действий. Тем не менее поговорка «Не наелся — не налижешься!» нас уже не касалась. Приобретенный нами при этом опыт был уникальным и поднял наш профессионализм на очень высокой уровень. Не могу подробно описывать эту работу, так как простому читателю она вряд ли будет интересна из-за своей «скучности», профессионал — ничего нового для себя в этом не найдет, а противнику — незачем об этом знать. Скажу главное: наша дальнейшая работа с негласными помощниками через границу серьезно осложняла широкая и быстрая пограничная река Пяндж. Ведь не каждый афганец был готов ночью, с риском для жизни при случайной встрече с бандитами, вступить в темную бурлящую холодную воду быстрой пограничной реки (особенно зимой). А еще у наших помощников была боязнь, что на советском берегу вдруг из-за какого-то случайного сбоя его будет ждать не надежный друг-разведчик, а пограничники со злой собакой или пограннаряд, который откроет стрельбу на поражение. К тому же сохранялся высокий риск встречи с мятежниками как при выходе на границу, так и при возвращении обратно, что грозило ему многолетними каторжными работами на каменоломнях или даже смертью. Ведь бандглавари вели активную контрразведывательную работу среди местного населения афганского приграничья по выявлению наших негласных помощников, совершавших «ходки» на советскую территорию. В связи с этим, без их разрешения жителями подконтрольных им приграничных кишлаков было категорически запрещено выходить на острова на реке Пяндж. Для запугивания населения порой заподозренных в связях с советской разведкой даже показательно казнили в назидание другим. К счастью, все наши помощники избежали этой печальной участи, но это психологически на них очень сильно давило, ибо они постоянно жили в ожидании неожиданного ареста.
К тому же многие афганцы банально не умеют плавать, ибо в Афганистане капитаны управляют только «кораблями пустыни», т. е. верблюдами. А были еще иные, сугубо индивидуальные обстоятельства, препятствовавшие их плаванию на советский берег. Поэтому каждому нашему надежному помощнику нужно было помочь совершить этот личный подвиг — оттолкнуться от берега в пучину быстрой и холодной пограничной реки и в отдельных случаях доходило до того, что один наш разведчик на афганском берегу чуть ли не заталкивал нашего помощника на плот с бурдюками (надутые воздухом коровьи шкуры), а другой — встречал его на советском. Главным было совершить первый заплыв, словно первый прыжок с парашютом. И афганцы, порой не умея плавать, все-таки совершали эти личные подвиги, хотя и не с первой попытки, а со второй, третьей или четвертой — как получалось. А мы на советском берегу мучительно вглядывались и вслушивались в темноту ночи в надежде услышать долгожданный легкий всплеск весел и наконец-то увидеть нашего друга-помощника. К тому же в этом мучительном ожидании в любой момент могла произойти встреча не с другом, а с группой вооруженных бандитов. И такие ситуации были — тогда наши офицеры вынуждены были принимать бой. А еще со всех сторон, в любое время и в любом месте — в камышах, кустарнике и густой траве нас поджидало «свидание» с гюрзой или эфой — подлыми ползучими, жалящим без предупреждения, исподтишка. Не меньшую опасность представляли тарантулы, скорпионы, каракурты, фаланги и прочая ядовитая мерзость. А все эти азиатские «прелести» в темное время суток дополнялись постоянным жужжанием и укусами комаров-кровососов и гнуса, который, видимо, из любопытства стремился залезть нам в нос, рот и уши, а днем — нестерпимой жарой, от которой «мозги плавились». Ну а остальное пусть останется нашим маленьким профессиональным секретом!
Кстати, перечисляя «змейство», обращу внимание на то, что к «подлым» мы не относили кобру, считая ее «благородной» змеей, которая никогда первой внезапно не ударит (если на нее не наступить или не угрожать ей) — она всегда предупреждает о нападении и жалит только при прямой угрозе. В подтверждение приведу случай с нашим разведчиком Алексеем Шкл-м, произошедший в период пребывания на загранобъекте «Хатункала». Ночью, в то время как он спал в спальнике, к нему на грудь заползла кобра и, скрутившись в клубок, пригрелась и тоже уснула (именно из подобной ситуации и возникла известная поговорка: «Пригреть змею на груди»). Рискну предположить, что в это время во сне к Алексею явилась смуглянка восточной красоты. Когда же взошло солнце и солдаты увидели эту «сонную идиллию», то аккуратно, поддев палкой, сбросили змею на землю и она, обидевшись, уползла. А ведь эта ползучая «красавица» как минимум час пристально всматривалась в лицо своего спящего избранника и не один раз могла его «поцеловать» со всей своей змеиной страстью.
Второй случай, полностью подтвердивший это утверждение, произошел в квартире офицера в отрядном жилом доме, взбудоражив все семьи в нашем отряде. Дело было жарким летом, когда молодая мамочка посадила своего годовалого ребенка на ватное одеяло, расстеленное на полу в зале, обложила его подушками и игрушками, а сама занялась приготовлением обеда — скоро муж должен был прийти на обед. Во время готовки она вслушивалась в заливистый смех ребенка. Умиленная таким прекрасным настроением своей «кровинушки», она все же задалась вопросом: кто это там так смешит ребенка? Заглянув в зал, — она застыла в ужасе: перед ее ребенком в «боевой» стойке с распущенным капюшоном стояла кобра. Ребенок же играл с ней: протягивал к ней руку и она тут же с шипением поднимала голову в стойке, а когда убирал руку — она опускалась, что очень забавляло кроху и вызывало его смех. Не помня себя, мамочка в мгновение ока подлетела к ребенку, и, схватив его, выскочила с ним из квартиры. Кобра же, видимо, тоже была мамой, ибо со своей мгновенной реакцией позволила ей забрать своего малыша, не ужалив никого. Срочно вызванные ею муж с солдатами так и не смогли найти змею — она успела уползти по винограднику, оплетавшему балкон.
