Доклад о готовности то ли позднего обеда, то ли раннего ужина мы не услышали — мы его почувствовали. За столом мы с замиранием сердца следили за лицами гостей — они вместе с нами с аппетитом «заглотили» по куску сочного мяса. Видя это, мы успокоились и тоже сосредоточились на вкусе и аромате шашлыка. И тут неожиданно последовал вопрос одного из гостей: «Командон, это свинина?» Видя встревоженные взгляды прапорщиков, я изобразил на своей морде лица невозмутимое спокойствие и ответил, что это… оленина. На недоуменные взгляды гостей и переводчиков весьма убедительно пояснил: «Вот, Исраил ездил в гости к своим родственникам в Сибирь, откуда и привез оленину. Олень — это корова такая, с большими ветвистыми рогами». И для подтверждения сказанного, метнулся в дом, схватил вышеупомянутую книгу и, открыв ее на нужной странице, указал на красочную фотографию оленя. Исраил тут же подтвердил мою легенду, объяснив им, что эту «оленину» специально привез на встречу, чтобы угостить друзей (насчет «друзей» он говорил искренне). Афганцы посмотрели, успокоились и стали дальше уплетать шашлык с таким аппетитом, что можно было только позавидовать. А потом еще и расхваливали нежность мяса. Позже, когда мы уже без афганцев как-то въехали в поселок Дусти и увидели на обочине мирно рывших землю откормленных «хрюшек» у меня непроизвольно вырвался шутливый возглас: «Ё-моё, никак олени из Сибири сюда добрались!» И все в машине дружно рассмеялись.
Спустя полтора месяца состоялась наша очередная встреча с этими негласными помощниками. Наученные опытом, мы заранее купили баранину в Пяндже. А когда стали есть шашлык, то один из наших гостей вдруг стал сравнивать его вкус с предыдущим шашлыком из «оленины» и спросил: «А мяса коровы с большими рогами больше нет?» Усмехнувшись, мы с сожалением ответили, что оно закончилось.
А еще нам как-то удалось накормить нашего негласного помощника отменным ужином в ресторане за счет только появившихся в то время рэкетиров — мы всегда умели находить выход из самых сложных ситуаций, и даже умудрились принудить бандитов к «финансированию» нашего оперативного мероприятия. Конечно, речь не о коррупции, а о находчивости и «разведческом» нахальстве.
А дело было так. В конце 1980-х гг. в Таджикской ССР стали появляться первые рэкетиры. Мы о них только слышали, ибо в пограничном городке Пяндж они еще не «засветились». В апреле 1989 года мы с Исраилом проводили встречу с «гостем» из-за «речки», которому организовали экскурсию в г. Курган-Тюбе. Для этого придали ему «цивилизованный» вид — переодели в приличный костюм и обувь, благодаря чему он ничем не отличался от местных жителей. Сами мы тоже облачились в «гражданку». И лишь наш водитель-солдат и военный уазик выдавал в нас пограничников. А поскольку мы выехали прямо с границы, то оружие находилось при нас.
Под «занавес» нашей поездки уже под вечер мы организовали нашему гостю прощальный ужин в ресторане. Уже при входе мы обратили внимание на сидевшую в углу зала небольшую группу молодых парней из разряда «спортсменов-«качков». Вели они себя развязно, а официанты перед ними ходили «на цыпочках». Мы выбрали столик в противоположном конце зала и, сделав заказ, вели неторопливые разговоры о всякой всячине. После того как принесли заказ, к нам подошел другой официант и, поздоровавшись, вежливо спросил: «Молодые люди, если вы пришли отдохнуть и хотите получить удовольствие от отдыха, то положите на поднос официантке, которая к вам сейчас подойдет, 10 рублей. Это плата за спокойный отдых, который обеспечивают вон те молодые люди» — и указал на «качков». От такой беспардонной наглости я опешил: с нас, пограничников, сотрудников разведки КГБ какая-то «шелупонь» вымогает деньги? К тому же если государство выделяет нам определенные деньги на то, чтобы мы угостили интересного нам человека (как мы шутили: «деньги на пропой»), то это не значит, что оно должно выделять деньги и «на рэкет».
Все внутри меня кипело от беспардонной наглости каких-то «ушлепков», которые безнаказанно обирали людей (тогда рэкэт нами воспринимался как «дикость»). Но конфликт нам тоже был не нужен, ибо нашей главной задачей было обеспечение отдыха и безопасности нашего гостя. Тем не менее нам ничего не оставалось, как ждать дальнейшего развития событий и стремится, чтобы наш «гость» ничего не заметил. Когда к нам подошла официантка «с ногами от зубов» (тогда в крупных таджикских городах в ресторанах такие уже встречались) с подносом, на котором уже лежало приличное количество денежных купюр, положенных другими посетителями, то я просто покачал головой: «нет». При этом меня поразила та «баранья» покорность посетителей ресторана, которые «с достоинством» и несколько «пренебрежительно» бросали деньги на этот поднос. (Может быть, из-за этой их покорности через какую-то пару лет кучка исламских «беспредельщиков» и сумела разжечь гражданскую войну в республике?) Мы с Исраилом наблюдали, как официантка подошла с столику «качков», поставила на него поднос с «купюрами» и начала что-то им говорить, указав кивком на нас. Мы видели возмущенные жестикуляции рэкетиров, которые порывались тут же «разобраться» с «бунтовщиками». Однако благоразумие у них взяло верх — ведь они «гарантировали» спокойный отдых молчаливым «баранам», и поэтому стали выжидать нашего выхода из ресторана.
