— Вацура? Кирилл? Это ты?! Мать честная, сколько лет, сколько зим!
Я не сразу узнал его; он мне помог, представился, и мы сжали друг друга в объятиях.
— Откуда ты здесь?.. Ого, уже полковник!
— Служу в штабе миротворческих сил. А ты, я слышал, попал под сокращение?
— Попал. В Крым переехал.
— Так приглашай на отдых… А чем здесь занимаешься?.. Эй, бармен! Пару бутылок коньяка сюда! — Он сделал барский жест, щелкнув пальцами.
— Долгая история, — я махнул рукой. — В другой раз как-нибудь… Знакомься, это Валери.
Полковник привстал со стула и поцеловал девушке руку.
— Очень приятно. Игорь Алексеев. Кирилл не рассказывал вам обо мне? Мы вместе служили в Кундузе. Он был старшиной разведроты, а я — начальником штаба батальона.
Валери начала скучать. Мы с Алексеевым приговорили вторую бутылку коньяка, и он принялся таинственным шепотом рассказывать мне, что научился жить красиво, но кто-то его начинает душить, а он так просто сдаваться не намерен и всю мразь скоро выведет на чистую воду. Я ничего не понимал. Валери куда-то пропала. Я распрощался с полковником, мы очень долго жали друг другу руки в фойе гостиницы, Алексеев сунул мне в карман свою визитку и, наверное, раз сто повторил, что ждет меня завтра у себя в четыреста пятнадцатом номере.
Когда я поднялся наверх и завалился в наш номер, Валери сидела в кресле с книжкой в руках. Взглянула на меня, и усмешка пробежала по ее губам.
— Здорово ты набрался. О чем это вы с ним так долго трепались?
Меня это задело. Я подошел к ней, выбил из ее рук книгу и, глядя ей в глаза, произнес:
— О красивой жизни. И вообще, это не твое дело, это военная тайна. Ты мне не жена. Ты вообще непонятно кто… Я не прав? Ну скажи, кто ты? Что ты замышляешь?
Валери молчала.
— А-а, вот видишь! Молчишь. Потому что признаться страшно.
После этого я, не раздевшись, рухнул в кровать и долго лежал неподвижно, притворяясь спящим, наблюдая за Валери через щелочки век. Она читала, изредка кидая на меня взгляды. Потом положила книгу на кровать, встала, тихо подошла к телефону, набрала номер и сказала, прикрывая трубку рукой:
— Мы прилетели, Низами Султанович.
Видимо, ей что-то говорили; она молчала, лишь сказала «Хорошо» перед тем, как опустить трубку на телефон.
Я взвился на кровати, как удав:
— Кому ты звонила?
Она вздрогнула, по ее лицу пробежала тень испуга.
— Фу-ты, напугал! То лежит, как покойник, то вскакивает как при пожаре. Адвокату я звонила. Рамазанову. Сказала, что мы прилетели.
— А я подумал, что в морг, — ответил я.
— Если ты будешь так напиваться, то не исключено, что придется звонить и в морг.
Я взревел, как разъяренный зверь, швырнул в нее подушку, потом схватил Валери в охапку и повалил на кровать. Трудно назвать то, что я с ней вытворял, проявлением любви, но Валери осталась довольна мною, хотя утро было для нее хмурым и ей пришлось класть на глаза примочки из заварки.
Я же чувствовал себя прекрасно, сделал на балконе зарядку, полюбовался на парк, который пышным зеленым ковром расстилался под окнами гостиницы, откуда доносилась восточная музыка и веяло запахом горящих углей — шашлычники и пловщики начинали готовить.
— Я умираю с голоду! Эти запахи могут свести с ума!
Валери вытиралась махровым полотенцем, глядя на меня с любовью и легким укором.
— Первый раз вижу мужчину, который хочет есть на следующее утро после пьянки.
— Ты плохо знаешь мужчин, милая. А впрочем, это не худшее твое качество.
— Ты хорошо помнишь вчерашний день? Провалов в памяти нет?
— Кажется, сегодня мы должны встретиться с Алексеевым… Точно! — Я хлопнул себя по лбу и полез в нагрудный карман рубашки. — Где-то у меня должна быть его визитка.
В кармане рубашки ее не оказалось, и я обыскал брюки.
— Куда я ее подевал?
— Странно, что ты вообще вернулся с головой… Зачем тебе визитка?
— Там был записан номер его комнаты… Четыреста пятнадцатая, кажется. Ладно, найдем!.. Послушай, ты мне так и не рассказала, что сказал Рамазанов.
— Сказал, ждать. Нас вызовут.
— И долго ждать?
— Не думаю.
— Я чего беспокоюсь — как у тебя насчет средств к существованию? — Я потер пальцами невидимую щепотку. — Мне много не надо, но на халяву могу потерять совесть и загулять.
— Не надо беспокоиться. — Валери погрозила мне пальчиком. — Никаких загулов не будет.
— Послушай, ты ведешь себя так, как будто ты — моя жена.
— А разве ты не хотел бы, чтобы я стала твоей женой?
— Это провокационный вопрос.
— Когда мужчин принуждают ответить четко и вразумительно «да» или «нет», они всегда увиливают в сторону и придумывают несуществующие провокации.
— Да или нет — тебя принципиально не интересует, потому что ты безразлична ко мне. Но тебе хочется ясности, хочется знать меня вдоль и поперек, как прочитанную книгу, чтобы прогнозировать мои поступки. Но мне, — я взял баллончик с пеной для бритья, выпустил струю на щеки и стал растирать кисточкой, — но мне этого совсем не хочется. Не только женщина должна быть загадочной.
