нуло меня до глубины души. Таковым было отношение местного населения к пограничникам, и авторитетнее начальника пограничного отряда в городе человека не было.
С первого дня пребывания в Пяндже на меня произвела впечатление зловеще-военная атмосфера — все здесь «дышало» войной «за речкой»: над городом или вблизи него на бреющем постоянно пролетали пограничные вертолеты, по дорогам двигались отдельные автомашины и небольшие колонны бронетехники и автотранспорта с грузами, почти на каждом шагу встречались пограничники в пограничном «камуфляже», «хэбэ» и панамах песчаного цвета («варшавки» или «афганки» с кепи появились только в 1986 году), зачастую с оружием и в «разгрузках». А в период сосредоточения в Пяндже нескольких ДШМГ для проведения окружных войсковых операций в зоне ответственности отряда порой казалось, что пограничников в городе больше, чем местных жителей. Конечно, были и незначительные «эксцессы» между местными жителями и пограничниками, прибывшими «из-за речки», которые как-то сами собой иссякали и в серьезные конфликты не перерастали, заканчиваясь порой анекдотическими ситуациями. Так, был у нас на «точке» один подполковник (имя его называть не буду по этическим соображениям) — достаточно грамотный и толковый офицер, но имевший одну проблему: ему нельзя было употреблять алкоголь, ибо он «терял себя» напрочь. Как-то во время пребывания в Пяндже знакомый местный житель пригласил его на свадьбу своего сына. Прибыл он на это торжественное мероприятие в весьма «колоритном» виде — в афганской национальной одежде и зеленой фуражке. Естественно, его встретили как самого почетного гостя и все было весьма прилично до тех пор, пока он не выпил больше «своей нормы»… Закончилось все тем, что наш бравый пограничник построил в две шеренги всю свадьбу во главе с женихом и невестой и минут двадцать отчитывал их за то, что они плохо помогают пограничникам охранять границу. Не знаю, насколько их вдохновила речь подполковника, но на следующий день это происшествие получило широкое обсуждение в городе. Ситуация с местными жителями была урегулирована лишь политотделом погранотряда, а виновник ее возникновения — был досрочно откомандирован в свой «родной» Дальневосточный погранокруг. Ну а молодожены надолго запомнили свою свадьбу не только как знаменательное событие в своей жизни.
Запомнился мне еще один «эксцесс». Летом 1986 года в ожидании начала операции в Пяндже было сосредоточено две или три ДШМГ и вертолетная группа. Такие паузы заполнялись не только подготовкой к боевой операции, но и совместными вечерними застольями офицеров и прапорщиков разных подразделений — где еще так можно было пообщаться с друзьями-товарищами из других подразделений, вспомнить былое и поблагодарить кого-то за своевременно оказанную помощь в бою. Во время одной из таких «посиделок» поздно вечером возникла необходимость в дополнительном «горячительном», ибо оставалось «чувство недосказанности», а все магазины и рестораны были уже закрыты. Тем не менее находчивые пограничники быстро нашли выход. Узнав адрес местожительства завмага, несколько человек в полночь заявились к нему домой. На его вопрос: «Кто там?» последовал «зловещий» ответ: «КГБ!» (Тогда с началом «перестройки и гласности» в стране юмористы «запустили в народ» названия трех составных ее этапов: перестройка, перестрелка, перекличка.) Завмаг с мыслью «Началось!» с перепугу мучительно вспоминал все свои «прегрешения»: получение взяток, кому «наставил рога», какие и кому рассказывал политические анекдоты и пр. Еще больше он струсил, когда его без разговоров подхватили под «белые рученьки», посадили в автомашину и увезли… к гастроному. Рассказывали потом, что, пока мужа не было, жена успела спрятать все деньги и ценности у родственников и сбегать к начальнику райотдела милиции за советом: «Что делать?» — тот жил по соседству. Офицеры же по дороге уговорили завмага открыть магазин и продать им водки, щедро заплатив ему «за беспокойство». Все могло бы остаться втайне — завмаг, на радостях, претензий не имел, но начальник милиции о счастливом окончании эпопеи с «арестом» остался в неведении. Поэтому утром позвонил начальнику райотдела УКГБ подполковнику Саломатшо Хуш-ву, чтобы прояснить судьбу «арестованного». Тот, естественно, находился в недоумении: 1937 год канул в Лету, а оснований к аресту завмага по «политическим» основаниям не имелось. Позвонил начальнику погранотряда (вдруг завмагу «ласты завернули» офицеры разведотдела) — тот тоже был в неведении. Ну а после прояснения ситуации начались поиски «ночных чекистов», но как раз кстати началась боевая операция и все дружно прыгнули в «борта» и улетели в Афганистан.