Поняв, что конфликта не избежать и терять нам нечего, — я решил «поднять градус накала» и сделал дополнительный заказ хорошего коньяка, красной икорки и еще чего-то, чего «душе было угодно». Правда, наш «гость» категорически отказался пить коньяк и не смог есть икру (с его слов: «яйца рыбы» — ему совсем не понравилась), ну а мы с Исраилом накатили грамм по сто коньяка для смелости, хорошо и вкусно закусили. Закончив ужин, я тихонько сказал переводчику, чтобы он шел впереди и был готов к разным «неожиданностям», прокладывая путь нашему «гостю», а сам решил прикрывать наш отход сзади.
Когда же официант подал нам счет за наше «пиршество», то я с сарказмом сказал ему: «Отнеси его тем «товарищам», которые вон за тем столиком сидят — они оплатят!» Вставая из-за стола, мы видели, как обескураженный официант стал протягивать «качкам» наш счет. Мы же, направившись к выходу, наблюдали, как возмущенные нашим «беспределом» рэкэтиры встали из-за стола и направились за нами. Выйдя на лестничный пролет (ресторан был на втором этаже) я специально приотстал и когда на лестницу выскочили разъяренные бандюки, то резко повернулся к ним, демонстративно откинул полу расстегнутого пиджака, продемонстрировав пистолет на поясе в оперативной кобуре, молча покачав головой и одновременно поднятым пальцем: не нужно необдуманных действий! Те в смятении остановились, а когда впередистоящего из них кто-то в сзади толкнул в спину и он сделал шаг вперед, то я мгновенно выхватил пистолет и демонстративно передернул затвор. Клацанье затвора моментально «отрезвило» молодых негодяев и они в нерешительности стали топтаться на месте, не зная, что делать. Воспользовавшись этим, я неторопливо спустился по лестнице, вышел на улицу и сел на переднее сиденье уазика (Исраил с гостем сидели уже в автомашине). В это время из здания выскочили возбужденные «качки». Решив поставить «точку» в затянувшемся «спектакле», я демонстративно достал автомат, вылез из машины и, как бы рассматривая его, с издевкой произнес: «Не забудьте оплатить счет!» Те как завороженные уставились на ствол нацеленного на них автомата, пытаясь понять, кто мы. Я же сел вновь спокойно в уазик и, когда водитель начал движение, «тепло» с улыбкой, словно лучшим своим друзьям, помахал им рукой на прощание. Так мы и бандюганов «наказали», и служебные деньги сэкономили.
Следует отметить, что все разведчики работали не за страх, а за совесть. И никакого «надзирателя» над нами не требовалось, ибо мы всегда ставили интересы нашей страны и службы выше личных. Как-то мне пришла мысль, что с переводом в разведку мое личное время закончилось. И правда, в случае моего пребывания в Союзе и не привлечения к оперативным мероприятиям на границе мой рабочий день, независимо от выходных и праздничных дней, проходил весьма однообразно: в 8.30—8.45 начинался рабочий день, продолжавшийся до 20–22 часов. После чего я шел домой, но с 1 до 2.30 ночи находился на узле спецсвязи в царстве старшего лейтенанта Крас-ва для участиях в сеансах радиосвязи с нашими радиофицированными негласными источниками с целью принятия безотлагательных решений. После чего отдыхал, а на следующий день все повторялось. В субботу домой мы уходили в 17–18 часов, а в воскресение или праздничный день — могли «расслабиться» и прийти на работу к 10.30–11.00, а уйти — в 15–16 часов. Обычным явлением было возвращение в отряд сотрудников отдела за несколько дней до окончания отпуска для того, чтобы провести плановую встречу с источниками, которые не так часто выходили на встречи. Такой случай был и у меня, когда летом 1988 года за неделю до окончания отпуска мне пришлось вместе с семьей вернуться в Пяндж, а на следующий день (в день своего рождения) выехать на границу для принятия нашего негласного помощника (в связи с этим мой переводчик сделал мое фото на память). При этом вечером возникла еще и угроза боестолкновения с вооруженной группой бандитов, которая в каких-то 500 метрах ниже от нас по течению переправилась на нашу территорию, где их огнем встретили пограничники заставы.
Самоотверженность и преданность делу приводят зачастую не только к весьма важным результатам, но и, порой, к необъяснимым явлениям, одно из которых случилось со мною. Был у меня на связи негласный помощник, который внезапно прекратил выходить на встречи и судьба его более года оставалась неизвестной. Однако, как то мне приснился сон о том, что он вышел на встречу со мною, рассказал о причине своего исчезновения и представил очень важную информацию об одном объекте противника, о существовании которого мы даже не подозревали, его руководителях, сотрудниках и разведывательно-подрывной деятельности против нашей страны. Сон был настолько ярким, что я запомнил его в деталях. Какое же было мое удивление, когда через два дня этот источник действительно вышел на встречу и представил мне указанную информацию. Слушая его и сопоставляя услышанное со сновиденьем, у меня в голове не вкладывалось: как такое возможно? Чтобы убедиться в правдивости сна, я прервал своего «виз-а-ви» и продолжил его рассказ, назвав запомнившиеся мне во сне имена сотрудников объекта противника. Сказанное мною вызвало шок у источника и у него вырвалось: «Откуда Вы это знаете? Это знает всего лишь 3–4 человека? Я поражен, как ваша разведка работает!» В ответ я сделал многозначительно — заумное выражение лица, хотя сам д