, что мы это никогда не забудем… Мы ведь вернемся еще сюда! И я лично буду казнить изменника Амина! — Он испытующе, посмотрел мне в глаза: — Ты веришь в это?