влена под моим непосредственным руководством. Во время очередной операции в районе кишлака Курук, когда мы на бронетехнике вошли в «зеленку», этот солдат был специально помещен в десантном отсеке моей БМП между двумя «дедами-педагогами», которые держали его поведение под неусыпным контролем. Как только началась стрельба и боец начал «впадать в ступор», то сразу же получил крепкий толчок локтем в бок от одного из «педагогов» (если не изменяет память, ефрейтора Кислицы), который сразу же сунул ему в руки заранее подготовленный пустой автоматный магазин с пачкой патронов и жестко скомандовал: «На, снаряжай магазин! Живее-живее!» Как только бойца вновь начинало «клинить», то «локтевой аргумент» возвращал его к действительности. После того как магазин им был снаряжен, — другой «воспитатель» тут же сунул ему в руки автомат, и не давая ни секунды на размышление, скомандовал прямо ему в ухо: «Заряжай и стреляй! Огонь!» И боец начал стрелять. Все как «бабка пошептала»: с этого момента этот солдат больше в «ступор не впадал», воевал хорошо и осенью 1985 года уехал домой, будучи представленным к награждению медалью «За боевые заслуги». Перед отъездом он со слезами на глазах стал благодарить нас за то, что мы помогли ему почувствовать себя настоящим человеком и бойцом. С его слов, он сам презирал и ненавидел себя за свою слабость, но ничего не мог с собою поделать. И только благодаря товарищам почувствовал уверенность в себе. Вот такая «дедовщина» в Афганистане среди пограничников действительно была. Подтверждаю!
Касаясь форм и методов воспитания «дедов» и «дембелей» в боевых условиях, приведу еще один пример. Как-то весной 1985 года нашим «дедушкам» захотелось «откушать» жареной картошечки. Посему, вопреки категорическому запрету на приготовление пищи на «точке» вне кухни (антисанитария могла привести к массовым кишечным заболеваниям), они «разжились» картошечкой, лучком, тушенкой и нажарили ее аж целый 8-литровый казан из расчета человек на 12. Однако им не повезло — на ее соблазнительный аромат вышел старший лейтенант Александр Звонарев. Он приказал принести казан с картошкой к нам в канцелярию. Наверно, у кого-то из «дедушек» мелькнула мысль: «Мы приготовили, а есть будут офицеры», но они ошиблись — Саша Звонарев преследовал исключительно педагогические цели. Вызвал всех пятерых сержантов (в числе которых были и «деды») с ложками и в наказание за то, что они «не заметили» нарушения указанного запрета, посадил их вокруг казана и приказал съесть всю картошку. Сержанты с радостью и большим аппетитом кинулись выполнять команду на глазах у «исходивших слюной» «дедов», с завистью заглядывавших в открытое окно канцелярии. Несмотря на хороший аппетит, цель воспитательного мероприятия начала достигать своей цели по ходу убавления содержимого в казане — в процессе насыщения у сержантов стала исчезать радость от свалившегося на них «кулинарного счастья». А дальше началась пытка: сержанты под жестким взглядом Звонарева с трудом запихивали в себя картошку, которая всячески сопротивлялась и даже стремилась вернуться обратно. В конце концов они взмолились: не губите, товарищ старший лейтенант, больше не допустим подобного. И обещание свое сдержали.
Также необходимо несколько слов сказать об отношениях между офицерами, прапорщиками и солдатами. В художественном кинофильме «9-я рота» прапорщик требует от подчиненного любым путем найти ему спички и тот в одиночку уходит с позиции роты для их поиска, подвергая себя смертельной опасности. У пограничников этого не могло быть априори по той причине, что в условиях, сопряженных с риском для жизни, и солдаты, и офицеры инстинктивно, по своей природной человеческой сущности, ищут поддержки друг у друга, а не обостряют отношения, стремясь к доминированию и унижению, ибо отразить нападение врага, победить его в бою можно только общими усилиями. Поэтому и в боевой обстановке отношения подчиненности основывались на человечности и товариществе, и каждый командир дорожил жизнью своих подчиненных (конечно, «самодуры» тоже иногда встречались, но додуматься до такого идиотизма, как в указанном кинофильме, даже у них «ума» не хватало). Да если бы и нашелся такой «безголовый самодур», то об этом сразу же (в крайнем случае через сутки) стало бы известно «особисту» (к каждой ММГ и ДШМГ на постоянной основе был прикомандирован сотрудник военной контрразведки) и уже на следующий день он был бы досрочно отозван в Союз с последующим лишением льгот и партбилета, а через три-четыре месяца с «волчьим билетом» уже поднимал бы «народное хозяйство» где-нибудь на предприятии или в колхозе. Да и другие офицеры и прапорщики не допустили бы подобного.
Однако продолжу свое повествование. В ноябре 1984-го с благословления высокого начальства появилась «мода» на ночные засады. Замысел был хороший, да исполнение оказалось в духе широко известного высказывания экс-премьера В. С. Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!» При той забюрократизированности процесса планирования и санкционирования боевых операций они фактически были сведены к профанации. Поскольку выставление засад санкционировалось только Москвой, то с момента получения развединформации о конкретных планах бандитов до выхода на засаду проходило около суток. Ну а эти проклятые «духи» ну никак не хотели приспосабливаться к нашей системе планирования, постоянно меняя время и маршруты своих передвижений. К тому же на засады нам разрешалось выезжать только на «броне». По логике это было верно: если попадешь ночью в засаду, то помочь тебе будет некому. Но использование БТРов превращало наши выходы на операцию в секрет Полишинеля — как только в сумерках с нашей «точки» начинала выходить бронетехника, так сразу же с сопки напротив нее взлетала ракета наблюдателя мятежников, а затем следовала цепочка сигнальных ракет, которая вела прямо к логову нашего заклятого врага — бандглаваря Кори Амира (ДИРА). Отследить же маршрут движения бэтээров было проще простого (нужно было иметь лишь хороший слух) — их «скрытное» передвижение в сопках сопровождалось ревом двигателей, слышимым тихой ночью на несколько километров в округе. Неудивительно, что услышав этот рев, душманы посмеивались: «Однако «шурави» на засаду поехали!»
