Смотри, рыбку не задави!» Затем под руководством дедов Налетко и Лобанова тут же на берегу ночью при свете фар бойцы провели переборку двигателей на «шешегах» и утром мы вырвались на оперативный простор.
К сожалению, уже 15 марта ММГ-2 «Талукан» понесла тяжелую утрату — при подрыве БМП-2 на противотанковой мине был ранен и контужен замполит заставы капитан Волокитин Александр Леонидович. Поскольку днище в этой бронемашине имело противоминное усиление, а ее клиренс был достаточно высоким, то в результате подрыва он только получил контузию и осколочное ранение ног. Когда Сашу на носилках укладывали сверху на броню БТР-70 мне запомнилось его очень бледное с правильными чертами лицо, прямым тонким носом и слезинка, скатившаяся у него из левого глаза. От этого мое сердце непроизвольно дрогнуло, но как только БТР двинулся в сторону загранобъекта в Имам-Сахиб, то мы все с облегчением вздохнули: через полтора часа он будет в госпитале. Но буквально через какую-то минуту мы услышали сильный взрыв — через каких-то 100 метров этот «бетр» тоже подорвался на мине. Саша при повторном подрыве вновь получил тяжелейшую контузию и по пути в госпиталь скончался. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени. Мы с ним не были знакомы, но его гибель стала для нас тяжелой утратой. У нас в головах не укладывалось, как «судьба-злодейка» так страшно поступила с ним: два подрыва в течение получаса — это невероятно.
Спустя три десятилетия память стерла подробности этой операции из-за схожести со многими другими и сохранила лишь один трагический эпизод, произошедший с афганским офицером, который произвел на меня глубокое впечатление своей жизненной философией. В районе кишлака Киргиз (один из базовых кишлаков БФ Муллы Маджида) разгорелся ожесточенный бой и замполиту минбатареи Ивану Лобанцу дали команду поддержать наших союзников — «сарбозов» и «раимпалвановцев» — минометным огнем. В качестве корректировщика ему был придан офицер «Царандоя» из числа уроженцев этого кишлака. Он успешно корректировал стрельбу наших минометчиков, поддерживая связь по радиостанции с афганскими подразделениями, атаковавшими позиции «духов» в кишлаке.
После взятия кишлака Лобанец в моем присутствии спросил этого корректировщика: «Ну как мы стреляли?» Афганец грустно ответил: «Хорошо стреляли. Правда, одна мина попала в дом моей сестры и она погибла». Иван, пораженный этим трагическим известием, не знал, что и ответить: стал извиняться, выражать соболезнование, объясняя, что они стреляли по ориентирам, которые тот сам ему давал. На это афганец ответил: «Ничего, командир. Я не виню вас и не обижаюсь. На все воля Аллаха. Дай мне ящики из-под мин и мы больше не будем об этом говорить» (ящики из-под мин и выстрелов у афганцев очень ценились). Таков пример философского отношения афганцев к бренности жизни: Аллах дал, Аллах взял!
Более запомнились мне события второго этапа операции по «зачистке» зоны Алефберды — Ишантоп — Исмаилкишлак. Мы использовали в качестве десанта «сарбозов» Кундузского оперативного батальона «Царандоя», с которыми было три наших советника (офицеры ВВ МВД СССР — к сожалению, их имена и фамилии в памяти не сохранились), взаимодействие с которыми организовывал наш офицер-разведчик капитан Александр Абр-в. А поскольку он действовал с позиции двух наших застав — 1-й и 2-й, то и мне пришлось тесно общаться с этими советниками. Мне их было искренне жаль: три наших офицера на батальон и ни одного советского солдата рядом. При тогдашней системе призыва в афганскую армию, когда задержанных при «зачистке» кишлаков с оружием в руках «духов» отправляли в ХАД, а безоружных, в т. ч. успевших бросить оружие, — тут же призывали в армию. Такому солдату выдавали трофейный автомат (возможно, даже тот, который он успел бросить), а он при первом же благоприятном случае дезертировал с ним в банду. А порой в «сарбозе», которого к нам сажали на «броню» десантом, мы узнавали душмана, захваченного нами месяц-два назад и переданного в ХАД. Такова «проза» комплектования афганской армии того времени. Поэтому жить, а тем более воевать с таким «воинством» им было весьма хлопотно и опасно — в любой момент кто-то из их «подсоветных» мог всадить им пулю в спину или отравить (к сожалению, и такое было). И если афганский офицер мог опереться на своих соплеменников, которые в опасную минуту могли прийти к нему на помощь, то у советского советника их не было и рассчитывать он мог только на себя, своих коллег и отдельных идейных афганских военнослужащих. Так, уже в марте 1979 года во время мятежа в военном гарнизоне города Герат под руководством впоследствии широко известного бандглаваря ИОА Турана Мухаммад Исмаил Хана были убиты первые пять советских советников 17-й пехотной дивизии. А сколько подобных мятежей было еще и сколько при этом погибло наших советников? Наши ребята всю операцию опекали их как родных, и когда пришло время расставаться, то они искренне благодарили нас за теплый приют: «Мы словно в Союзе побывали».
