Меня, как трезвого, да еще «при исполнении» с красной повязкой на руке, посадили на первый ряд, «спрятав» за мною молодого офицера Виктора (о фамилии тактично умолчу), который сильно «ослабел». Начало совещания прошло неплохо: все бодро встали по команде «Товарищи офицеры!», дружно поздоровались и «вечерний намаз» начался. Первый «москвич» наговорил нам кучу всяких «приятностей» типа: «Родина с вами», «обеспечим всем необходимым», «решим все проблемы» и т. п. Мы уже подумали, что пронесло. Оказалось, нет! Спустя каких-то пять минут после начала совещания голова Виктора уперлась мне в позвоночник. Сомнений не было: Витя «ослаб» окончательно и мне ничего не оставалось, как сидеть ровно, не делая резких движений, чтобы он окончательно «не потерял себя». Начавший было выступление полковник Малец А. И. обратил внимание на это обстоятельство и обратился ко мне: «Товарищ старший лейтенант, а ему что, плохо?» В нарушение устава, не вставая (чтобы товарища не уронить), я «удивился»: «Кому?» Малец уточнил: «Офицеру, который сидит сзади Вас». Мне ничего не оставалось, как, не шевелясь, поворотом головы имитировать попытку увидеть: кто же там сидит у меня за спиной? Почувствовав, что «запахло жареным», наш военный контрразведчик капитан Геннадий Шир-к (в октябре — ноябре 1984 года его сменил майор Владимир Двор-в) попросил разрешения выйти. Москвич, пораженный его бравым боевым видом — на совещание Гена почему-то прибыл с автоматом с двумя «спаренными» магазинами, — попросил его представиться. Услышав его должность, только кивнул в ответ, а Геннадий радостно «выпорхнул» из помещения. Подумаете: вот гад, в минуту опасности бросил товарищей? А вот и нет, ошиблись, — Геннадий никогда и никого в беде не бросал. Просто у него было мышление «опера» и он попытался спасти ситуацию другим образом.
Однако вернемся к совещанию. Наш доктор Николай Ерш-в бросился на выручку боевого товарища, заявив, что Виктор только вернулся с операции, где получил контузию. Изумленные «гости» со словами: «Да мы что, варвары?» потребовали немедленно отправить его в санчасть. Вот тут и произошла катастрофа: поскольку Николай тоже хорошо «принял на грудь», то ситуацию сгубил его пьяный эгоизм: когда он выводил Витю из помещения, поддерживая его под руку (а может, сам держался за него), то думал лишь о том, как самому «вписаться» в дверной проем. В результате Виктор лбом врезался в косяк двери, который какой-то невидимой силой отбросил его назад и он растянулся на полу во всей своей «красе»: ну, настоящая «советская недвижимость»! «Просканировав» лица присутствующих, москвичи мгновенно «прозрели» и объявили о прекращении совещания.
Понимая, что произошло непоправимое, наши ветераны предприняли отчаянные попытки нейтрализовать ситуацию. Сопровождая москвичей к зданию штаба, они как пчелы «жужжали» о трудностях войны, о потерях, о стрессах и т. п. Но тут, возле здания штаба, им наперерез, как ночной истребитель-перехватчик, из темноты неожиданно вынырнул наш «особист». Решительно отстранив офицеров «точки», он официальным тоном обратился к гостям: «Товарищи офицеры. У меня к вам есть серьезный разговор. Прошу пройти ко мне». Так как его «апартаменты» находились в одном здании со штабом (лишь вход был со стороны бассейна), то Геннадий, встав на их пути, тактично «изменил» их маршрут. При этом незаметно для гостей сделал несколько характерных движений рукой сопровождавшим: «Отвалите!» Но не тут-то было: народ хотел знать, о чем будет разговор, и лишь чуть приотстал от них. В дверной проем они увидели «богато» уставленный стол и, о боже, — приятно запотевшая бутылка «беленькой» (вот жмот — товарищам говорил, что у него ничего нет). Народ, сглотнув слюну, облизнулся, но делать было нечего — остался на улице. Но окна-то были закрыты лишь целлофановой пленкой (от стрельбы минометов стекла разлетались) и слышно было все. Гена начал серьезный разговор фразой-предложением: «Товарищи офицеры! У меня сын родился (и это была чистая правда). Прошу со мною отметить это событие». С его стороны это было по-оперски верно: гости были поставлены в крайне затруднительную ситуацию. Ведь они тоже были офицерами, и прекрасно все понимали, но из-за порядков «московского двора» не могли себе позволить «слабости» простых офицеров — уже в воздухе веяло надвигавшейся кампанией «борьбы с пьянством» (скоро по всей стране начнут выкорчевывать виноградники и насаждать «молодежные безалкогольные свадьбы»). По этой причине они ограничились лишь поздравлениями, твердо отказавшись от выпивки. Тем не менее, видимо, под этим впечатлением решили не предавать огласке произошедшее. И все так бы и было, если бы… не все тот же врач Николай Ерш-в.
