— Да тут идти-то осталось фигня, — проворчал Агушев, шагающий позади Ефимова.
— Привал будет? — спросил кто-то еще, и ему тут же ответили:
— Конечно, будет. Видишь, рюкзаки снимают.
— Хорошо. — Бойцы заметно оживились и повеселели.
— Полчаса дадут?
— Меньше, — уверенно заявил кто-то.
Заветные камни, на которых можно было перевести дух, становились все ближе. И вот вторая учебная группа спустилась с гребня и ступила на белоснежный наст.
— Привал двадцать минут, — стягивая с себя рюкзак, объявил Олег Анатольевич.
Заметно посвежело. Выбрав место для отдыха, Ефимов скинул с себя рюкзак и почувствовал, как по спине побежали змейки холода, пока еще узкие.
— Хорошо бы чайку хлебнуть, — проговорил он.
— Вообще пожрать надо, — ответил ему кто-то.
«Да, не мешало бы», — подумал Сергей и полез в рюкзак в поисках газового баллона.
— Чай кипятить будем? — К нему подошел Михаил, все еще тяжело дышавший.
— Сейчас баллон достану. Вот он, держи. Сразу на мою долю кипяти.
— Само собой. — Михаил взял протянутый баллон и отправился к своему рюкзаку, брошенному на снег.
— Чайку с нами попьете? — предложил Ефимов инструктору, разместившемуся неподалеку.
— Нет, — отмахнулся тот. — У меня вот кофе. — Олег Анатольевич показал на термос, высовывающийся из кармана рюкзака.
— Может, тушенку или паштет? — Не предложить было неудобно.
— Не сейчас, потом, — вновь отказался инструктор.
Ефимов пожал плечами, встал на плоский камень и начал переодеваться. В первую очередь он разложил на камне запасное белье, затем быстро стянул с себя одежду, промокшую насквозь, и моментально облачился в сухую. На этот раз Сергей все же надел тот самый старенький свитерок, сверху натянул толстый флис, потом набросил на него демисезонную рыжуху. Тело, обдутое холодным ветром, с удовольствием приняло сухое тепло.
Зашнуровав берцы и подхватив рюкзак, Сергей направился к Михаилу, рассевшемуся сразу на двух небольших валунах. Меж ног у него стояла горелка, на которой возвышалась литровая жестяная кружка. Над ее поверхностью сизым дымком вился пар.
— Сергей Михайлович, присаживайтесь. — Трясогузкин подвинулся, освобождая место на одном из камней.
— Спасибо. — Сергей сел и вытащил из рюкзака, брошенного на снег, кружку, почти такую же, как и у Михаила, только раза в два поменьше.
Вслед за ней он вытянул пакетики с чаем и сахаром, взял в руку банку тушенки.
— Будешь? — спросил Ефимов старшего лейтенанта.
— Нет, я не хочу. Потом. На вершину вылезем, тогда и поедим.
— Как хочешь. — Сергей бросил банку обратно.
Вода забурлила крупными пузырями. Михаил выключил газ, ухватил кружку кожаной перчаткой и отлил добрую половину кипятка в кружку Ефимова.
Пока заваривался чай, старший лейтенант достал пакетик с пряниками, протянул Сергею:
— Берите.
— Разве что пару штук, — согласился тот, принимая угощение.
Затем они не спеша потягивали обжигающе горячий чай и жевали пряники. Несмотря на затянувшие небо облака, на душе у Ефимова было светло.
— Хорошо сидим, благостно, — заметил он.
Тут старший прапорщик вдруг вспомнил, как когда-то это приятное, ласкающее слух слово прозвучало из уст Шамиля Айдарова, бойца его группы.
Они тогда сидели на камнях и «вкушали» содержимое пайков. «Благостно», — наслаждаясь тишиной и спокойствием, сказал Шамиль, не подозревая о том, что скоро их ждет бой и не всем будет суждено из него выйти.
— Слава богу, сегодня… — Старший прапорщик хотел сказать «смертей не будет», но словно убоялся сглаза.
Он не позволил себе этого сделать, а после секундного замешательства произнес едва слышно:
— Войны сегодня точно не будет.
— Что? Не расслышал. — Михаил, уловивший какие-то звуки, обернулся к нему.
— Ничего, это я так, сам с собой, — отмахнулся Ефимов, одним глотком допив остатки чая, начал собирать выложенные вещи обратно в рюкзак.
— Пора уже? — встрепенулся Трясогузкин.
— Нет, время еще есть. Что нам собираться? Несколько секунд — все барахло в рюкзак скинуть да кошки надеть.
— Точно, кошки! — спохватился Михаил, словно и не видел, как половина спецназовцев уже разгуливает в этих немудреных приспособлениях.
Потянувшись к рюкзаку, он достал оттуда эти металлические штуковины, заметно облегчающие передвижение по льду и фирну, и принялся цеплять их на берцы.
— Я бы тут до вечера просидел, — «подковав» первый башмак, озвучил Михаил свое не слишком оригинальное желание.
— Ничего-ничего. — Ефимов улыбнулся. — Промяться тебе не повредит.
— Я бы лучше по равнине побегал.
— На равнине ты всегда набегаться успеешь. Приедем домой — и носись там хоть до посинения. А тут когда еще представится.
— Ну да, преставиться тут можно легко, — пошутил Михаил и тоже заулыбался.
— Это лучше без нас, — сказал Федор, только что подошедший и услышавший разговор.
Ефимов тоже принялся примерять и подгонять кошки.
— А обвязки надевать надо? — спросил Федор и ковырнул острыми зубьями наст, заскрипевший под металлом.
— Надо, — подтвердил инструктор, появившийся из-за камней. — Пойдете со страховкой — одна веревка на пятерых.
