Быстро прилетели «борта» и всех раненых и контуженных (включая меня) эвакуировали в Пяндж, хотя получившие вместе с нами контузии Володя Терентьев, Витя Нарочный и Леня Сакутин остались и были отправлены в госпиталь только на следующий день. Я сидел в салоне Ми-8 и потерянно смотрел на лежащих на носилках в бессознательном состоянии Женю и Рашида — последний пару раз как-то «всхлипнул» и затих. Мне не хотелось верить, что они могут уйти — буквально каких-то два часа на привале мы шутили, а сейчас, возможно, жизнь из них уходит. Эти прекрасной души парни уходят! Случившееся не вкладывалось в голове — перед глазами стояли их веселые лица и осознание внезапно навалившегося горя навевало тоску. И тут только до меня дошло: ведь эта проклятая мина была предназначена для нашей БМП № 805 — все было запрограммировано свыше и только вмешательство Георгия Налетко поменяло наши судьбы с судьбами экипажа 806-й. В очередной раз меня уберег мой ангел-хранитель. Но остаться живым ценой жизни товарищей — это тоже страшно… Это тот «камень» на душе, который будет «давить» меня до конца дней моих, и ежегодно 9 февраля я молча выпиваю рюмку водки, поминая своих погибших ребят.
В аэропорту Пянджа нас уже встречал начальник погранотряда подполковник Соколов Виктор Вениаминович с группой офицеров управления. Годы стерли из памяти подробности моего доклада, но помню, что говорил я несколько сумбурно и очень громко, не замечал этого, — в ушах стоял сильный звон и мне казалось, что говорю тихо, поскольку и сам плохо слышал окружающих. Выслушав меня, командир сказал: «Давай отправляйся этим «бортом» в госпиталь». А у меня другие мысли: в это время моя жена с дочкой уже жили в Пяндже, а в отряде все новости — и хорошие, и плохие — распространяются очень быстро. Мне представились ее переживания, когда ей сообщат о подрыве БМП с «Артходжи». Поэтому сначала бросился к семье, чтобы успокоить жену. Но получилось обратное: мой вид привел ее в ужас, ибо я был похож на выходца из преисподней: брови, мелкая «поросль» на лице и челка волос на голове от пламени взрыва обгорели, лицо в саже и волдырях от ожогов, а цигейковый воротник зимней камуфлированной куртки по бокам от вспышки взрыва «перекрасился» в светло-коричневый цвет. Кое-как успокоив жену, переоделся и, вернувшись в аэропорт, очередным «бортом» вылетел в наш пограничный госпиталь в Душанбе.
К сожалению, Рашида Одинокова до госпиталя не довезти — он умер спустя 40 минут. А Жене Рожнову выпали страшные испытания: он остался без ног, оглох и ослеп, а вдохнув жар взрыва, сжег себе гортань. Шансов выжить у него не было, и 15 февраля 1985 года его жизнь тоже угасла.
Старший сержант Рожнов Евгений Ростиславович, ефрейторы Одиноков Рашид Карибулович и Фомин Сергей Иванович посмертно были награждены орденами Красной Звезда.
В течение нескольких последующих дней в госпиталь продолжали поступать и другие военнослужащие, получившие контузии от рокового взрыва проклятой «итальянки» и детонации боеукладки БМП. Приехал и наш «док» старший лейтенант Леонид Сакутин — во время детонации боеукладки и взрыва БМП он был в шапке с поднятыми клапанами. Когда же в столовой госпиталя при нашем с ним разговоре его внезапно «заклинило» и он, страшно заикаясь, утратил возможность даже говорить, — я воочию убедился в коварстве контузии. Леня очень долго лечился, но последствия контузии разрушили его военную карьеру (спустя некоторое время он был уволен с военной службы по болезни).
Заканчивая рассказ об этой трагической странице нашей жизни, отмечу, что спустя некоторое время старший лейтенант Александр Звонарев передал мне письма родителей Жени Рожнова и Сережи Фомина, а также девушки Рашида Одинокова, пронизанные душераздирающей горечью утраты. В них они просили написать им об обстоятельствах их гибели. Ответы на них предстояло написать мне, что стало для меня тяжелым нравственно-психологическим испытанием, ведь как подобрать нужные слова, когда понимаешь, что они погибли вместо тебя. В конечном счете ответы были написаны и почта их унесла: девушке Рашида Одинокова — в село Кутеевка Белинского района Пензенской области, родителям Сережи Фомина — в село Русская Лозовая Дергачевского района Харьковской области и Жени Рожнова — в г. Первоуральск Свердловской области.
Желание отомстить бандитам Кори Амира, поставившим роковую мину на нашу БМП, стало моей «идеей фикс», но случай для этого представился мне только спустя два года, когда я уже был офицером разведки (об этом рассказано в главе 8).
Быстро пролетело лечение в госпитале, во время которого мне запомнился еще один забавный случай. Как-то мы стояли в очереди в процедурную комнату за получением «причитающихся» уколов, которые делала очень красивая молоденькая медсестричка. Мы же были молодыми парнями, у которых «кровь бурлила» и многие из нас стремились даже в такой ситуации пофлиртовать с ней, изощряясь в острословии. Поэтому, когда подошла очередь молодого боевого летчика, тот на ее предложение прилечь на кушетку для получения укола в ягодицу галантно ответил: «Только после Вас!» Мы с улыбками услышали ее спокойный ответ: «Как знаете. Тогда я уколю Вас стоя». После этого медсестра профессионально, зажав иглу между пальцами руки, сильнейшим хлопком (мы аж вздрогнули от его звука) уколола «летучего гусара». Когда она убрала руку — последовал взрыв нашего хохота: на ягодице шутника сиял багровый отпечаток ладони хрупкой симпатичной девушки. «Это я любя», — с очаровательной улыбкой сказала она. К сожалению, не известно, чем закончился этот их «роман», но искренне хочется надеяться, что этот «хлопок любви» зародил у них что-то большее, чем простой флирт.
