– Carry away the bell…[21]
– Пока что мы «приз» не заслужили, – озабоченно сказал полковник. – Начальство по нашему делу ждет конкретного доклада!..
– А у нас тут «венчики-цветочки», шекспировские страсти и шутовской колпак с бубенчиками!.. – подхватил Антонов. – Ну и ну.
– Мне кажется, мы не тем путем идем, – задумчиво сказала Анна. – И только время теряем напрасно. Иван… он ведь человек конкретный.
– Дальше, – поторопил ее Антонов. – К конкретике!
– Ключевое слово связано с конкретной задачей, которую перед ним поставили. Я в этом уверена.
– Лыко да мочало, начинай сначала… – поморщившись, сказал полковник. – Единственное, чего пока добился наш товарищ, так это перевода в филиал компании в Афганистане. Это важно… но само по себе это ничего не дает. Потому что нам нужна конкретная инфа, а не «звоночки».
– Ты, Анна Алексеевна, тоже могла бы продвинуться в своих архивных изысканиях. – Антонов долил себе остаток кофе из колбы. – Потому что твои разговоры про «саботаж архивариусов» и про бардак в архивах… Все это нас ни на йоту не продвигает к цели.
– Дайте Ивану время, – сухо сказала Анна. – И мне – тоже.
– Анна Алексеевна, принято решение «усилить» вас на том направлении, на котором вы сейчас работаете, – вновь вступил в разговор Митрохин.
– Это вы про Котова? Так вы уже говорили.
– И про Анатолия тоже… Жаль, что первый день не задался… Но Котов опытный сотрудник; к тому же он работал с вами и раньше.
– Да я-то не против. Не понимаю только, зачем меня и его после субботнего ЧП упаковали в «карантин»?
– Так надо было, – уклончиво сказал Митрохин. – Вот вы жалуетесь на саботаж «архивариусов» из Министерства обороны… Может, стоит поменять подходы?
– Конфеты и духи, что ли, дарить тамошним дамам? А мужчинам приносить каждый раз бутылку коньяку или виски? Так, Павел Николаевич?
– Если это поможет делу, то почему бы и нет.
Анна посмотрела на Митрохина, одетого в привычный для него неброский костюм. Пыталась понять, шутит ли начальство или говорит всерьез? Но выражение лица полковника, считающегося – наряду с Антоновым – лучшим специалистом по военно-политической проблематике региона Большого Ближнего Востока, оставалось непроницаемым, а его мысли – сокрытыми. Во всяком случае, для нее.
– Да они меня просто за дурочку держат, – с горечью сказала Анна. – Разводят постоянно, понимаете?
– Обычное поведение «цехового сообщества». В архивах вдобавок работают специальные люди.
– Я это уже поняла. – Анна невесело улыбнулась. – Они держат бронированные двери своих хранилищ с россыпями ценностей… выражаясь фигурально… закрытыми на все засовы.
– И это несмотря на оформленный «допуск», на все прочие данные им указания на ваш счет? И насчет ваших «изысканий»?
– Если не верите мне, попробуйте сами наведаться в тот же подольский архив. Вы ведь запрашивали официально инфу по ЧП в провинции Кандагар в Афганистане в восемьдесят четвертом году?
– Запрашивали, – сказал Антонов. – Запрос сделан за подписью самого. – Виктор Михайлович поднял глаза к потолку. – По «летному происшествию» в августе восемьдесят четвертого, а также по другому эпизоду, получившему кодированное название «Бой в ущелье «черных пещер»… Запрашивали, кстати, именно с твоей подачи. Ну и какой дали ответ, Анна?
– А то вы не знаете. И не с моей «подачи», Виктор Михайлович, – напомнила Козакова, – я лишь продублировала в запросе полученные от вас же вопросы.
– Ладно, оставим это. Лучше напомни, что ответили из ЦАМО.
– Ответили, что документов, подтверждающих факт катастрофы близ афгано-пакистанской границы бомбардировщика «Ту-22М3»[22], в подведомственных им фондах хранения не обнаружено…
– Как не обнаружено и документов, подтверждающих наличие на борту «туполевых» или фронтовых бомбардировщиков «Су-24», использовавшихся в ходе боевых действий в Афганистане, тактических спецбоеприпасов? Правильно я излагаю суть той справки, что тебе выдали в подольском архиве?
– Да, именно так.
– У нас имеются лишь отрывочные данные о самом этом ЧП многолетней давности… По этим косвенным признакам мы можем судить, что такая информация в виде докладных, сводок и прочих документов где-то в архивах должна быть.
– Ну, не знаю. – Анна развела руками. – Я не могу ее обнаружить. Тем более что служащие архивов не только не помогают, но всячески мешают моим поискам.
– Что новенького по теме ведшихся реально или якобы ведшихся боев в районе комплекса так называемых «черных» или «змеиных» пещер?
– У меня сложилось впечатление, что ряд документов, включая оригиналы журналов боевых действий соответствующих частей за август и сентябрь восемьдесят четвертого, доклады командиров частей, рапорты непосредственных участников событий, опросные листы и так далее… это все было либо собрано и затем уничтожено, либо засекречено.
– Когда была проведена эта работа?
