— Вначале переоденьтесь! — приказным тоном посоветовал старший прапорщик и ворчливо добавил: — Вот только заболейте у меня! — После чего он влез в свой рюкзак и начал доставать оттуда сухие вещи.
Конечно, жутко холодно, ветер пробирает до костей. Но лучше разнагишиться до трусов, пять минут подрожать, снять с себя всю мокрую одежду и влезть в сухую, чем примерно через часок двинуть кони от постепенного переохлаждения.
Сергей, щелкая зубами, продолжал раздеваться. Он скинул с себя мокрую тельняшку, тут же надел тонкий джемпер, поверх натянул толстый флис, следом влез в шерстяной свитер, накинул влажную и холодную демисезонную куртку и застегнул ее на замок и пуговицы. Ефимов с минуту постоял, согреваясь, и стащил с себя брюки. Тонкое термобелье он снимать не стал, потому как ноги при восхождении почти не потели, натянул поверх него толстые флисовые штаны, а потом и еще одни, от демисезонки.
Ему сразу стало теплее. Ветер теперь не мог преодолеть все слои одежды и вынужден был лишь с жадностью облизывать щеки людей в поисках тепловой энергии, исходящей от них.
Среди этой ледяной пустыни кошки пригодились спецназовцам в первый раз. С их помощью бойцы целый день вгрызались в лед. Они взбирались на горки, скатывались с них, рубили ступени, вкручивали в ледяную поверхность ледовые крючья и поднимались по отвесным стенам.
На леднике царил холод. Поднявшееся солнце слегка пригрело и вскоре вновь закатилось за хребет. Но люди не мерзли. Олег Анатольевич не давал своим подопечным ни минуты отдыха, ставил перед ними все новые и новые задачи. Впрочем, то же самое происходило и в других группах, занимавшихся по соседству.
Бойцы довольно спокойно воспринимали это постоянное движение. Разумеется, до Ефимова изредка доносилось недовольное бурчание Прошкина, волею судьбы оказавшегося в первой учебной группе. Но Виктор не был бы самим собой, если бы молча сносил все «тяготы и лишения армейской службы».
Незаметно подошло время обеденного перерыва.
— Сорок минут на то, чтобы перекусить, — скомандовал Олег Анатольевич и показал направление движения.
Учебная группа спустилась с ледяной поверхности на каменную осыпь и разбилась на маленькие кучки по два-четыре человека. Ефимов, Трясогузкин и Олег Анатольевич решили обедать вместе. Они не спеша выбрали местечко поудобнее и расселись между камней, выступающих из-подо льда. Все делалось споро. Буквально через пару минут на огне горелки уже кипятилась вода под чай. Мужики не спеша пережевывали сало, принесенное Михаилом, и вели неспешную беседу.
— Олег Анатольевич, а вы так постоянно инструктором и работаете? — нарезая хлеб, поинтересовался Ефимов.
— Нет, что вы. — Олег Анатольевич улыбнулся. — Меня в первый раз пригласили. Я отказываться не стал, согласился. Для меня эти занятия — так, подработка между делом. А лыжный сезон начнется — буду учить частным порядком приезжих кататься.
— Если не секрет, нормально жить этим можно?
— По-разному бывает, когда как, но я зимой без работы не сижу, на хлеб с маслом хватает. Летом иногда группы по горам вожу, но в основном просто калымлю. У меня свой «ЗИЛ‑131», подрабатываю то там, то сям. Вот осенью с отцом очень даже неплохо заработали. За три недели здоровенную кучу груш насушили.
— Вы их как, прямо на солнце сушили?
— Нет, — ответил Олег Анатольевич. — Так груши не сушат. Для этого нужна хорошая коптильня с холодным дымом. Каждую партию долго сушить приходится.
— А яблоки тоже сушите?
— Яблоки — нет. — Олег Анатольевич отрицательно покачал головой. — Они слишком сильно усыхают, теряют в весе. Не выгодно.
— А как вы реализуете эти груши? — продолжал любопытствовать Ефимов.
Ему действительно было это интересно. Он еще не забыл те времена, когда проблема сбыта сельхозпродукции стояла и перед ним.
— Оптом все и сдаем. У нас свой постоянный покупатель. Мы не внакладе. — Взгляд Олега Анатольевича стал задумчивым.
— Тогда хорошо. — Ефимов задумался.
Он вспоминал собственные мытарства в поисках возможностей сбыта того, что вырастил. Давно это было, будто в прошлой жизни.
— Я вообще грушу больше, чем яблоки, люблю, — продолжал рассказывать Олег Анатольевич. — Груша — очень полезный фрукт, и все ее свойства сохраняются при сушении. Отвар из груш пьют для снижения температуры. Она используется в народной медицине в качестве дезинфицирующего, мочегонного и противокашлевого средства, так как обладает антибактериальным действием. Сушеная груша помогает выводить из организма тяжелые металлы и токсины. Благодаря наличию в своем составе калия груша является полезной при сердечно-сосудистых заболеваниях. Кроме того, если человека мучают быстрая утомляемость, головокружение, учащенное сердцебиение, плохо заживают ранки, то груша тоже будет очень полезна. Ведь все эти признаки — показатель нехватки в организме железа, а груша им очень богата.
— Все-все!.. — Ефимов улыбнулся и замахал руками. — Будем считать, что ваш рекламный слоган сработал. Теперь я стану есть исключительно груши.