Вот на проведение таких засадных операций старшим группы и назначили меня, молодого и энергичного офицера с «боевой погремухой» «Матроскин», которая прочно прилипла ко мне благодаря Александру Звонареву из-за морской «тельняшки», подаренной мне женой перед отъездом в ДРА для согрева души (поэтому я и избрал себе этот литературный псевдоним). Конечно, Матроскин по ночам может скрытно передвигаться, а вот БТР — ну ни как! После двух походов на такую «засаду» мой «энтузизизм» начал быстро угасать (спасибо еще, что «духи» не додумались «накрыть» нас). Мои доводы о бессмысленности таких засад у командования мангруппы понимания не нашли: нужно было выполнять план. В ходе неоднократных дискуссий по этому вопросу с офицером-разведчиком Александром Абр-м у нас родилась идея о том, как, не меняя утвержденного Москвой плана, скрытно и своевременно оказаться на пути у мятежников. Ее суть заключалась в том, чтобы группу прикрытия на БТР оставлять в месте, утвержденном Центром, а самим в составе засадной группы, основываясь на уточненных разведданных, скрытно выдвинуться на уточненный маршрут движения душманов в сторону Ходжагара. После нанесения огневого поражения бандитам вызванная по радиостанции группа прикрытия на БТР должна была прибыть для эвакуации засадной группы с места боя.
Здесь уместно отметить, что капитан Абр-в был таким же «авантюристом с шилом в одном месте», как и я (нашли друг друга два одиночества). В связи с этим не удивительно, что он пожелал лично поучаствовать в засадах и для усиления нашей засадной группы решил привлечь сотрудников ХАД (в целях недопущения «утечки» информации мы сообщали им о месте выставления засады только после выезда на БТРах из города). Нужно отдать должное нашему разведчику — он сумел подобрать весьма надежный состав «хадовцев», благодаря чему нам удалось долго сохранять втайне от «духов» изменения в тактике наших действий. Для реализации нашего замысла мы на 40 % увеличили численность нашего отряда, разделив ее на группу прикрытия на четырех БТРах и засадную группу с групповым оружием (ПК, АГС-17 и РПГ-7). «Начман» М. И. Самсонов без особых возражений утвердил этот план со словами: «Твоя идея — ты ее и реализуй!» После чего мы с энтузиазмом приступили к претворению в жизнь наших «великих помыслов».
Учитывая факт наблюдения душманов за «точкой», мы спрятали большую часть засадной группы под «броню» и, как обычно, с наступлением сумерек на четырех «бэтээрах» выехали в Ходжагар, где взяли на «броню» десантом взвод «сарбозов» ХАД и прибыли в сопки в запланированный квадрат. Там, в безлюдном районе засадная группа спешивалась (нужно было видеть вытянувшиеся от удивления лица «хадовцев», когда неожиданно для них из-под «брони» стали появляться все новые бойцы, о существовании которых они и не подозревали). Группа прикрытия с бэтээрами, которую возглавляли попеременно Владимир Тупенко, Иван Лобанец и Николай Лобанов, заняла круговую оборону в готовности быстро прийти нам на помощь. Основная (засадная) группа под моим руководством, вместе с Александром Абр-вым и «хадовцами», действовавшими в составе головного дозора, выдвинулась на маршрут возможного появления одной из бандгрупп БФ Кори Амира.
К сожалению, несмотря на изменения в нашей тактике, успех пришел к нам не сразу. Но в этом были и свои «плюсы»: мы смогли хорошо изучить местность «своими ногами», получив навыки по скрытному и безопасному передвижению по сопкам в ночное время, хорошо овладели тактикой действий ведения боя ночью в горах и сопках и, что немаловажно, приобрели психологическую уверенность в своих действиях ночью в отрыве от основных сил на вражеской территории. Следует отметить, что основной опасностью при передвижениях по сопкам в темное время суток являлась возможность «нарваться» на противопехотные мины или вражескую засаду. По этой причине мы всегда двигались не по тропе, а в 2–3 метрах параллельно ей, оставаясь в тени сопки в лунную ночь, от рубежа к рубежу, след в след с дистанцией в 6–7 шагов (чтобы несколько человек не могли попасть под одну пулеметную очередь). При этом впереди идущий в составе головного дозора боец с помощью тонкого прутика перед собой стремился обнаружить тонкую проволоку «растяжки» мины (в лунную погоду можно было даже заметить ее блеск). Идущий за ним другой дозорный с помощью прибора ночного видения (ПНВ) тщательно осматривал местность по маршруту движения с целью своевременного обнаружения засады противника. Ядро засадной группы также при движении использовало повышенные меры предосторожности. Высылаемые боковые дозоры (по 2–3 человека) двигались параллельно группе по тактическому гребню с обратной стороны сопки с уступом вперед с целью своевременного обнаружения позиций вражеской засады, а тыловой дозор — прикрывал группу с тыла. В случае боестолкновения с противником боковой дозор должен был скрытно зайти бандитам с тыла и уничтожить их. Автоматы мы носили несколько