«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом — страница 5 из 85

Николай, начальник КПП идет! Ну что, «таможня дает добро»?» К нам подошел невысокий капитан-пограничник лет тридцати с офицерской сумкой в руке. Поздоровавшись со всеми, он раздал нам таможенные декларации для заполнения. Это был для нас первый выезд за границу. Все было впервые. После завершения процедуры «проверки нашей грамотности» Николай достал из офицерской сумки «Полетный лист» и, назвав пункт следования «вертушки», стал зачитывать фамилии. Услышав свою фамилию, я в числе других подошел к нему и передал ему свое офицерское удостоверение, которое за зеленый цвет обложки пограничники в шутку называли «паспортом пастуха» (по аналогии смеси «Паспорта моряка» и пропуска для допуска пастухов за линию инженерно-технических сооружений; служебные загранпаспорта СССР нам выдали только в 1986 году) и командировочное удостоверение, после изучения которых он сделал отметку в списке и проставил «дато-штамп» в моем командировочном и на таможенной декларации. Таким образом каждый раз проходила процедура оформления нашего выезда за границу. Затем последовала посадка и после небольшого разбега наш Ми-8 взлетел. За ним следовал «крокодил» — боевой вертолет прикрытия Ми-24.

Мы летели на высоте 200–300 метров — тогда у «духов» ПЗРК еще не было. К сожалению, с годами в памяти сохранились лишь отдельные фрагменты первых впечатлений от этого полета в Афганистан. Приникнув к иллюминатору вертолета, я с жадностью рассматривал незнакомые мне сначала таджикские поля, широкую зеркальную полосу реки Пяндж, а затем и афганские пейзажи. В глаза сразу бросилось отличие: если на советской территории простирались огромные разноцветные ковры колхозных полей хлопка, пшеницы и овощей, кирпичные и белые дома, крытые шифером, то на афганской стороне земля была испещрена маленькими разноцветными «латками» земельных участков, зачастую огороженных невысокими глиняными заборами (дувалами), и рисовых чеков, а отдельно стоящие друг от друга дома с 2-метровыми дувалами вокруг приусадебных участков с высоты полета представляли собою однообразные глинобитные непрезентабельные квадратные строения.


Что мы знали об Афганистане (с 28 апреля 1978 года — Демократическая Республика Афганистан, а с ноября 1987-го — Республика Афганистан) и тактике боевых действий бандформирований в этой стране? Мои знания ограничивались пределами училищной учебной программы и были дополнены самостоятельными «изысканиями» по этой стране (тогда Интернета с Википедией и в помине не было) после получения «заманчивого» предложения о «выполнении интернационального долга». О тактике действий афганских душманов мы на своем далеком Дальнем Востоке еще ничего не знали — ведь к тому времени через Афганистан «прошли» лишь два офицера нашего отряда, а подготовка кандидатов в спецкомандировку из-за мер секретности не проводилась. Спасал ситуацию лишь наш опыт службы на границе и полученные в погранучилище знания по ведению разведывательно-диверсионной деятельности и борьбе с ДРГ противника. А еще мы знали, что в этой южной стране господствуют родоплеменные отношения, а афганский народ состоит из многих национальностей: пуштунов, таджиков, фарсов, узбеков, туркмен, киргизов, хазарейцев, белуджей, курдов, арабов и индусов, которые по своему вероисповеданию являются в основном мусульманами-суннитами, шиитами и исмаилитами (приверженцы одного из течений шиизма). До Апрельской революции 1978 года титульной нацией считались пуштуны, а государственными языками являлись пушту и дари (до революции, в рамках пуштунизации страны, военнослужащим и госслужащим не титульных национальностей выплачивалась надбавка в размере 30 % от должностного оклада за знание и использование пушту). Из официальной пропаганды нам было известно, что афганский народ решил строить социализм под «мудрым руководством» Народно-демократической партии Афганистана (правда, большинство сельского населения об этом как-то не думало и жило своим многовековым родоплеменным укладом по нормам Шариата и Корана, в котором главными и уважаемыми людьми оставались не партийные секретари, а муллы и старейшины племен). Ну а научно-технический прогресс в своем влиянии на жизнь простых афганцев в основном сводился к легковым «тойотам», «ниссанам», уазикам, грузовым «вольво», «мерседесам» и «МАНам», наручным часам «Сейко-5» и «Ориент», телевизорам, магнитолам и радиоприемникам «Сони», «Шарп» и «Панасоник». Порой было весьма забавным видеть едущего на ишаке афганца под индийскую музыку, звучащую из висевшей у него на шее магнитолы.