Однако вернемся к началу 1989 года. Утром 19 января планировался мой вылет «бортом» на загранобъект «Нанабад», в связи с чем меня вызвали к начальнику отдела. В конце обсуждения рабочих вопросов, связанных с этой поездкой, Наиль Исмагилович сообщил, что возникла необходимость кому-то из офицеров-разведчиков поучаствовать в разведполете нашего вертолета радиотехнической разведки в район Ханабада. Дело в том, что кто-то решил записать еще одну формальную «галку» в отчеты, «навесив» разведывательному вертолету еще и проведение воздушной визуальной разведки. Для этого формально и потребовался офицер нашего отдела с соответствующим допуском. В этой связи шеф сказал мне (он всегда обращался к подчиненным только на «Вы»): «Слетайте — посмотрите. А на обратном пути Вас «забросят» на «точку». Возражений у меня не было, поскольку торопиться на «точку» в этот день у меня нужды не было. Вместе с тем все понимали абсурдность такой визуальной разведки: что можно заметить на земле с высоты 5 км? Тоже мне, нашли «зоркого сокола»!
По прибытии в аэропорт Пянджа мне сообщили, что вылет задерживается на пару часов. Присоединившись к группе офицеров, ожидавших вылета другими «вертушками» на свои «точки», я попал в веселую компанию: у кого-то был значимый повод, а кто-то не успел позавтракать. Как по мановению руки, на столе появилась «скатерть-самобранка» с разной вкусной снедью, которую кто-то, не пожадничав, украсил бутылочкой «беленькой». Я тоже пригубил немного, не особо-то закусывая. С водочкой время пролетело незаметно и вскорости объявили наш вылет.
Командиром экипажа разведывательного вертолета Ми-8 № 86 23-го Душанбинского отдельного авиаполка был мой хороший знакомый капитан Ильгис Шарипов. В состав экипажа входили: штурман отряда вертолетов старший лейтенант Бариев Ильфат Мидехатович, старший техник вертолета старший прапорщик Щеняев Александр Петрович, специалисты радиотехнической разведки: старший воздушный оператор отряда вертолетов спецназначения старший лейтенант Долгарев Виктор Иванович, старшие бортмеханики старшие прапорщики Залетдинов Исмагил Сахапович и Клименко Сергей Павлович. Со всеми разведчиками я был очень хорошо знаком, так как они по прибытии в Пяндж регулярно бывали в нашем отделе и порой участвовали в совместных «неслужебных» мероприятиях. К тому же Исмагил Залетдинов был уроженцем г. Пянджа и начинал свою службу оперативным переводчиком в нашем отделе.
Наш «борт» прикрывал экипаж капитана Попкова Валерия Филипповича, который неоднократно десантировал меня во время операций в составе ДШМГ. Спокойный, не торопливый в решениях, он всегда сохранял хладнокровие при высадке десанта, даже когда по его вертолету велся огонь. Поэтому пользовался большим авторитетом у десантников ДШМГ.
Настроение от «застолья» у меня было несколько «приподнятым», а самочувствие — прекрасным. Однако спустя каких-то пять минут после взлета от вибрации «борта» из-за работающих лопастей винта мое «настроение» стало портиться — выпитое с закуской стали внутри о чем-то вздорить и хотели выйти наружу (нужно было хорошо закусывать). Не желая испытывать судьбу, я прошел в кабину пилотов и спросил их шутя:
— Ребята, вы в салоне давно убирали?
— А что? — насторожился штурман.
Я пояснил им, меня что-то тошнит и если полечу с ними дальше, то салон придется мыть. При этом в шутку предложил им альтернативный вариант: спуститься пониже, чтобы я мог «отбомбиться» съеденным по «духам».
Ребята засмеялись:
— А как же разведполет?
— Да что там увидишь с такой высоты? Отметьте, что я летал, а меня сейчас высадите в «Нанабаде».
Прибыв на «точку» и занявшись своими делами, я уже и забыл об этой ситуации, но в 22 часа неожиданно по ЗАС мне позвонил Серега Неб-н:
— Так ты на «точке»? Что в Ханабад не полетел?
— Да мне так дурно стало, что не до полета было. А что случилось?
Сергей уклонился от прямого ответа, а я не стал допытываться о причине его звонка — все равно не скажет.
Как оказалось, наш разведывательный вертолет в районе Нанабада во время этого полета был сбит из ПЗРК душманами БФ Амира Чугаи (НИФА). Старший лейтенант Ильфат Бариев выпрыгнул с парашютом, но не смог «оторваться» от падающей «вертушки» и был изрублен лопастями винта. Ильгису Шарипову как бывшему десантнику удалось сделать затяжной прыжок, оторваться от падающего вертолета и успешно приземлиться. Участь же остальных была трагической — парашютов у них не было и они были обречены.