Глядя на Сергея, заулыбался и Олег Анатольевич, а Ефимов продолжил:
— Но у нас с собой груш нет, только сало и консервы. Не умирать же нам с голоду, да? Тушенку достаем?
— Достаем. — Михаил зацепил плоскогубцами многофункционального ножа ручку кружки с кипящей водой и снял ее с горелки.
— Двух банок на троих хватит? — Сергей посмотрел на инструктора, тот, жуя сало, согласно кивнул, но Михаил возразил:
— Давайте три, каждому по банке, а то холодно что-то.
— Три так три. — Старший прапорщик не собирался спорить.
Он понимал, что чем больше продуктов будет съедено, тем меньше придется нести обратно. Тушенка была вытащена из рюкзака, и обед продолжился.
После его окончания учебные группы вновь приступили к занятиям, но время быстро приблизилось к вечеру.
Вскоре послышалась общая команда:
— Сбор.
Ефимов взглянул на часы и понял, что да, действительно пора. Люди засуетились. В межгорной котловине заметно темнело. Не теряя времени, спецназовцы и инструкторы спустились к рюкзакам, оставленным у камней, быстро переоделись и двинулись в обратный путь.
На этот раз спуск дался Ефимову относительно легко. Хотя отдельные группы мышц все еще болели, но палку, купленную накануне, он почти не использовал. И это радовало.
Глава 18
Когда незадолго до начала ужина капитан Кречетов приказал построить личный состав, Ефимов испытал острое ощущение дежавю.
— Завтра подъем в четыре тридцать, — сообщил ротный. — В пять все находятся здесь, в холле. У каждого в рюкзаке обвязка, пять карабинов, жумар, альпийский молоток, ледоруб, кошки. Продукты питания на завтрашний день командирам групп получить у старшины. С собой у каждого по две бутылки воды…
— А если мне столько не надо? — прервал ротного Сарматов.
— Не хочешь две, бери три, — посоветовал Кречетов. — Налобные фонарики у всех есть?
— Так точно! — выкрикнул Порфирин, стоявший позади строя.
— Заткнись! У всех?
Молчание.
— Значит, у всех есть. Хорошо. Имейте в виду: пойдем по темноте. Страховочная веревка одна на пять человек. Одевайтесь так, чтобы не замерзнуть. Запасные вещи обязательно берите. Может, еще и заночевать придется. Построения на вечернюю поверку не будет, но в десять все должны спать. Есть тупые, которым что-то непонятно?
— Все понятно, товарищ капитан. Все будет нормально, — за всех заверил Кречетова заместитель командира четвертой группы.
— Командиры групп, личный состав в вашем распоряжении.
— Товарищ старший прапорщик! — обратился Прошкин к Ефимову, когда тот уже почти поравнялся с рядом колонн, поддерживающих навес над крыльцом, расположенным перед входом в гостиницу.
— Да, Витя?
— Товарищ старший прапорщик, и что ротный все время орет? Задолбал ведь уже. Почему нельзя по-человечески?
— Можно, — почти согласился Ефимов. — Но это сложнее. Иногда, по крайней мере, а с некоторыми вообще практически невозможно. — Сергей вопреки своему пониманию современной военной службы попытался защитить позицию ротного.
— Это почему?
— Иногда чем лучше делаешь, тем хуже становится. В армии это особенно заметно. Офицер начинает относиться к солдату по-человечески, и тот ему тут же подкладывает свинью.
— Но мы-то не срочники. Все взрослые мужики.
— Мужики-то взрослые, а толку? — Ефимов поймал рукой падающую снежинку.
Оказавшись на его теплой ладони, она тут же растеклась влагой.
— Вот пример. Сошников к вам относится в основном по-человечески, так?
— Да он олень!..
— Стоп! — Ефимов погрозил Виктору пальцем. — Мы сейчас не о деловых качествах рассуждаем, а о чисто человеческих взаимоотношениях. Так вот, Сошников с контрактниками обращается нормально, почти как с равными себе. Без оскорблений, без наездов, не стучит, одним словом, ведет себя нормально, по-людски. Так или нет?
— Так, — подтвердил Прошкин, а Ефимов продолжал:
— И вот этим летом ротный ушел в отпуск, за него остался Сошников. Он относился ко всем ровно, не обзывал, не оскорблял, все в рамках устава. Что в итоге получилось? — спросил Ефимов и тут же сам ответил: — Личный состав роты стал практически неуправляемым. Хотя, казалось бы, раз он к вам по-человечески, то и вы к нему так же. Ан нет.
— Так это же не я…
— Витя, я не говорю о тебе, рассуждаю о коллективе и человеческих взаимоотношениях. Не все так просто. Для уважительных отношений нужны нормально работающие уставы. Без этого общаться по-человечески очень сложно. Любая поблажка немедленно вылезает боком.
— Ну, это да. — Старший сержант опять был вынужден согласиться. — Чмырей в роте у нас хватает.
— С другой стороны, я иногда думаю, может, все эти дебильные крики, оры, маты и всеобщее унижение необходимы для создания боеспособной армии?!
— Это как?
— Любое унижение заставляет нас тем или иным способом его преодолевать. Если хочешь, то закаляет нас. Война, если разобраться, — это сплошное унижение. Ты кланяешься осколкам, пулям, прячешься от летящих самолетов, вражеских танков и солдат, прущих на тебя. Но унижение, точнее сказать, его преодоление, в конечном счете делает нашу психику куда более устойчивой к стрессам. Те, кто привык терпеть здесь, многое