— А вы? — спросил Федор, сразу посчитавший количество людей в группе.
— Я без страховки пойду. Трещин здесь нет, а как удержаться на снегу, соскользнув вниз, я знаю. — Олег Анатольевич хитро улыбнулся.
Ефимов покачал головой и взглянул на часы.
— Мы не успеем, — заметил он, подразумевая те двадцать минут, которые были отпущены на отдых.
— Успеем, — заверил инструктор и тут же пояснил: — Спешить мы не будем.
— Но другие группы уйдут.
— Далеко не уйдут, — вновь заверил Олег Анатольевич, продолжая улыбаться. — Гнаться ни за кем не станем. Как дойдем, так и дойдем. Но не сачковать! Ты, Федя, как себя чувствуешь?
— Нормально, — не слишком-то вежливо буркнул в ответ Боровиков.
Видимо, он не желал касаться вопросов, связанных с его здоровьем.
— Тебе хоть получше?
— Да, получше, — опять огрызнулся Боровиков. — Нормально все.
— Раз так, то и хорошо. — Улыбка Олега Анатольевича стала шире.
— Благостно, — ни с того ни с сего брякнул Ефимов.
— Угу, — согласился Михаил, а Федор отошел в сторону, чтобы избежать нездорового внимания к своей персоне.
Через пятнадцать минут они выстроились в цепочку и начали восхождение. Крутизна подъема значительно увеличилась. Михаил и Федор, идущие вслед за инструктором, истекали потом. Темп движения замедлился, и Ефимов теперь шел, почти не напрягаясь.
Стала ощущаться нехватка кислорода. Спецназовцы шумно и тяжело дышали, Сергей же чувствовал себя великолепно. Возможно, этому способствовало его хобби — подводная охота, но он не ощущал никаких проблем.
Бойцы, окруженные снежной целиной, двигались по единственной тропе, змейкой поднимавшейся вверх, исколотой множеством острых шипов, остающихся от кошек. Справа и слева возвышались горные пики, втыкавшиеся в небо. Темные, выступающие над местностью скалы, белые проседи на склонах, седые морщинистые вершины и светло-сизые облака, опускающиеся на них, — красота! Конечно, если смотреть на все это, сидя на теплом камне и попивая горячий кофе.
Лезть же вверх, да еще стремясь уложиться в определенные сроки — нет, тут уж не до красоты. Шаг за шагом, все выше и выше. Все ближе к цели — каменной пике, виднеющейся где-то в зените.
Боровиков и Трясогузкин шли тяжело. То один, то другой из них застывал на месте, переводя дух. Тогда группа останавливалась и замирала в ожидании.
— Да сколько можно? — ругался Агушин, идущий следом за Ефимовым. — Что ж так медленно? Я уже замерз к чертовой матери! Говорили же ему — останься. А он: пойду, дойду!.. Да и этот жиртрест тоже хорош. — Боец бросил злой взгляд в сторону командира группы, топчущегося у валуна, лежащего поперек дороги. — Пыхтит он, видите ли. Жрать надо меньше! И Федор больной. Вот и надо было в кроватке лежать, а не в гору лезть. Теперь вся группа страдает. Обоих вниз!..
Все это Руслан бормотал себе под нос. Ефимов слышал злые слова, но вмешиваться в монолог не считал нужным. Пусть выговорится, тем более что определенные резоны в его высказываниях присутствовали.
Сергею и самому начинало надоедать это монотонное карабканье с попеременным стоянием с опорой то на одну, то на другую ногу. По его мнению, было бы лучше побыстрее дойти до цели, немного передохнуть и начать спуск, чтобы поскорее оказаться в своем номере, принять душ и с книгой в руке завалиться в кровать или уставиться в экран телевизора. Но они шли так, как уж могли. У них вряд ли была возможность что-либо изменить.
Чтобы как-то немного, хоть на чуть-чуть, уменьшить нагрузку на Федора, Ефимов часто специально подходил к нему поближе и подбирал страховочную веревку, волочившуюся по земле.
Очередная остановка закончилась, они вновь поползли вверх. Подъем стал еще круче.
Боровиков сделал с десяток шагов, остановился, вытер пот, бегущий по лбу. Сердце бухало, пытаясь вырваться из груди, стесняющей его. В висках шумело от переливающейся крови.
«Я дойду!» — Федор выпятил челюсть, скрежетнул зубами и сделал очередной шаг.
Сердце тут же отдало болью.
«Не выдержу. — Еще шаг вперед. — Нет, дойду. Не дождетесь!» — Новый шаг, тяжелый вздох.
Пот течет по лицу, попадает в глаза.
«Сделаю двадцать шагов и передохну. Еще пять, нет, шесть… три, два шага — и остановлюсь. Этот еще застыл!..»
— Константиныч, чего стоишь? — проговорил Федор, тяжело отдуваясь. — Пошли.
— Сейчас. — Трясогузкин оперся на ледоруб, с трудом подтянул ногу, выставленную назад, разогнул опорную в колене и двинулся дальше.
Страховочная веревка потянулась следом за ним.
Федор смахнул с лица пот, уперся палками в наст, сделал шаг, другой, третий.
«Вершина еще так далеко, а сил нет. В висках давящая боль. Я не слабану!.. Мне бы пару минут передохнуть. Сердце не справляется с нагрузкой, бьет по ребрам болью, легкие хрипят, разрываясь. Двадцать шагов, еще десять. Мне бы постоять, набираясь сил, давая легким выдавить из себя весь углекислый газ, напитаться кислородом. Но веревка натянулась, командир группы рвется вверх. Сейчас-сейчас, еще пять секунд, иду».