Ну а после завершения этих операций губернатор провинции Тахар Имамуддин прислал всем ее участникам памятные «заморские» подарки: каждому было вручено по перьевой авторучке (офицерам и прапорщикам — известной японской марки «Pilot», сержантам и солдатам — китайские), китайскому декоративному настольному зеркалу и книпсеру («ногтегрызке»). Из-за этих подарков мы чуть не прослыли контрабандистами со всеми вытекающими негативными последствиями. Дело в том, что пограничникам категорически запрещалось принимать какие-либо подарки от афганцев, а так как местная валюта нам не выплачивалась и, соответственно, законно ничего купить в «дуканах» (магазинах) мы не могли, то факт наличия «заморских» вещей при пересечении границы в Союз (а пересекали мы ее с прохождением погранично-таможенного контроля) автоматически считалось контрабандой. Поддавшегося «тлетворному соблазну» в зависимости от тяжести «контрабанды» ожидало дисциплинарное взыскание, либо снятие с должности с досрочным откомандированием из ДРА с лишением льгот. Не буду описывать наши ухищрения по «контрабандному» ввозу на Родину законно полученных с официального разрешения командования погранотряда «ценных» подарков весьма символичной стоимости. Пусть это останется маленькой тайной «матерых контрабандистов-пограничников». (Это были единственные подарки за все годы войны, которые были привезены мною из Афганистана.) Об этом рассказываю в качестве ответа различным злопыхателям, которые в 1990-х гг. пытались представить воинов-«афганцев» психами, контрабандистами, наркоманами и бандитами-насильниками.
Так для меня закончился 1984 год. К этому времени я уже «понюхал пороха», завоевал определенный авторитет у подчиненных и чувствовал себя опытным командиром. Сейчас же с высоты прожитых лет понимаю, что в сущности тогда я все еще оставался молодым, «не пуганым» и удачливым дурашкой с «шилом в одном месте», который еще не попадал в серьезные «передряги», не видел «настоящей крови» и не осознал, что попал на настоящую войну. Наряду с мотивами, присущими всем советским офицерам и прапорщикам, нашими поступками еще двигало и обыкновенное юношеское тщеславие, стремление доказать всем (и, прежде всего, самому себе), что ты не трус и тебе по силам выполнить любую, даже самую сложную и опасную боевую задачу. О гибели старались не думать, ибо каждый надеялся, что его минует «чаша сия». На мое счастье, Господь уберег меня и дал мне время на осознание того, куда я попал. Это осознание пришло несколько позже, когда мне пришлось по-настоящему ощутить холодное дыхание смерти, когда предательски охватывают противный липкий страх и ужас неизбежного, а в мозгу «молоточками» стучит: «Выжить, выжить, выжить!» А ты ведь еще и командир, на тебя с надеждой смотрят твои подчиненные, и ты понимаешь, что не можешь дать слабину, находишь в себе силы смахнуть этот секундный страх, начинаешь стрелять и отдавать команды, придавая уверенности и себе, и своим подчиненным. Но все это еще было впереди…
3. Сказание о борьбе с «зеленым змием», досуге в Афганистане и не только
Вопрос «Пить или не пить?» в условиях войны всегда весьма актуальный. Проведя длительное время в Афганистане, скажу твердо: стресс снимать нужно и алкоголь (естественно, в меру) зачастую являлся самым действенным «психологом». Не зря же в годы Великой Отечественной войны были введены «наркомовские сто грамм». Однако снятие стресса таким образом возможно только в условиях гарантированного отсутствия угрозы возникновения боевых действий и только в допустимой мере, которая «не выводит из строя бойца». Этим способом стресс в Афганистане снимали и мы.
Кстати, в пользу этого тезиса завершился и мой спор с американскими военными, многие из которых очень гордятся тем, что имеют своих личных психологов. Как-то судьба свела меня и еще нескольких наших офицеров с коллегами из США в помещении, где мы временно остановились. Было интересно пообщаться с теми, на которых мы еще недавно «смотрели в прорезь прицела». Один из американцев неожиданно спросил меня с «подколкой»: «А у Вас есть свой личный психолог?», видимо, зная, что у русских офицеров личные психологи «не в моде». Нужно было видеть выражение его лица, когда он услышал мой утвердительный ответ. С изумлением он уточнил: «А где он?» Мой ответ «Он здесь» смутил его еще больше и его взгляд забегал по лицам присутствовавших офицеров — ведь он знал их официальные военные должности, далекие от психологии. Видя это, я с иронией усугубил интригу, кивком головы указав на большой холодильник. Все американцы с изумлением смотрели то на меня, то на холодильник, пытаясь понять, как в него может вместиться психолог. Давясь от скрываемого смеха, мой подчиненный перевел мой уточняющий вопрос моему «визави»: «Вас познакомить с ним?» Компьютерные программы в головах американцев окончательно «зависли» и они в недоумении стали смотреть на меня как на садиста, который, издеваясь над своим психологом, держит его в холодильнике. Усугубив ситуацию, я подошел к холодильнику и, специально закрыв им обзор, эффектным жестом волшебника достал из морозильника запотевшую от холода бутылку водки (стол уже был накрыт). Только теперь они поняли, что их разыграли и на их лица растянулись в улыбках. А затем последовал мой «спич»: «Когда вы попадаете в экстремальную, стрессовую ситуацию, то сразу же бежите к своему психологу, «плачитесь ему в жилетку», он гладит вас по голове, всячески успокаивает, пряча со скрытой улыбкой ваши 200 «баксов» за прием. И вы, успокоенные и умиротворенные той «хренью», которую он вам наговорил, с длинными ослиными ушами возвращаетесь к своим проблемам. К тому же воевать в сопровождении личного психолога невозможно — он по окопам за вами таскаться не будет. Так вот, если вам будет хреново — приходите ко мне. Я вам 100 грамм налью и весь ваш стресс с переживаниями как рукой снимет. И денег платить не нужно — ответную «полянку» накроете и все. Это проверено жизнью, когда в годы войны с гитлеровской Германией нашим фронтовикам выдавались 100 грамм водки, а гитлеровским солдатам — шнапс. Только в бой пьяным идти нельзя — реакция не та». Это вызвало всеобщий смех и веселье. Американцы согласились со сказанным, ибо в этом был глубокий смысл. Не зря же когда командира сбитого 19 января 1989 года под Ханабадом вертолета Ми-8 № 86 капитана Ильгиса Шарипова, единственного спасенного из экипажа, доставили «бортом» в аэропорт Пянджа, то первое, что сделал один из начальников, — протянул ему бутылку водки со словами: «Бери, пей! Тебе нужно снять стресс!» Ильгис в несколько глотков, как воду, выпил всю бутылку, оставаясь абсолютно трезвым (более подробно об этом рассказано в 11-й главе).
