Никаких повреждений нет. Все параметры в норме. Начинаю смещаться боком. Так сложнее попасть стрелкам.
— 102й, вижу позиции. Работаю! — доложил ведомый и начал заход на цель.
Секунда и в его носовой пушечной установке загорелось пламя от выстрелов. Лесопосадка мгновенно обзавелась небольшой поляной, но теперь с других направлений начали работать крупным калибром.
Целят в командирский Ми-8, а они ещё не закончили погрузку.
— 102й, ещё пуск! — громко сказал в эфир ведомый.
Ещё один спутный след наблюдаю с земли. Ныряю вниз и тут же влево, проношусь над кромками деревьев. Выполняю резкий отворот вправо и горку с отстрелом ловушек.
Перед глазами весь каскад манёвров пролетел в считанные секунды. Не успеваешь вспотеть за это время.
Взрыв где-то рядом произошёл, но по фюзеляжу попали только осколки. С правой стороны будто камни по отсеку двигателя начали стучать.
Захожу на цель.
— Работаю, — доложил я.
Прицельная марка на индикаторе лобового стекла наложена на цель. Время идёт на секунды.
— Ухожу влево, — доложил я, нажав кнопку ПУСК.
Раздался глухой стук справа и слева. Четыре ракеты ушли, оставляя сизый дымовой след после себя. Со всех сторон продолжают стрелять. Выявляем ещё одну позицию. С неё бьют уже по 8ке из автоматического гранатомёта. Накрывают всю площадку, но Ми-8 героически взлетает и уходит обратным курсом на базу.
— Курс 60°. Начинаю отстрел, — доложил Денис.
Пристраиваюсь слева к командирскому Ми-8 и вижу, как из его двигателя валит чёрный дым. Может недотянуть, если будет хоть ещё одно попадание.
— 001й, левый дымит.
Во все стороны летят яркие огни ловушек. Пока ещё в районе нахождения банд, нужно стараться всеми способами себя прикрывать.
Белов начал запрашивать руководителя полётами на площадке.
— Фиалка, 001й, идём тремя единицами. Группа на борту. Взлёт произвели. Я на одном правом двигателе, — доложил командир.
В эфире тишина. Руководитель полётами, видимо, уже даёт указания личному составу на готовиться к аварийной посадке.
— 001й, понял вас. Встречаем, — ответил РП.
— 001й, вертолёт управляем? — запрашиваю я.
— Пока да. Правый тоже начинает хандрить.
Ещё минуту нам нужно выдержать на этом курсе, чтобы выйти из зоны противника. Потом можно и слегка расслабиться.
— Подходим к рубежу. Выходим из опасной зоны, — сказал мой оператор. — Сделали. Фух!
И правда, задачка не из лёгких. Смотрю на левую руку, а она вздрагивает с каждым ударом пульса. Во рту пересохло, а лицо обливается потом.
— Подходим к площадке, командир, — сказал лётчик-оператор.
— Управление берёшь? — спросил я.
— Точно так… или, как по-вашему — здраво! — радостно сказал Денис.
Первым на посадку зашёл Ми-8, мигая бортовыми аэронавигационными огнями (БАНО). Его уже ждали два УАЗ «Таблетки», готовые увезти в госпиталь раненых. Ведомого тоже пропустили вперёд, чтобы он не мешал тренироваться.
— И как учили. Автовисение не включаем. Тренируйся, — сказал я лётчику-оператору.
Денис выровнял вертолёт по горизонту.
— Сам заходи. Я подстрахую, — сказал Денису, держа ногу на правой педали.
Лётчик-оператор начал постепенно снижаться. Чувствую правой ногой, как он отклоняет педаль, чтобы компенсировать реактивный момент на несущем винте.
Ручка управления вертолётом слегка отклонена на себя, чтобы создать угол тангажа на гашение скорости.
Вертолёт снижается, есть небольшая вибрация, но он уже тормозится.
— Плавнее. Вертолёт может и сам зайти. Ты только ему не мешай.
Ми-28 замедлился и завис над площадкой на высоте в пару метров. Вот только Денчик разболтал вертолёт.
— Не раскачивай. Он висит сам, если ты его хорошо оттриммируешь. Давай покажу. Управление взял, — сказал я и несколько раз щёлкнул кнопку триммера на ручке управления. — Только пальцем его удерживаю.
Вертолёт в этот момент висел, слегка качаясь вниз-вверх.
— Круто! — сказал Дэнчик.
Минуту провисев, мой лётчик-оператор приземлил вертолёт, и мы начали выключаться.
Уже совсем стемнело. Техники освещают вертолёт с помощью фонариков, а я не тороплюсь выходить из кабины.
— Саныч? — спросил Денис, спрыгнув на поверхность площадки.
— Немного посижу, — ответил я, снимая шлем.
Задумавшись о чём-то вечном и неизвестном, я посматривал вокруг. Непроглядная темнота. Тишина, прерываемая разговорами техсостава. Где-то вдали слышны разрывы, а в воздухе стоит запах керосина.
В промежутках между лесопосадками на горизонте появились мощные яркие вспышки.
— Выход! — прозвучал крик одного из техников.
Обстрел!
Одним движением я успел отстегнуть себя от кресла, чтобы выпрыгнуть из кабины. Мощный удар, а потом ещё.
Чувствую, как меня что-то обжигает. По телу тут же бежит даже не холод, а мороз. Ног уже не чувствую.
Какие-то крики вокруг, а во рту солёный привкус. И через секунду — темнота.