– Не позднее двадцатых чисел ноября восемьдесят четвертого. С конца ноября об этих двух происшествиях нет никаких упоминаний.
– Хм…
– Но скорее всего эти материалы все же не уничтожены целиком. На наличие какого-то отдельного фонда, включающего в себя весь массив информации по данной теме, указывают сноски в рапортах маршала Соколова министру обороны маршалу Устинову. Также я встречала по меньшей мере четыре случая упоминания боев в гористой местности в районе комплекса пещер в его же докладах о боевой обстановке в ДРА в период с августа по начало декабря восемьдесят четвертого… Встречаются также отсылки к интересующим нас событиям в архивных документах 40-й армии и ОКСВА. Но, уточню, без указания мест хранения документов, названия фондов, описей, дел.
– Помесячный журнал боевых действий 40-й армии за эти два месяца?
– Оригиналы мне так и не предоставили. А по ксерокопиям… они не очень хорошего качества, кстати… не поймешь, есть ли следы изъятий, не переписывались ли некоторые страницы… Да и аутентичность документов, если таковые есть, тех же находящихся на хранении журналов боевых действий должны подтвердить настоящие профи… Я в этом плане, увы, дилетант.
– А что, если всю документацию по проводимым летом и осенью восемьдесят четвертого разведывательно-диверсионным операциям в районе «черных пещер» действительно уничтожили? – не столько спросил, сколько предположил Антонов. – По приказу с верха?
– Не исключаю и такого варианта. Все же спецоперация, или комплекс операций, поскольку была еще и «спасательная» операция, проводилась фактически на территории Пакистана…
– Могли и «почистить… Мол, не было такого, не переходили мы границу суверенного государства – Исламской Республики Пакистан.
– Или снабдить таким грифом, что при всех имеющихся «допусках» таким особам, как я, этих фондов, этих материалов вовек не увидеть.
– Если предположить, что по чьему-то высокому указанию «почистили» архивную базу по данному эпизоду, то следы тех событий все равно должны остаться, – задумчиво сказал Митрохин. – Да и очевидцы, свидетели и даже непосредственные участники событий, должно быть, еще живы… – Речь о тех, – поправился он, – кто не погиб в том деле и кто дожил до наших дней.
– Я встречалась с двумя довольно высокопоставленными отставниками. Оба в тот период времени работали непосредственно в дворце Тадж-Бек…[23] Оба – штабники; один входил в Оперативную группу Минобороны в Афганистане, которая подчинялась тогда напрямую первому заму Устинова маршалу Соколову.
– В командование ОКСВА?
– Да. Второй служил в оперативном отделе штаба 40-й армии. И оба, как я вам уже докладывала, на вопрос о том, что именно случилось у комплекса «черных пещер», одинаково, практически одними словами отговорились: «Это все недобросовестные выдумки журналистов…»
Анна невольно вздохнула.
– Кто я в их глазах, в глазах этих отставных полковников и генералов? Журналистов они на дух не переносят. Как, кстати, и архивисты из ЦАМО. К тому же я – девушка, и передо мной так легко захлопнуть дверь…
Она посмотрела на Антонова; затем перевела взгляд на старшего по званию – Митрохина.
– Если вопросы ко мне закончились… разрешите спросить?
– Про Смольникова хотите спросить? Интересует, как продвигается расследование?
– Да. Удалось выйти на след киллеров?
– Судя по той информации, которую мы получаем, – нет, пока не удалось.
– Вот как.
– Зато вскрылся один интересный момент, – вступивший вновь в разговор Антонов принялся крутить в руке золотую зажигалку – верный признак того, что он не прочь бы уже устроить перекур. – Прелюбопытный момент, – добавил он и при этом вопросительно посмотрел на Митрохина.
– От Анны Алексеевны у нас нет никаких секретов, – сказал полковник.
– Андрей, знакомый Смольникова, – негромко сказал Антонов. – Андрей Фомин… Тебе знакома эта фамилия?
– Да, конечно. Этот молодой человек был за рулем той машины, на которой Смольников приехал на первое свидание со мной. А что с ним не так?
– Валерий Трофимович вас познакомил?
– Нет… – Анна наморщила лоб. – Мы разговаривали в кафе «Чешский двор», это в Ясенево. Я этого парня… или мужчину… только мельком видела.
– А что Смольников сказал про него?
– Я сама у него спросила о нем в какой-то момент… Спросила: «Это ваш родственник, Валерий Трофимович?» Он улыбнулся, а в ответ сказал примерно следующее… «Это Андрей, он, можно сказать, мой коллега… Работает в одном из архивов… Он собирает материал для книги о некоторых аспектах ядерной гонки. А я, как вы уже знаете, написал на эту тему с полдюжины книг…»
– И все?
– И все. – Анна внимательно посмотрела на сидящего чуть левее от нее Антонова. – Хотя… В субботу, когда случился известный вам инцидент, я позвонила на сотовый Смольникова. Хотела спросить у Валерия Трофимовича, придет ли он в оговоренное нами место или я что-то сама не так поняла, когда за день до этого с ним договаривалась… Дозвонилась со второй попытки. Ответил какой-то мужчина… Я его не узнала по голосу…