В народе говорят: «Если утром мучительно стыдно, то вечер задался». Вот и офицеры и прапорщики на следующее утро продирали глазки со стыдливым чувством удачно проведенного вечера, в то время как у «москвичей» после сытного завтрака появилось желание «пообщаться с народом». И тут им на глаза, к своему несчастью, попал наш «доктор Пилюлькин» — он же Николай Ерш-в, который бодро, без какого-либо угрызения совести за вчерашнее, занимался зарядкой. При этом он вновь произвел на проверяющих неизгладимое впечатление: прямо на месте «крутил» акробатическую «мельницу». Дело в том, что Николай был каратистом и прекрасно физически подготовлен. Наблюдая за его «цирковым» представлением, московские гости были приятно поражены тем, что такие «Рэмбо» служат на «точке»! Правда, они не знали, что к этому времени Николая, мягко говоря, сгубила его профессия, вернее не она, а постоянное наличие в его распоряжении запасов медицинского спирта: по сложившейся «традиции» он утром «накатывал» сто грамм спиртика и весь день для него был «солнечным» (правда, врач он был от бога). Вот тут-то с ним и захотели пообщаться представители Центра — как-никак чувство «недосказанности»-то осталось. Беседа проходила очень доброжелательно и на позитиве до тех пор, пока «доку» не был задан роковой для него вопрос: «А как Вы проводите свой досуг?» Николай был человеком прямым и ответил честно: «Знаете, вот одни книжки читают, другие — марки собирают, а я — сто грамм выпью!» Реакция гостей оказалась бурной и в течение часа был решен вопрос о его досрочном откомандировании в Союз. При этом слово «досрочно» никак не вязалось с ситуацией с Николаем: вместо положенных 2 лет он провоевал в Афганистане уже 2 года и 3 месяца, а из округа ему уже выехала замена. Несмотря на это, москвичи увозили Николая с собой в качестве «трофея».
Провожая Николая, мы — недавно прибывшие офицеры, впервые увидели его в повседневной общеармейской форме с непривычными для нас красными просветами на погонах и того же цвета петлицами. К тому же он был трезвым. Однако за каких-то 20 минут полета на «вертушке» Николай, к изумлению своих «высоких сопровождающих лиц», полностью преобразился. По приземлению «борта» в аэропорту Пянджа встречавшие увидели незабываемую картину, которую очень красочно описал начальник КПП Николай. После спуска трапа из вертолета сначала вышел один из москвичей. За ним показался какой-то офицер в армейской форме, которого аккуратно «подавал» коллеге другой москвич. После чего «высокие гости» бережно взяли этого офицера под руки и, поддерживая его равновесие, направились к группе встречавших их офицеров. Ну а этот офицер в такт их шагов громко пел песню. Все задавались вопросом: когда и где Николай умудрился «принять на грудь» — ведь он садился в «борт» трезвым?
В погранотряде нашего доктора, как коммуниста, «вытащили» на заслушивание парткомиссии. И тут-то Николай, после партийного аутодафе — «торжественного» объявления ему выговора с занесением в учетную карточку члена КПСС и о «досрочном» откомандировании в «родной» КДПО, выдал свой последний «перл». Выходя из кабинета и переступив одной ногой порог, он неожиданно обернулся и, пристально посмотрев на членов парткомиссии и помахав поднятым вверх указательным пальцем правой руки, голосом провидца произнес: «Это еще не последняя война!» Как в воду глядел!
А еще Николай Ерш-в запомнился нам и тем, что в следствие своей пагубной привычки надругался над самыми светлыми чувствами нашего боевого товарища Ивана Лобанца. Как-то утром, будучи в состоянии «головка вава, во рту кака», когда запасы спирта истощились, «док» вынужден был пойти уже сам за «медицинской» помощью («чем бы похмелиться») по подразделениям ММГ. А с этим-то была проблема. И занесло его в комнату отдыха к офицерам минбатра (в отсутствие Лобанца), где ему на глаза попался объемный флакон французской туалетной воды, стоявший на прикроватной тумбочке Ивана — подарок жены во время недавнего приезда к нему на побывку в Пяндж. Не успели присутствовавшие и глазом моргнуть, как доктор, мучимый посталкогольным синдромом, тут же сунул свое «жало» в этот парфюм и продегустировал его не только на запах, но и на вкус. И хотя присутствовавшим офицерам дружными усилиями удалось «отбить» флакон, но «док» отхлебнул прилично. Чтобы Иван ничего не заметил, во избежание скандала и нежелания его расстраивать, кто-то разбавил парфюм чистой, «почти что родниковой», водой. В течение нескольких месяцев сослуживцы Лобанца, оберегая его светлые чувства и терзаемые совестью, молча наблюдали, как после бритья, освежаясь этим парфюмом, он с удовольствием и радостно заявлял: «А-ах, любимой женой пахнет!»
И в заключение темы борьбы с «зеленым змием» приведу еще одну быль, которую мне рассказал упомянутый Иван Лобанец. После завершения продолжительной операции в районе Таш-Кургана по взятию до селе неприступной одной из крупнейших на Севере Афганистана базы мятежников весной 1984 года в г. Пяндж вернулась наша НДШПЗ «Артходжа» во главе с капитаном Анатолием Мал-вым. Оказавшись в Пяндже, офицеры и прапорщики после четырехмесячного проживания в первобытных условиях бросились «снимать стресс» и окунулись во все прелести «цивильного» отдыха. Отдыхал и наш Анатолий. А в это время в гостинице, где он остановился, его ждала жена, нежданно-негаданно приехавшая к нему на «побывку» (и проживали они оба на одном этаже из 10 гостиничных номеров). Но встретиться любящим супругам уже несколько дней ну никак не удавалось: ежедневно жена приходила к дежурному Опергруппы отряда с требованием «отдать» ей мужа и получала заверения в его скором прибытии. Ну а Анатолий все это время «блуждал» между застольями у друзей-товарищей. Только на третий день, придя в Опергруппу, жена Анатолия столкнулась с Иваном Лобанцом, который тут же бросился на его поиски. Разыскав («уже» или «еще») хорошо «расслабленного» Толика и сообщив ему радостную весть о приезде жены, стал тащить его к ней со словами «