Отмечу, что на «Артходже», как и во всех Погранвойсках КГБ СССР, господствовала сложившаяся за многие десятилетия традиция «прописки» вновь прибывших для прохождения дальнейшей службы офицеров и прапорщиков. Поэтому вечером, 22 августа 1984 года — в день нашего с Виктором Нарочным прибытия на «Артходжу» — все офицеры и прапорщики собрались в комнате офицеров минбатра, где каждый из нас выставил на общий стол средство для «прописки» в виде двух «поллитровок» (вывозить за границу было разрешено только 1 литр «беленькой») и подробно рассказали от себе. После этого, разделив имеющийся запас «горячительного», в ходе вечера последовало четыре тоста: первый — за ММГ-3 и ее личный состав, второй — за благополучную службу вновь прибывших, третий — за погибших и четвертый — за то, чтобы за нас пили третий тост как можно позже (ибо все мы раньше или позже уйдем в иной мир, а такой тост не пьется только за «не хороших» людей). На каждый тост пришлось по 30–40 грамм водки, но наша «прописка» была признана состоявшейся. Ведь было важно соблюсти традицию!
В этой связи отмечу, что алкоголь на «точках» всегда был в дефиците, поскольку его приобретение у афганцев исключалось, а поездки офицеров в Союз были весьма редкими. Поэтому некоторые наши сослуживцы пытались выйти из положения с помощью «местных» возможностей. Так, как-то к нам на «точку» прибыл начальник Особого отдела КГБ СССР по погранотряду подполковник Морг-в, опытный, доброжелательный, находчивый, с чувством юмора руководитель и оперработник. Проходя мимо помещения, использовавшегося в качестве дровника, его внимание привлекло какое-то шипение. Благо, рядом оказался зампотех майор Георгий Налетко, который предупредил его о том, что в поленнице водятся змеи. Тот поблагодарил зампотеха за предупреждение и не стал испытывать судьбу своим любопытством. Однако, будучи человеком пытливым и наблюдательным, Морг-в обратил внимание на какое-то уж больно равномерное шипение этого змейства и решил внести ясность. Взяв длинную палку, он решительно разворошил дровник со змеиным «кублом» и изумился, когда из-под дров вместо головы гюрзы показалась алюминиевая «голова» молочного бидона, в котором оказалось отнюдь не молоко, а самая натуральная брага. Все присутствовавшие, включая майора Налетко, искренне дивились находчивости доморощенных «бутлегеров» и очень огорчились, когда брагу слили на землю. Морг-в же, будучи человеком последовательным, решил разобраться до конца с «бутлегерством» и по представленной начальником продсклада по ведомости на получение за дополнительную плату большого объема сахара нашел любителя «сладкой жизни». Им оказался… майор Георгий Налетко, так переживавший за его безопасность. Тем не менее это «открытие» каких-либо последствий для нашего зампотеха не имело — начальник Особого отдела был человеком вполне понимающим.
Как бы там ни было, но разными путями алкоголь на «точку» попадал. И если серьезных ЧП, связанных с употреблением алкоголя, на наших загранобъектах не было, то занимательные истории из этой серии периодически происходили. Одна из них была связана с визитом к нам на «точку» двух «москвичей» — руководящих сотрудников ГУПВ КГБ СССР, одним из которых был полковник Малец Анатолий Иосифович, впоследствии возглавивший политотдела СВПО КГБ СССР. Событие происходило в начале октября 1984 года. В день их приезда мы возвратились с операции и меня, как одного из самых «молодых» по сроку службы в ДРА офицеров, назначили дежурным по мангруппе, а остальные офицеры и прапорщики, проконтролировав выполнение подчиненными «трех заповедей» («обслужи и заправь технику, пополни боекомплект»), «расслабились» в комнате офицеров минбатареи — из отпусков и командировок вернулось сразу несколько человек. Факт же прибытия «москвичей» как-то прошел мимо их внимания и для всех стало полной неожиданностью поступление в 21 час команды о сборе офицеров и прапорщиков в клуб на совещание. А поскольку «народ» был в достаточно «приподнятом» настроении, то для сбора 15–17 человек мне потребовалось около 40 минут. Начальник штаба подполковник Г. А. Коновалов, был весьма «впечатлен» «утомленными» лицами присутствующих, но времени для переноса совещания уже не было.