Прихожу в себя тяжело. Голова раскалывается. Дышать больно. По ягодицами пробежал холод, а на губах что-то мокрое. И голова… мёрзнет.
— Саня! Сашка! — слышу я незнакомый голос, но глаза открыть не получается.
Мне кажется, что на лице у меня лёд, а ветер задувает в ухо. Открываю глаза, но пока только белая пелена.
— Санёчек! Родной! Как же так⁈ — слышу причитающий голос рядом с собой.
Вроде начинаю возвращаться в реальный мир. Изображение настроено. Один глаз не видит. Будто я лежу в снегу. Какой же может быть снег, если сейчас лето и грязь⁈ Она и пахнет по-другому.
Второй глаз даёт понять, что мир вокруг переменился. Нет, вертолёт и здесь есть. Только это Ми-8. Такой расцветки не припомню в нашем полку. Да и вообще это старая модификация. Вон, рулевой винт справа!
Он лежит на боку, вокруг него пляшет и вздыхает мужик в старом зимнем обмундировании. Такое я даже в училище не застал. А самое интересное, на улице день!
Вроде не сильно и повреждён вертолёт. Стойки подломаны, пара лопастей смяты, и блистер сброшен со стороны лётчика-штурмана. Но ничего не горит. Запаха керосина нет. Грубая посадка, ничего больше.
Пока я пытался понять, кто это ходит возле вертолёта, ко мне подошёл ещё один человек.
— Саня, ну ты как⁈ Мы думали тебе хана. Тебя вон выбросило метров на 30 из кабины.
Надо мной встал парень в чёрном зимнем шлемофоне с разбитым носом. Руки у него дрожат, хоть он ими и пытался меня осмотреть.
— Так понятно же. Взрыв какой был, — прокряхтел я, усаживаясь на землю. — А ты кто?
— Да не было взрыва и хорошо. Так хоть есть шанс нам отписаться. Бортовой говорит, что вертолёт восстановлению подлежит.
Отчего отписаться? Теперь ещё и обстрел нам в вину поставят⁈
— Ты кто, воин? — повторил я вопрос.
Начал себя ощупывать. Я тоже в лётном обмундировании старого образца. Шлемофона на голове нет, но на шее ларингофон закреплён. Что за «старая школа»?
А ещё шишка на голове такая, будто у меня мозг перестал помещаться. Как я вообще мог вылететь из кабины?
— Слушай, ну ты был придурок, но не думал, что из-за удара головой рассудок потеряешь, — покачал он головой.
— Кто придурок⁈ — возмутился я, вскочил на ноги и схватил за грудки парня.
— Совсем уже страх потерял⁈ На своего командира звена руку поднимаешь? — возмутился парень, крича на меня и не сдерживая свой поток слюней.
— Какой мой командир⁈ Что тут происходит⁈ — крикнул я.
— Дима я! Старший лейтенант Батыров! Тебя ко мне, дурака, определили! А мы с тобой вертолёт посреди леса разложили!
Я оглянулся по сторонам.
Вокруг как-то всё слишком мирно. Белый снег, яркое солнце слепит в глаза. Я на какой-то большой поляне в лесу. И форма не та, в которой… умирал. А я именно умирал!
— Здраво я головой приложился, Димон. А когда снег выпал?
— Я не люблю, когда меня Димоном…
— Громкость убавь, Димон. Когда снег выпал? — повторил я.
— Уже три месяца лежит. Надоело лопатой работать на стоянке. Ты вообще помнишь, что произошло?
— Вертолёт взорвался… вроде. Летел я куда-то. Остальное в тумане всё, — ответил я, взяв снег и приложив его к шишке. — А чё на тебе такая форма? И где оружие?
— Мда, ну ты Клюковкин и шандарахнулся, — посмеялся Дима. — Что Советская Родина дала, то и ношу.
— А в каком году тебе форму выдали?
— Как в каком? В этом. В 1980 м.
Стойко перевариваю услышанное, сидя задницей в снегу. Проверяю нагрудные карманы. Нахожу удостоверение личности и читаю, как меня зовут: Клюковкин Александр Александрович, 1957 года рождения.
Глава 2
Я продолжал смотреть на фотографию в удостоверении личности. С виду документ особо не отличается от того, что мне выдали на выпуске в лётном училище.
Человек на фото очень похож на меня. Что за реинкарнация такая⁈
Я смотрел по сторонам и с каждой минутой понимал, насколько всё реально.
Через пару минут на поляне появились машины. Первой по бездорожью «скакал» ГАЗ-69. Я таких «козликов» видел только на картинках. Следом за ним ещё два автомобиля — вполне себе современные УАЗы «Таблетки».
— Клюковкин, давай вставай. Это Батя. А с ним Хорьков ещё едет, — подбежал ко мне Дима и начал поднимать с земли.
— Ты чего пристал? Кто это такие? — спросил я, отталкивая своего первого знакомого в этом мире.
— Хочешь, сиди. Заодно и самое ценное себе отморозишь, — сказал Батыров.
Я и так уже собирался встать. Достоинство нужно не только иметь, но и беречь.
— Ладно. А то и, правда, простужусь. Так кто это такие?
— Да так, ничего особого. Командир полка и начальник штаба, — с иронией ответил Дима и махнул рукой.
Какой-то он удручённый, нервный и совсем не командирского склада. Наверняка, либо проявил себя в теории, либо кто-то его «продвинул». И теперь он переживает, что про него скажут родственникам.
— Главное, что живы, а с аварией разберёмся, — шепнул я, когда рядом с нами остановились машины командного состава.