Возникали и другого рода «эксцессы», связанные с излишне навязчивым вниманием «горячих восточных мужчин» к женам пограничников — на Востоке европейские женщины всегда как магнитом притягивали местную мужскую часть населения. По этой причине некоторым мужьям приходилось порой объяснять «непонятливым» разницу между замужней женщиной и незамужней. Как-то пришлось это делать и мне: жена пожаловалась на то, что в период моего последнего пребывания «за речкой» представитель «высшей торгашеской знати» — директор местного ресторана — стал проходу ей не давать своим вниманием и скабрезными предложениями. Разговор мой с этим «торгашом» был коротким: войдя в директорский кабинет в ресторане, где тот, развалившись в кресле в окружении прихлебателей, о чем-то болтал за рюмкой коньяка, я демонстративно достал пистолет, передернул затвор и, уперев ствол ему в лоб, в течение десяти секунд молча пристально посмотрел в его выпученные глаза. У «Казановы» они чуть с орбит не выскочили (а у меня закралась мысль, что он еще и обмочился). Его дружки тоже замерли в испуге, боясь даже подать голос. Когда же на мой вопрос о причине моего визита к нему он ответил непониманием, то последовало разъяснение: «Еще раз подойдешь к русской замужней женщине — я приду вновь, спущу курок и ты пораскинешь здесь своими мозгами. Шутить не буду!» А напоследок двинул его стволом пистолета в лоб так, что снес ему кожу. Затем вежливо попрощался с присутствовавшими и вышел. Доброе слово и «его величество «макаров» творят чудеса: женская часть погранотряда, шутя, даже стала подозревать, что этот любвеобильный ресторатор подружился с импотенцией.
Несмотря на изложенное, в те годы все мы — и пограничники, и местные жители — чувствовали себя гражданами единой Великой Страны, и каждый пограничник был готов в любой момент прийти на помощь мирным гражданам, которые отвечали нам взаимностью. Многие пограничники и местные жители дружили семьями, периодически вместе отдыхали и ходили в гости друг к другу, а когда нужно — помогали. Я, например, благодаря службе в Пяндже и Афганистане, встретил верных боевых друзей-товарищей: прапорщиков-переводчиков Вали Кас-ва, Таира Ура-ва, Закира Им-ва, Акобира Зи-ва и Исраила Юлдашева (последний, к сожалению, в начале 1990-х гг. трагически погиб), с некоторыми из которых дружу и поддерживаю отношения до сих пор. Более подробно о них рассказано в последующих главах.
2. Год 1984-й. Первые месяцы на афганской земле
После непродолжительной стажировки, выразившейся в ознакомлении с оперативной обстановкой в Афганистане, инструктажах и советах опытных офицеров-«афганцев», дежурствах в Оперативной группе погранотряда (орган управления спецподразделениями в зоне ответственности отряда на территории ДРА), меня и Виктора Нарочного наконец-то 22 августа 1984 года направили для прохождения дальнейшей службы на загранобъект «Артходжа» — 3-ю мотоманевренную группу (ММГ-3).
Утром знаменательного для нас дня мы с волнением заранее прибыли на местный аэродром, где находилось несколько вертолетов Ми-8 и Ми-24 и небольшая стайка офицеров и прапорщиков возле них. По внешнему виду это были уже бывалые «афганцы» — все они были кто в чем: в «хэбэ», в галифе и рубашках с общеармейскими погонами или в пограничном камуфляже, но без пограничных знаков отличия. Мы от них тоже особо не отличались — на нас были офицерские хромовые сапоги, галифе п/ш с зелеными кантами, рубашки с офицерскими погонами (зеленые просветы на них мы закрасили черным фломастером, ибо в Пяндже невозможно было найти армейские погоны) и армейские полевые фуражки.
Здесь нужно отметить, что в Афганистане все пограничники находились «под легендой» мотострелков Советской Армии и факт их пребывания «за речкой» не афишировался — считался чуть ли не секретным (об этом мы узнали только в Пяндже и переодеваться в офицеров-мотострелков было поздно). По этой причине все пограничники носили армейскую полевую форму, а офицеры и прапорщики выезжали в ДРА только с погонами с красными или перекрашенным в черные просветами. А в повседневной жизни все офицеры и прапорщики в ДРА одевались как партизаны, стремясь внешне ничем не выделяться от солдат, ибо в бою «духи» стремились выбивать прежде всего их. Так, летом наиболее распространенными были легкие куртки и брюки, переделанные из маскировочных халатов, а звездочки на самодельных погонах мы рисовали обыкновенной шариковой ручкой. В качестве головных уборов предпочитали сначала панамы, а затем кепи, а также общевойсковые полевые фуражки без пружины — они придавали нам «залихватский» вид. Из обуви были распространены кроссовки и спортивные туфли, хотя на построения все одевали «среднеазиатские» сапоги с короткими расширенными голенищами. «Берцы» же появились у нас только в 1987–1988 гг. В зимнее время почти все пограничники, вплоть до появления «варшавок» (полевая форма песчаного цвета), носили зимние пограничные камуфлированные куртки, что нас кардинально отличало от армейцев. Поэтому хотя официально в Афганистане пограничников не было, но это не мешало местному афганскому руководству ежегодно 28 мая поздравлять командование наших «загранточек» с Днем пограничника. Это вполне соответствовало древней восточной поговорке: «В Афганистане много секретов, но нет ничего тайного».
Однако продолжу свой рассказ. Офицеры сразу же определили в нас новичков и засыпали вопросами: кто, откуда, куда и на какие должности направляемся? И хотя в общении с нами у них «сквозил» несколько покровительственный тон, относились они к нам очень доброжелательно. Мы курили и болтали о всякой всячине, с нетерпением ожидая посадки. Спустя полчаса на ГАЗ-66 приехали летчики, которые, поздоровавшись со всеми, без лишних разговоров стали готовить «борта» к вылету: зашумели двигатели, из кабины ближайшего вертолета послышались радиопереговоры с авиадиспетчером. В это время послышались возгласы: «