— Чтооо⁈ — удивился мой лётчик-оператор.
Ручку управления я отклонил на себя. Вертолёт резко пошёл в набор. Угол нужно держать не более 15°, чтобы качественно отработать осветительными снарядами.
Скорость вертолёта падает. Нас слегка вдавило в кресло от такого манёвра.
— Пуск! — командую я и выпускаю вверх несколько реактивных снарядов.
Выпустил 12 осветительных ракет, чтобы в достаточной степени осветить район боя.
— Пять! — начал отсчёт до времени свечения Кеша.
Через 15–20 секунд должны снаряды осветить достаточную площадь.
— Ухожу… вправо! — отвернул я вертолёт, чтобы уйти с боевого курса Шаклина.
— 301й, куда стрелял⁈ — начал возмущаться командир звена.
— Эм… 10! — продолжил отсчитывать секунды после выпуска ракет Кеша.
Ещё немного, и Шаклин выйдет на расчётный рубеж пуска С-8. Конечно, ночью определить расстояние очень сложно. Так что поверю своему опыту и интуиции.
— Разворот… на обратный! — сказал я.
Ручку управления отклонил вправо. Крен на авиагоризонте подошёл к значению 45°, а правая педаль практически встала на упор.
— 15, — отсчитал Кеша.
И тут начались вспышки. Загорелись те самые факелы от осветительных снарядов. Ощущение, что действительно кто-то включил свет в тёмной комнате. Но всё это действо на короткое время. У Шаклина не более 10 секунд, чтобы определить цель и нанести удар.
— Пикируем, — проговаривал я по внутренней связи, продолжая свой поворот на «горке».
Место боя ещё освещалось, так что я смогу по разрывам Вениамина выполнить пуск уже боевых С-8.
— Вижу цель! Правый склон. 2й, работаешь за мной, — вышел на связь Шаклин.
Вытягиваю вертолёт из пикирования. Ми-24 начинает увеличивать угол, несясь к земле. В свете «факелов» от С-8 можно разглядеть, что она уже достаточно близко.
Ослабляю нажим на правую педаль, и вертолёт уже сам прекращает стремление «клюнуть носом».
— Пуск! Ухожу влево! — доложил Шаклин, выпустив большую очередь ракет.
Тут же на земле начались взрывы, а в вверх поднялись столбы пламени. Вышел на рубеж пуска.
— Ухожу влево! — доложил я, выпустив очередь по разрывам, указанным Шаклиным.
Прошло несколько секунд, и погасли факелы от С-8. А в эфире появился знакомый голос.
— 301й, я Песок! Ай да соколы сталинские! — радостно закричал в эфир Сопин.
Вроде майор, а радуется как первоклассник первому мая. Но на его бы месте, я бы тоже был счастлив.
— Чего молчал, Песок? Чуть не застрелили тебя, — возмутился Шаклин.
Ох, как быстро переобулся, Веня! Тут же включил грамотного специалиста. Теперь, когда появилась связь, бить по духам сложности не было.
Спецназ указывал нам своими сигнальными патронами направление стрельбы, а мы выходили на боевой курс уже гораздо точнее.
Через 10 минут бой затих. Сопин доложил, что они готовятся к эвакуации.
Пока кружили над местом боя, из своей зоны ожидания подлетел и Ми-8 Енотаева. Ему обозначили площадку для посадки практически в центре поля боестолкновения. Обычно эвакуация занимает мало времени, но тут уже мы висим в воздухе почти 30 минут.
— 201й, 301му, — запросил Шаклин комэска.
— Ответил.
— Через сколько взлёт планируется? — спросил Веня.
— Пока ждём. Контроль за остатком топлива, — сухо ответил Енотаев.
Это уже третий раз за полчаса, когда Ефим Петрович отвечает одной и той же фразой. Я гляжу на топливомер, и он мне не вселяет надежды.
— 302й, сколько у тебя? — спросил Шаклин.
— На десять минут и потом домой надо.
— Понял. Аналогично.
Ситуация не критичная, поскольку есть рядом наш аэродром. Только ввиду секретности операции, никто его как запасной не согласовывал. Так что он может не работать.
— 301й, 302му.
— Ответил, 302й, — недовольно произнёс Шаклин.
— Если нам разрешат уйти на Омар, то можем повисеть ещё минут 20.
— Его никто не согласовывал.
И как в такие моменты обычно бывает, требуется согласование этого самого аэродрома.
— 301й, ответь 507му, — запросил Шаклина незнакомый голос в эфире.
— Отвечаю. Доброй ночи!
В этот раз Шаклин гораздо вежливее. Учится!
— 301й, группой взлетел с Омара. Иду к вам на замену. Два «шмеля» и две «пчёлки». Как принял?
— Понял вас.
Вот так! С соседнего аэродрома подняли к нам подкрепление. Судя по тому, что летят ещё два Ми-8, трофеев очень много в ущелье.