Когда 17 марта мы бронегруппой из четырех БМП и БТР вошли в кишлак Ишантоп, то десант из числа «сарбозов» Кундузского оперативного батальона «Царандой» под руководством наших советников начал его «проческу». По данным нашей разведки мы обнаружили большой бандитский схрон с оружием, боеприпасами и документацией Исламского комитета «Движения исламской революции Афганистана» (ДИРА) и знамя бандглаваря Муллы Маджида. На память об этом у нас осталась фотография, в правой части которой запечатлены два вышеупомянутых советника, а третий — в центре рядом с командиром афганского батальона подполковником Али — он держит знамя (в общении с нами для удобства он представлялся Аликом). На следующий день он был ранен пулей в голову, но, к счастью, остался жив. Где все они сейчас? Как сложилась их дальнейшая судьба?
Получили мы на этой операции и очередной бесценный своеобразный опыт совместных действий с афганскими союзниками в бою. На следующий день, подойдя к дому командира бандгруппы Муллы Муссо (ДИРА) в Исмаилкишлак, мы сразу почувствовали опасность. «Зеленые» как-то «хвосты поджали», передвигались впереди моей бронегруппы неуверенно и осторожно (даже желания «помародерить» у них куда-то пропало). Саша Абр-в, который находился на другом БТР, также что-то почувствовал, предупредив меня по радиостанции, чтобы мы были начеку. Стрельба началась внезапно и сразу со всех сторон. «Сарбозы» вместо того, чтобы прикрывать нашу «броню», мгновенно «испарились», и мы остались один на один с «духами» на небольшой поляне, окруженной домами и дувалами. Душманы наседали и нужно было отходить, но для этого требовалось медленно преодолеть узкий (как раз по ширине бронемашины) мостик через глубокий арык с обрывистыми берегами. Я дал команду всем по радио на отход из кишлака, а поскольку моя 805-я находилась дальше всех от моста, то мне пришлось прикрывать его. В свою очередь, 804-я БМП, находившаяся ближе к мосту, прикрывала нас. По преодолению моста, за ней последовали БТРы, на одном из которых находился капитан Абр-в. Ситуация была весьма динамичной и опасной: «духи» стреляли со всех сторон из автоматов, а выстрелы из РПГ-7 по нашим машинам летели один за другим — только по моей «бэхе» было выпущено не менее четырех гранат. Да и 804-й досталось не меньше. При этом бандиты били по нам с расстояния 40–50 метров и… не попадали. Причиной нашей «заговоренности» (вернее, их «криворукости») было их желание жить, ибо, оставшись без прикрытия «зеленых», мы не спрятались под «броню», а все, кроме механиков-водителей и наводчиков-операторов, вылезли из люков и вращая головой на 380 градусов (словно летчики-истребители в воздушном бою) били из автоматов во все стороны при малейшем появлении «духов». А поскольку дома и строения в инженерном отношении для боев подготовлены не были, то для прицельного выстрела гранатометчику на 3–4 секунды нужно было высунуться из-за стены дома или дувала, что требовало достаточно хладнокровия и выдержки, чего им как раз и не хватало. В какой-то момент «духи» пошли вперед и нам пришлось бить по ним в упор — мы даже видели, как наши трассеры попадали в некоторых из них (по крайней мере, мои пули попали в одного из бандитов). К счастью, все закончилось благополучно — без потерь мы благоразумно дружно «чухнули» из кишлака. Потом, переведя дух, Александр Абр-в сказал мне, что я «родился в рубашке», ибо он видел, как сзади по мне была дана автоматная очередь и два «трассера» прошли справа и слева от моей головы. Еще раз меня сохранил мой ангел-хранитель. А 18 марта после нанесения РБУ по вражескому опорному пункту Исмаилкишлак был нами взят.
Ну а закончить свой рассказ об этой операция хочу анекдотичным случаем… 16 марта при подходе к кишлаку Ишантоп приблизительно в 400 метрах мы увидели удаляющуюся группу вооруженных всадников и открыли по ним огонь, но им удалось уйти. После этого наши БМП и БТРы 2-й заставы заняли позиции рядом. Наступали сумерки, вокруг была тишина и спокойствие. Два бойца от скуки прохаживались перед позицией, а затем встали перед «бетром» и, закурив, стали «торговать варежками». Неожиданно метров с 300 раздался выстрел из РПГ-7 и кумулятивная граната, пролетев между этими бойцами и разорвав хвостовиком одному из них карман на рукаве, а второму — боковой карман куртки, попала в «ребро» носа «бетра». От взрыва гранаты кумулятивная струя срикошетила и угодила одному из этих бойцов в правую ягодицу. Тот в состоянии психологического шока, схватившись за ягодицу, вместо того чтобы укрыться за БТРом, стал бегать перед позициями на линии нашего огня с криками: «Я раненый, я раненый!», не давал нам вести прицельную стрельбу по противнику. Наши крики: «Уйди с линии огня!» на него не действовали. Когда же все стихло и мятежники благополучно скрылись, раздосадованный замполит 2-й заставы капитан Виктор Машошин обратился к главному «герою» этого действа: «А ну иди сюда в ж…пу раненный. Показывай рану!» Как оказалось, кумулятивная струя только прожгла его брюки и оставила на ягодице круглый красный ожог размером с 1-копеечную советскую монету. Повезло парню, но до конца своей службы к нему «прилип» боевой позывной «