По выписке из госпиталя мне был предоставлен 10-дневный отпуск по болезни. Во время этого отпуска мы с женой и дочкой на несколько дней выехали в Душанбе на отдых, чтобы отвлечься от военной обстановки — каждый день над Пянджем летали «борта», а из-за пограничной реки слышны взрывы, канонада и стрельба. Возвращаясь из Душанбе на автобусе, я внезапно обратил внимание на свое непонятное психологическое состояние. И тут до меня дошло: после шестимесячного пребывания в ДРА, оказавшись в Союзе, я впервые ехал по дороге спокойно, без тревожного поиска на обочине дорог меток возле установленных вражеских мин. Дело в том, что душманы устанавливали мины на дорогах только на время прохождения советских колонн, а затем снимали их, поскольку мятежники зачастую воровали их друг у друга. Для упрощения их поиска на обочинах дорог вражеские саперы устанавливали различные метки из камней, булыжников и пр. При этом на грунтовых дорогах, где «подушка» пыли достигала порой 20 см, мятежники даже не закапывали свои мины, а лишь присыпали их пылью. Поэтому наш прапорщик Илдус Махмудов, сидя на броне в командирском люке БТР-70, увидел «свою» мину — покрывавший ее слой пыли сдуло ветром и он отчетливо увидел ее круглый контур. Со слов Илдуса, увидев мину, он крикнул водителю: «Стой!», но тот не расслышал и переспросил: «Что-что?» В этот момент БТР наехал на мину и прозвучал подрыв. К счастью, все «отделались» только легкими контузиями. Поэтому каждый «афганец» помнит свои переживания на афганских дорогах и напряженное ожидание подрыва при приближении к месту, где на обочине дороги находилась «подозрительная» кучка камней. Не удивительно, что со временем у каждого из нас вырабатывалась привычка искать глазами метки на местах установки вражеских мин на дорогах.
По возвращению из отпуска на родною «Артходжу» меня ожидал новый начальник заставы старший лейтенант Харченко Сергей Викторович (его предшественник капитан Василий Ротаенко еще в ноябре 1984 года был переведен к новому месту службы). Спокойный, вдумчивый, тактичный, он как-то незаметно в течение непродолжительного времени стал своим среди нас, завоевав заслуженный авторитет командира. Стремясь в боях всегда быть впереди, он в короткий срок приобрел тот бесценный боевой опыт, который, как мы говорили, «не пропьешь». Под его командованием я успешно провоевал в составе нашей заставы еще семь месяцев.
А уже с 11 по 21 марта 1985 года мы на трех БМП в составе мотомангруппы участвовали в масштабной трехэтапной отрядной операции в зоне Имам-Сахиба в районе кишлаков Басиз — Маджар — Ортабулаки — Киргиз и Алефберды — Ишантоп — Исмаилкишлак. Операция проводилась с привлечением трех ММГ и двух ДШМГ. И тут выяснилось, что, к сожалению, гибель экипажа 806-й для меня бесследно не прошла — я стал панически бояться подрыва на мине и разделить печальную участь Жени Рожнова. Остаться без ног, глухим и слепым? Посему, как только садился в командирский люк БМП, меня стал охватывать страх. Как теперь командовать подчиненными, когда сам боишься ездить на боевой машине? Однако делать было нечего — пришлось постоянно держать себя в руках и не выказывать своего страха перед подчиненными, но на наиболее миноопасных участках я все же под разными предлогами вытаскивал ноги из люка, а то и просто садился на направляющую для ПТУРа на стволе орудия. А когда все прятались под броню при бандитских обстрелах на миноопасных участках — я, наоборот, вылазил из люка: лучше получить пулю, чем пострадать от подрыва. Стыдно признаться в этом, но «слов из песни не выбросишь»: у меня был постоянно гложивший меня страх и я ничего с ним не мог поделать. Теперь-то я уже стал пуганным — только с гибелью ребят я осознал, что попал на войну. Мальчишеские игры в войну закончились! Что касается БМП-1, то при подрыве на мине она давала экипажу очень мало шансов остаться живым и невредимым. При этом механики-водители были фактически «камикадзе» — все подрывы для них заканчивались гибелью. А минная война только усиливалась и мне ничего не оставалось, как загонять свой страх поглубже в себя и оставаться фаталистом.
Операцией командовал начальник Оперативной группы погранотряда подполковник Царенко Иван Александрович, с которым мы в ходе этой операции «отхлебнули адреналина» предостаточно. Так, в районе кишлака Маджар душманы БФ Муллы Маджида (ДИРА, позже он сменил «масть» на НИФА) обложили нас настолько плотно, что к вечеру 12 марта мы оказались в тупике: впереди и сзади находились их засады и мины, справа высокие крутые сопки — не подняться, а слева — большой (метров 15) и глубокий арык. Поэтому на данном этапе операции мы так и не поняли, кто за кем охотился: то ли мы за душманами, то ли они за нами. Остается только удивляться, как нам в этой ситуации удалось избежать потерь и с честью выйти из сложившейся ситуации. Но на то мы и «шурави»! В этой казавшейся безвыходной ситуации И. А. Царенко нашел выход настолько нестандартный, что мы сами опешили: по его команде берега арыка были обрушены и бронетехника спокойно перебралась через него. Затем они с помощью лебедок перетащили на другой берег колесные «шешеги». Занятно было наблюдать, как буксируемые ГАЗ-66, изображая амфибии, преодолевали арык вброд по самые стекла в воде, а водители в трусах сидели по грудь в воде и «рулили». Шутники кричали им: «