— Командир, ты как? — спросил я по внутренней связи.
Димон достал сигареты и закурил. Причём даже блистер не открыл и сигарету не поджёг.
— Как мы взлетели? Это же против всех законов, — ответил он.
— Ну, просто ты ещё не всё знаешь про вертолёты, — ответил я.
— После сегодняшнего дня, кажется, я ничего не знаю.
Я передал управление Батырову, а сам повернулся назад, чтобы заглянуть в грузовую кабину. На откидной сидушке рядом со сдвижной дверью сидел Сопин, перевязывая окровавленную руку бойца.
Карим пошёл в грузовую кабину, чтобы помочь.
— Без сил лежат. Трое охраняют только пленника. У того мешок на голове. Весь связанный и лежит на полу, — сказал Сабитович, подключившись к аппарату связи в грузовой кабине.
— Раненые как? — спросил я.
— Перевязываются. Я им все аптечки отдал, что нам загрузили. Но нужно в санбат вести. Тут и в голову ранения, и в живот.
— Погибшие есть? — спросил Димон.
Карим не сразу ответил.
— К сожалению.
После такого чудесного спасения, везти на аэродром тела погибших, трудно. Но и оставлять их духам ещё труднее.
В районе Анавы к нам пристроились Ми-24. От них узнали, что Енотаев дотянул до Баграма.
— 207й, на Окабе вас встречают. Спрашивали про груз, — запросил у нас командир одного из «крокодилов».
— Подтвердил. Но мы сначала в госпиталь. Раненных много.
— Вас понял.
После того как доставили раненых и погибших в Баграмский медсанбат, быстро перелетели на аэродром. В грузовой кабине остались несколько человек, которым помощь была не нужна. А ещё и тот самый «груз», за которым и ходили Сопин и вторая группа.
Руководитель полётами обозначил нам, что после выключения нас ожидают на КДП. Этого и следовало ожидать.
— 207й, встречать груз будут на рулёжке, — сообщил РП, как только мы начали освобождать полосу.
Только мы порулили к стоянке, как дорогу нам перекрыли два УАЗа и чёрная «Волга». Кажется, груз, который взяли разведчики очень ценный.
— Командир, просят фары выключить ненадолго, — передал слова Сопина Сабитович, и мы выключили свет.
Нам даже дверь в кабину экипажа прикрыли. Что ж за секретность такая⁈ В темноте можно было разглядеть, как от вертолёта уводят пленного. Как только машины уехали, мы продолжили рулить на стоянку.
После выключения, я ещё пару минут не вылезал из кресла. Перед глазами до сих пор стоит обрыв, и как мы летим вниз. И ведь другого варианта не было спастись.
Я вышел в грузовую кабину, и тут же чуть не упал, поскользнувшись на луже крови. Повсюду осколки и гильзы. Окровавленные бинты вперемешку с грязью и пылью. Даже при тусклом свете в кабине, картина не самая приятная.
— Мы сейчас поможем, — залезли в кабину два парня из группы Сопина.
— Сынки, идите спать. Мы сами, — остановил их Карим, который загребал на лопату гильзы.
Молодые ребята посмотрели на меня, и я показал им на выход.
— Спасибо вам. Я молиться уже хотел, хоть и не знаю как, — сказал один из них.
— Я тоже. Только… это ведь неправильно? — спросил второй.
— В окопах атеистов нет, мужики. Спасибо, что живые.
Парни вышли. Я предложил Кариму помочь, но он тоже меня отправил на улицу.
Я спустился по стремянке и оглянулся вокруг. В воздухе по-прежнему стоял запах сырости, керосина и отработанных газов. Освещение на аэродроме практически не работает, но транспорт ездит как в центре города.
В паре сотен метров, инженеры, подсвечивая фарами и фонариками, колдуют над повреждённой машиной Енотаева.
Я нашёл Димона, который беседовал с Игорем Геннадьевичем.
— Скажу честно, у тебя, Саня, нервы железные. Спасибо! — поблагодарил меня Игорь Геннадьевич, когда я вышел на бетонку.
— У нас всех нервы из стали, — улыбнулся я.
— Ага! И мыслим творчески, — добавил Димон, продолжая курить одну сигарету за другой.
— Много потеряли людей? — спросил я у Сопина.
— Троих. А вторая группа двоих. Зато… этого духа и ранило, и контузило, но живой остался, — сплюнул Сопин.
К вертолёту подъехал ГАЗ-66 и разведчики начали грузиться в него.
— А кого привезли, товарищ капитан? — поинтересовался Димон у Игоря Геннадьевича.
— Не могу сказать, но птица важная. Это один из лидеров оппозиции. Ещё раз, спасибо, мужики!
Разведчики уехали, а за нами приехал Енотаев. Он был ещё мокрый и взъерошенный. Будто только что из вертолёта.
Долго мы утопали в его объятиях. Я уж думал, что он нас будет сейчас «брежневскими» методами ещё поздравлять, но настроение было не самое хорошее.
— Главное, что живые. Вертолёт починим. И мой, и ваш…
— Людей не вернуть, командир, — перебил его Батыров.
— Знаю… — тихо произнёс комэска. — А ещё, ночка у нас с вами будет длинная. На КДП целый совет собрался по наши души.
Ещё бы Берёзкин не развёл бы бурную деятельность! Комэска сказал нам садиться в машину, но я не мог не поблагодарить главное действующее лицо всей сегодняшней операции.
— Сегодня нас буквально спас Ми-8. Вынес на своих винтах, — сказал Сабитович, осматривая разбитое остекление.
