Посланцы мятежных горцев с готовностью соглашались переправить советских эмиссаров в «независимую» полосу, но при этом просили доставить им около 30 тыс. винтовок, пулеметы, горные орудия и военных инструкторов. Разумеется, повстанцы нуждались и в денежной помощи, а так как пуштуны бумажные купюры не признавали за деньги, то речь шла о выделении им значительного количества золотых монет.
Я. Суриц считал, что условия афридиев и вазиров приемлемы, и был готов заключить с ними предварительное соглашение против Англии. Его даже не пугал возможный отказ афганского правительства пропустить караваны с советским оружием к границам Индии. В этом случае полпред предлагал установить связь с пуштунскими племенами через Памир.
Вскоре Я. Суриц окончательно убедился, что на военный союз с Советской Россией афганское руководство не пойдет, но оно готово немедленно заключить договор о дружбе и «благоприятствующем нейтралитете». 13 января 1920 г. в течение семи часов между советским дипломатом и афганскими представителями, включая самого эмира, шли переговоры о характере и условиях будущего советско-афганского договора. За вступление в войну против Англии Аманулла-хан запросил фантастическую цену: до 100 тыс. винтовок с 60 патронами на каждую, 250 скорострельных орудий, 1,5 тыс. пулеметов и 50 (!) млн рублей золотом{128}.
Понимая нереальность своих требований, афганская сторона готова была заключить с РСФСР более «скромный» договор о дружбе, согласно которому Афганистан получал города Термез и Керки; 10 млн рублей золотом в качестве субсидии; оборудование для порохового завода; 12 самолетов, 10 тыс. винтовок, два вооруженных парохода на р. Амударье и т. д.
Изумленному такими запросами Я. Сурицу пришлось резко «сбивать цену»: вопрос о территориальных претензиях Афганистана откладывался на неограниченное время; субсидия понижалась до 1 млн рублей золотом; вместо 10 тыс. винтовок — 5 тыс. (и лишь при условии, что Афганистан не будет препятствовать доставке сражавшимся с англичанами приграничным племенам 10 тыс. винтовок) и т. д.
Даже эта, обещанная Я. Сурицем, помощь Афганистану в условиях Гражданской войны и разрухи в России была огромным бременем для Советского правительства. В связи с этим уже в следующей телеграмме в Турккомиссию он подробно изложил причины, побудившие его, хоть и частично, удовлетворить афганские претензии. Полпред писал в своем донесении: «Никакой военной конвенции Афганистан не подпишет. С другой стороны, не прекращающаяся борьба племен, разрастающееся движение [в] Индии и открывающиеся перспективы из Афганистана расширить наше влияние на Индию заставили меня идти на жертвы, чтобы путем договора о дружественном нейтралитете закрепить наши отношения с Афганистаном и создать здесь прочную антианглийскую базу. Без немедленной помощи оружием племенам мы ставим все антианглийское движение под роковой удар. Тем более что вся английская печать метрополии и Индии бьет тревогу о прорыве большевизма на Восток, о стремлении Советов отыграться на Востоке»{129}.
Вопрос о военных поставках пуштунским племенам был одним из самых острых в ходе советско-афганских переговоров в Кабуле. Обе стороны справедливо не доверяли друг другу. Суриц настаивал на том, чтобы эмир письменно (!) гарантировал РСФСР, что «все назначенное племенам без всяких задержек будет вручено их представителям»{130}. Афганцы категорически отказывались составить и подписать подобный секретный документ. Я. Суриц, в свою очередь, не хотел верить честному слову эмира и настаивал на своем. По нормам дворцового этика любой исламской страны подобное требование оскорбляло правителя страны.
Вспыльчивый Аманулла-хан смог подавить своей гнев и предложил полпреду компромиссное решение: 2/3 всего оружия, предназначенного племенам, забирал бы себе Афганистан и по своему разумению распределял российское вооружение среди приграничных пуштунов. Видимо, другую часть винтовок и боеприпасов Кабул разрешал советской стороне использовать по собственному усмотрению.
Чтобы вынудить Я. Сурица пойти на уступки в данном вопросе, афганцы прибегли к прямой угрозе, заявив, что против их воли «ни одна русская винтовка или патрон не проникнут к племенам»{131}. В этой тупиковой ситуации Я. Суриц гарантировал афганскому правительству передачу 5 тыс. винтовок за пропуск остального вооружения в зону пуштунских племен. Кроме этого, Афганистан пообещал пропустить в Ташкент вождей горцев Британской Индии для получения вооружения. Казалось, что Я. Сурицу удалось добиться главной цели: открыть «афганский коридор». Однако дальнейшие события пошли совсем по другому сценарию.