— Ты считаешь, что в тебе недостаточно загадочного?
— Я считаю, что у каждого человека должен быть маленький такой мирок, недоступный для других. Чувства лучше прятать именно там.
— Ах, вот как! — вспыхнула Валери. — Оказывается, ты бессовестный лицемер!
— Лицемерие, милая, это когда мы выдаем одни чувства за другие. А когда мы их просто глубоко прячем, это элементарная предусмотрительность, что не противоречит этике.
— У тебя философия толстокожего бегемота. Господи! — Валери сложила ладони лодочкой и закатила глаза вверх. — И этого человека я почти любила!
Мы занимались словесными перестрелками довольно долго, пока чувство голода не выгнало нас из номера в поисках пищи. У лифта я внезапно хлопнул себя по лбу.
— Стоп! — скомандовал я. — Задний ход! Я оставил в номере куртку.
— А зачем тебе куртка? Жара на улице.
— Я использую ее в качестве подстилки. Кинул на траву — и вперед!
— Я жду внизу, — сказала Валери, потому что дверки лифта уже раскрылись перед ней.
Войдя в комнату, я закрыл дверь на замок, сел рядом с телефоном и набрал по памяти номер, по которому Валери звонила вчера вечером. Запоминать цифры несложно, если уметь их систематизировать. Две крайние — двойки — символизируют нас с Валери, а внутреннюю пару — тройку и четверку запомнить совсем просто — я так учился в школе и потому до сих пор вляпываюсь во всевозможные авантюры. Главное — вовремя придумать образы под цифры, и запомнить можно все, что угодно.
На другом конце провода трубку никто не брал.
Глава 5
Валери, что называется, умела отвязываться и, как могло показаться, напрочь забыла о своем несчастном братце. Она таскала меня по всем барам и кафе, которые встречались на нашем пути, и завелась настолько, что стала привлекать своим раскрепощенным поведением благочестивых мусульман. Я носил ее на руках, купался вместе с ней в фонтане и к четырем часам дня изнемог до такой степени, что сел в тенистом скверике на скамейку и подремал часик, пока Валери меняла очередную партию долларов на рубли и выбирала в ювелирном магазине украшение для вечернего платья.
Когда мы вернулись в номер, она сразу полезла в душ, а затем легла на кровать и уткнулась в книжку. Я вяло предложил ей составить нам с Алексеевым компанию, надеясь, что она откажется. Валери посмотрела на меня из-за книги, усмехнулась и сказала:
— Не переживай, я не буду мешать вашему общению.
— Я всегда знал, что ты умница, — ответил я с облегчением. — И в самом деле, что тебе делать с нами? Мы будем вести долгие и скучные разговоры, вспоминать войну и общих знакомых.
— Войну? — Она как будто удивилась. — Какую войну?
— Разве ты не поняла? — Я не стал смотреть ей в глаза, помогая лукавить, и принялся надевать свежую рубашку. — Мы служили с ним в Афганистане. А там была война. Стреляли… Слушай, а галстук нужен или так сойдет?
— Так сойдет… Ты мне никогда не рассказывал про Афганистан.
— А ты не спрашивала.
Валери встала с постели, подошла ко мне со спины и обняла за плечи. Я почувствовал рельеф ее тела.
— В тебя стреляли?
— Стреляли.
— Тебе было страшно?
— Еще как!
— А ты стрелял?
— Преимущественно из рогатки. Бесшумное секретное оружие.
— И ходил на караваны?
— Ты знаешь про караваны?
— В книжках читала. Раз Афган, значит, обязательно все ходят на караваны.
— Караванов у меня было больше дюжины.
— Это что-то вроде торгового транспорта?
— Что-то вроде того.
— И что эти караваны перевозили?
— Все, что угодно, — одежду, консервы, ковры, аппаратуру, оружие… Всего не перечислишь.
— Ты мародерствовал?
— Валери! — Я повернулся и запустил ладони в ее прекрасные темные локоны. — Ну что за слова! Мародерствовал… Случалось, что мы брали трофеи. Это делают армии всех стран во все века. Это не осуждается.
— А какие трофеи? — допытывалась она.
Я развернул ее и, преодолевая нахлынувшее желание, шлепнул по попке.
— Марш на место! И читай свою «Шехерезаду». Нечего влезать в чужие дела.
Валери поцеловала меня, потрепала по щеке.
— Только не напивайся сильно.
— Принял к сведению! Проголодаешься — спустись в бар, выпей кофейку с бутербродом.
Выйдя из номера, я вдруг пришел к мысли, что даже очень близкая сердцу девушка быстро надоедает и непродолжительная разлука с ней приносит не меньше радости, чем общение.
Спустившись на четвертый этаж, я, предупреждая нежелательную реакцию дежурной, поприветствовал ее каким-то фамильярным взмахом руки:
— Добрый вечер! Рад видеть вас цветущей и красивой!
Лицо женщины, разумеется, расплылось в улыбке, она принялась меня вспоминать, и, пользуясь ее кратковременной потерей бдительности, я быстро пошел по коридору, отыскивая четыреста пятнадцатый номер. Случайно мой взгляд наткнулся на белый картонный квадратик, лежащий на краю ковровой дорожки, и я поднял его. Это была визитка Алексеева, причем именно та, которую он дал мне. Я перегнул ее пополам, прежде чем спрятать в карман рубашки, и этот картонный квадратик также был сложен вдвое.