— Да. Тебе тоже спасибо. Вместе ведь работаем, — пожал я руку Кариму.
— Но идея твоя была. Так бы остались там…
— Ладно! Не будем мериться у кого… заслуга больше, — улыбнулся я, пожал руку Сабитовичу и пошёл в машину.
Совещание оказывается, переместилось в штаб 109й дивизии. Пришлось нам грязными и уставшими ехать именно туда. Что от нас хочет услышать командования, мне было непонятно.
Как только приехали в штаб, Енотаев первым направился в кабинет. Нам же указал ждать в коридоре.
Батыров не выдержал и сел прямо на пол. Эмоционально выгорел сегодня Димон. В знак солидарности, я присел с ним рядом.
— Чего сел? Так можно и самое ценное отморозить, — улыбнулся я, вспоминая нашу первую с ним встречу в Соколовке.
— У меня уже дети есть, а вот тебе ещё это предстоит, — посмеялся Батыров.
— Надо сначала определиться с кем.
— У тебя что, кандидатур мало? Я могу тебе перечислить.
— Не надо. Из вон Тося перечислила. Вся Соколовка знает, — отмахнулся я.
— Она и так знала. Из-за этого и Хорьков на тебя был зол. Не хотел, чтоб его дочь с таким осеменителем как ты жила.
— Димон, ты говоришь обидно. За осеменителя можно и по лбу, — подмигнул я.
В коридоре послышались медленные шаги. К нам из темноты приближалась младший сержант Елена.
— Товарищи лётчики, вы ко мне в кабинет идите. Не сидите на полу, — шёпотом сказала она.
Я начал вставать, но Батыров стал меня останавливать.
— Саня, нас ждут, — возмутился он.
— Не-а. Это мы ждём. Я лучше пойду чаю попью.
— Нам никто чай не предлагал…
— А хотите⁈ Я сейчас. У меня даже «Со слоном» есть. Сейчас поставлю, — радостно сказала Лена и убежала в свой кабинет.
Я смотрел вслед девушке и не мог не нарадоваться. Грациозно бежит и так аккуратно виляет ягодицами…
— Саня, ты куда смотришь?
Эх, всё настроение портит!
— Ты, конечно, извини, но вид округлой девичьей попы лучше, чем твоё обиженное на весь мир выражение лица (или закрытая дверь кабинета комдива). Я пойду чай пить.
— Уговорил, — протянул мне руку Димон, чтобы я помог ему встать на ноги.
Мы вошли в кабинет строевого отдела. Вода уже закипела, и Лена нам горячего чая. Вот только Батыров до него не дотерпел. Он сел в кресло и моментально уснул.
Меня же угостили югославским печеньем, которое продавалось в Военторге.
— Вы такие измазанные. У вас есть где помыться? — спросил Лена, отпивая из своей кружки.
— Есть. Аэродром с бани начинается. Мы её построили.
— Здорово! Вообще, всегда нравилось смотреть, как происходят полёты на аэродроме. Это же, как балет…
Леночка с таким воодушевлением рассказывала о типовом лётном дне, что меня за душу взяло такое описание.
— Я иногда выхожу на улицу и смотрю, как вы пролетаете над нами или истребители. Завидую я вам. У вас такая работа! Замечательная, но очень опасная.
— Вы знаете, а мы все боимся летать. Так что не верьте тому, кто скажет летать просто. Это труд и тяжёлая работа, — ответил я.
— Александр… Саша, а вот вы женаты?
Опа! Сразу в лоб вопрос!
— Нет. И моё сердце свободно, Елена, — улыбнулся я.
Девушка застеснялась. А потом и вовсе вскочила на ноги. На пороге стоял сурового вида мужик в шевретовой куртке. Под ней была выгоревшая форма «песочка», а на голове кепка с красной звездой.
Сам он выглядел очень старым. Седые волосы выбивались из-под кепки, а на морщинистом лице была лёгкая небритость.
— Сиди, дочка. Где тут у вас совещание? — спросил он.
— Прямо по коридору. Кабинет командира дивизии, — ответила Лена.
— Ага. А ты сынок чего такой грязный? Помывки у вас тут нет?
Да что всех сегодня заинтересовала помывка! Не успели ещё! Таскают нас по совещаниям всяким.
— Есть. Только с вылета.
Мужик сощурился и вошёл в кабинет. Сначала я подумал, что можно не вставать. Непонятно, кто передо мной. Но вид, запыхавшийся в коридоре полковников меня, переубедил. Я поднялся и попробовал растолкать Димона.
— Пусть спит. Пошли со мной. Расскажешь как было.
— А разрешите узнать…
— Разрешаю. Генерал-лейтенант Целевой, заместитель командующего 40й армии. Вперёд, сынок!
Да что ж так много начальников! Даже чаю не дадут попить.
Глава 20
Генерал вышел из строевого отдела и направился в конец коридора. Один из полковников показал мне, чтобы я поторопился и не отставал от заместителя командующего.
В тишине, царившей в штабе, шаги Целевого были похожи на звук метронома. Дышал он ровно, но вид был задумчивый.
— И как там, в ущелье? — спросил у меня Целевой, не сбавляя шаг.
— В двух словах не расскажешь, товарищ генерал.
— Ничего. Я тебе сейчас дам выступить, — ответил Целевой.
Мы подошли к двери кабинета комдива, и генерал рывком открыл её. Тут же все присутствующие встали, а первым принялся представляться Берёзкин.