Пока в Кабуле шли трудные переговоры о военном союзе с Афганистаном, руководство советского внешнеполитического ведомства неожиданно круто изменило свою прежнюю линию. Глава НКИД Г. Чичерин, трезво оценивая международную обстановку в мире и положение РСФСР, видел, что у Советской России появилась отличная возможность утвердиться на «стыке Индии», чтобы иметь эффективный рычаг для оказания давления на британское правительство.
Но Г. Чичерин в «восточной политике», в первую очередь, видел средство для нормализации отношений с Англией и прорыва международной изоляции Советской России. В связи с этим он выступал против заключения с Афганистаном оборонительного союза, так как это могло привести к полномасштабной войне между РСФСР и Великобританией.
Уже в январе 1920 г. в одном из своих писем председателю Турккомиссии ВЦИК Ш. Элиаве Г. Чичерин критиковал ташкентских товарищей за их «самодеятельность» в отношениях с Кабулом, умело обвиняя даже в тех ошибках, которые допустили прежде всего большевистские лидеры в Кремле. Глава НКИД писал: «Мы никогда не говорили о союзе с Афганистаном, даже оборонительный союз поставит нас в невозможное положение, если помиримся с Англией. Он будет означать, что, если Англия нападет на Афганистан, мы должны будем объявить войну Англии. Между тем, заговорив о союзе, взять свои слова обратно — получается скандал. Вы нас поставили в крайне неприятное положение, надо исправить эту оплошность, вместо слова „союз“ говорить — соглашение о взаимной помощи»{132}. В итоге Г. Чичерин настоял на том, чтобы первый советско-афганский договор не содержал статей, обязывавших РСФСР выступить на стороне Афганистана в случае агрессии Великобритании. 25 марта 1920 г. Я. Суриц получил эти указания из Москвы{133}. Военный союз с Афганистаном больше не входил в планы большевиков, но в Кремле не хотели отказываться от заманчивой возможности использовать пуштунские племена против Великобритании. За «афганский коридор» к Индии Советская Россия все еще была готова щедро заплатить Аманулле-хану, поэтому секретные переговоры в Кабуле продолжались.
С наступлением весны в горах на индо-афганской границе с новой силой должны были возобновиться боевые действия между приграничными племенами и английскими карателями. Неслучайно именно в это время герой третьей англо-афганской войны военный министр М. Надир-хан совершил инспекционную поездку в зону в Южный Афганистан. Обстановка там была взрывоопасной: своих сородичей в «независимой» полосе Британской Индии было готово поддержать афганское население. Очевидно, что Аманулла-хан и его ближайшее окружение вынуждены были считаться с настроениями воинственных пуштунов. М. Надир-хан тайно снабжал вазиров трофейным оружием, посылал части афганской армии в глубь Вазиристана, но этого было недостаточно, чтобы превратить партизанскую войну в горах в затяжную. Афганистан и приграничные племена остро нуждались в крупных партиях оружия для продолжения борьбы против Англии.
В связи с этим именно в конце марта 1920 г. афганское руководство предложило Я. Сурицу совместный план наступления на Индию. Как всегда, в подобных афганских проектах пуштунским племенам отводилась главная роль. 27 марта советский полпред был приглашен к эмиру на секретное заседание, на котором афганская сторона фактически хотела выяснить самый главный для себя вопрос: какова будет советская военная помощь?
М. Надир-хан, опираясь на сведения, полученные им во время его поездки в зону пуштунских племен, считал, что новая война с Англией неизбежна, поэтому «нужны немедленные действия»{134}. Военный министр считал момент для удара по Британской Индии крайне удачным, так как «все племена отправлены на немедленную войну». В связи с этим он предлагал, чтобы Красная Армия начала наступление через Хоросан (Иран), а афганские войска поддержали ее в Систане и «подняли бы общее восстание племен».
М. Надир заявил Я. Сурицу, что в скором времени в Индию будет отправлена секретная миссия для поддержки антибританских организаций, ведения разведки и подготовки диверсионных акций в тылу английских войск.
Под давлением военного министра Аманулла-хан против своей воли вновь согласился, чтобы вожди приграничных племен были пропущены в Ташкент для переговоров с советской стороной. Это была серьезная уступка со стороны афганского правительства, которое до этого делало все, чтобы не допустить установления прямых контактов большевиков с мятежными пуштунами.
Объясняя своему руководству столь резкий поворот в политике эмира, Я. Суриц сообщил в Москву: «Давление племен, разрастающееся движение Индии, опасения за трон, неудачи в переговорах (с англичанами. — Ю.Т.) настраивают эмира на воинственный лад. […] Англофобская партия во главе с эмиром в союзе с нами видит единственный выход удержаться и отстоять независимость»