Эти новинки прогресса тогда были предметом и наших мечтаний — ведь в Союзе мы могли купить только отечественные радиоприемники, магнитолы, музыкальные центры и телевизоры, а в чековых магазинах «Березка» стоимость этого японского «чуда» была «заоблачной» — равна сумме выплаченных офицеру чеков за 6–7 месяцев, а то и год службы в Афганистане. Таков тогда был «перекос» в покупательной способности советского человека и ценовой политике в СССР. Отсутствие электричества в большинстве кишлаков подчеркивало унылость афганской жизни, навевая мысли о Средневековье. И лишь в провинциальных городах встречались более-менее современные многоэтажные здания, а бесперебойное электричество было только в провинциальных и районных (улусволи) центрах. Таким образом, Афганистан сочетал в себе средневековье с XX веком, что символично подчеркивала разница в 619 лет между григорианским календарем и летоисчислением по Хиджре, используемым в этой стране. Впрочем, вследствие господства в сознании мусульман ценностей ислама и шариата большинство простых афганцев отличается терпеливостью, скромностью в быту и своих потребностях. Поэтому афганские крестьяне вовсе не усматривают трагедии в отсутствии электричества, холодильников, стиральных машин и телевизоров. В этой связи приведу весьма показательный пример. Уже будучи сотрудником разведки, мною была организована поездка на отдых в Душанбе одному из наших надежных негласных помощников, который неоднократно рисковал жизнью при выполнении наших заданий. Искренне стремясь хоть как-то отблагодарить его за эту помощь, мы разместили его в прекрасном гостиничном номере и организовали ему трехдневный отдых с посещением мусульманских святынь, мечетей, памятников культуры, кинотеатров и кафе, всячески стремясь продемонстрировать ему преимущества советского образа жизни. В последний вечер перед отъездом, сидя в ресторане с живым таджикским ансамблем, я обратил внимание на то, что наш гость с какой-то грустью на лице о чем-то задумался. Полагая, что он под впечатлением увиденного сожалеет о проживании в Средневековье и предстоящем возвращении к этому образу жизни, я спросил его: о чем он задумался? Его ответ поверг меня в смятение: «Да у меня на днях корова должна отелиться, и я думаю, успею ли я вернуться к этому или нет? Она болеет. А если сдохнет?» И тут до меня дошло: а ведь у него нет ни малейшего желания жить в XX веке — его жизнь вполне его устраивает и он ничего не хочет в ней менять. И такие афганцы составляют весьма значительную часть общества в стране — они дорожат этим укладом своей жизни и не желают пугающих перемен. Впрочем, это вовсе не означает, что им чужд научно-технический прогресс и они не желают пользоваться современными плодами цивилизации.

Ну а особенности афганской жизни и быта мы познавали уже в процессе своей службы в зависимости от степени возможностей и желания каждого. Тем не менее наши пограничники всегда очень уважительно относились к национальным обычаям и религиозным чувствам афганцев, хотя и были случаи неумышленного нарушения ими местных обычаев во время войсковых операций (нужно отдать должное афганцам, которые с пониманием относились к этому). Это утверждение основано на моем многолетнем общении с представителями различных слоев афганского населения как во время боевых операций, так и после вывода ОКСВ из Афганистана.

Наша 3-я мотоманевренная группа «Артходжа» была прозвана «Летучим голландцем» из-за отсутствия у нее в течение длительного времени закрепленной зоны ответственности и постоянной «миграции» по боевым операциям в разных районах афганского приграничья. В 1982–1987 гг. она входила в состав 48-го Пянджского погранотряда, а затем была переподчинена соседнему 117-му Московскому погранотряду (пгт. Московский — не путать со «златоглавой» столицей). К нашему приезду ММГ-3 прочно обосновалась на территории бывшего городка советских специалистов, расположенного в 10 км от линии границы вблизи кишлака Артходжа, улусвольства Ходжагар провинции Тахар. Мангруппа занимала стратегически важную позицию, охраняя и контролируя единственный в округе автомобильный мост через горную реку Кокча, соединяющий дорогу между провинциями Бадахшан и Тахар. Весной 1984 года 3-я застава нашей ММГ-3, усиленная расчетами минометов и СПГ-9, была выставлена отдельным загранобъектом «Нанабад» в 30 км западнее, на северо-восточной окраине города Нанабад — административного центра соседнего улусвольства (района) Дашти-Арчи провинции Кундуз. История нашей мотомангруппы началась в ноябре 1982 года, когда по решению руководства ГУПВ КГБ СССР она была сформирована на базе ММГ Хабаровского погранотряда КДПО. 31 декабря 1982 года мангруппа прибыла в г. Пяндж, где была дооснащена бронетехникой и вооружением, и после прохождения боевого сколачивания в феврале 1983 года через паромную переправу «Шерхан» была введена на территорию Афганистана, где начала свой славный боевой путь.

Всего же в зоне ответственности 48-го Пянджского пограничного отряда на территории ДРА дислоцировались три подчиненные ему мотомангруппы: 1-я «Имам-Сахиб», 2-я «Талукан» и 3-я «Артходжа». При этом на базе 1-й и 2-й ММГ функционировали соответственно 1-я и 2-я полевые оперативные группы (ПОГ), являвшиеся полевыми органами оперативного управления служебно-оперативной деятельностью этих мангрупп. Наличие ПОГ было связано со сложной оперативной обстановкой по месту дислокации ММГ — они дислоцировались в «зеленке» в окружении многочисленных бандформирований, а вторая — к тому же на значительном удалении от погранотряда. Поэтому еще несколько разумных голов — командира и двух разведчиков — должны были обеспечить принятие взвешенных решений в экстремальной обстановке. ПОГ включала начальника — грамотного опытного боевого командира, его заместителя по разведке и старшего офицера по разведке.