— 301й, вам указание идти на Омар. Там всё расскажут. Частоты приводов есть или подсказать? — передал нам информацию ведущий группы наших сменщиков.
— Нет. У нас есть.
Через пару минут мы вышли из района работы и заняли курс на запасной аэродром.
Что о нём я знал? Высота аэродрома — всего 560 метров над уровнем моря. До столицы 120 км на запад, а до пакистанского Пешевара 35 км на восток.
В свете луны видно, как река Кабул за многие столетия изрезала равнину целым полем каньонов. И именно через эти каньоны шли караваны из Чёрных гор в центр Афганистана. Здесь не наша зона ответственности, но именно сегодня нас «его величество случай» занёс сюда.
— Омар, 301му, — запросил Шаклин руководителя полётами.
— Отвечает Омар. Доброй ночи!
— Идём к вам парой с 302 м. Разрешите подход и условия на посадке.
Ещё один аэродром в копилку посещений в Афганистане. Теперь и Джелалабад.
Глава 23
Июнь, 1980 года, аэродром Джелалабад, Демократическая Республика Афганистан.
Заход на посадку на незнакомом аэродроме — всегда новое ощущение. В первой жизни я повидал разные посадочные площадки и высокогорные плато. Джелалабад должен был стать очередным.
Немного потрясясь на ребристой поверхности стоянки, мы медленно заняли указанные техниками места. Обслуживать нас здесь будет инженерный состав местного 727го отдельного вертолётного полка.
— Омар, 301й зарулил. До вылета, — доложил Шаклин, но руководитель полётами поспешил его… скорее обрадовать.
— 301й, вам команда отдыхать по линии КП пришла. До вызова. Так что, доброй ночи!
— Взаимно, — после небольшого замешательства ответил Вениамин.
Первое впечатление от аэродрома было красноречиво озвучено Кешей, когда мы зарулили на стоянку и выключили двигатели.
— Что за вошь лобковая тут летает⁈ — отмахивался от непонятных насекомых Иннокентий, первым спрыгнувший на металлическую поверхность аэродромных плит К-1Д.
То, что насекомых тьма — правда. Лезут и в ноздри, и в рот. К этому ещё нужно прибавить мощный запах эвкалипта, который перебивает «аэродромный букет ароматов» — выхлопные газы и керосин.
Духота невероятная. Комбинезон липнет к телу моментально. Пот смешивается с москитами, и они размазываются по лицу. Слышал, что Джелалабад — оазис, где всегда была зимняя резиденция афганских правителей. По крайней мере, аромат эвкалипта и доносящийся запах сырости к этому располагает.
— Сань, чё делать? Давай в Баграм обратно. Там хоть дряни этой нет, — хлопнул себя по щеке Кеша.
— К сожалению, ты, я и все остальные будут стойко переносить эту тяжесть воинской службы, — смахнул я с носа Иннокентия пару насекомых.
Шаклин, на правах старшего нашей группы, должен был уже общаться с кем-то из начальства. Но пока я только видел его лётчика-оператора. Он стоял к нам спиной и что-то пытался узнать у Вениамина.
— Чего-то долго возится капитан. Отстегнуть ремни не может, — посмеялся Кеша, но я слегка толкнул его в плечо.
У меня ощущение, что Шаклин поймал ступор и переваривает произошедшее.
— Сань, да ладно тебе! Постоянно комзвена к нам цепляется. Дай позлорадствовать…
— Не тот случай. Он же не балочный держатель от вертолёта оторвал, как некоторые, — намекнул я Петрову об одном из его эпичных провалов.
— Ну… это ж один раз было!
— Кеша, у тебя разные ситуации бывали. Да такие разнообразные, что диву даёшься от фантазии. Так, что давай на КДП и выясняй, где мы с тобой сегодня спим.
— А почему я? Вон пускай Шаклиновский оператор идёт, — возмутился Иннокентий.
Я медленно подошёл вплотную к Петрову. Думаю, по моему выражению лица он понял, что был не прав, бросаясь подобными выражениями.
— Хочешь знать почему? — спросил я.
— Во-первых, потому что ты мне сказал так сделать, верно? — уточнил Кеша, и я кивнул.
— Молодец. А во-вторых, систему обязанностей трёх «Ж» помощника командира экипажа никто не отменял. Надеюсь, ты помнишь, что она в себя включает? — настойчиво сказал я, будто передо мной младший брат.
Как бы, так оно и есть. Грубо разговаривать с Кешей не хочется. Но иногда в «нужное русло» его действия стоит направлять. Особенно высказывания в адрес командира, который сегодня явно совершил ошибку.
— Жильё, жратва, женщины. Я пошёл.
Кеша кивнул и, вытерев лицо платком, пошёл в сторону КДП. Может, я и жёстко ему объяснил, но лучше сразу отучить его возмущаться принятым порядкам.
Лётчик-оператор Шаклина направлялся в мою сторону. Вениамин в это время медленно вылез из кабины и задумчиво ходил рядом с вертолётом.
— Витя, что там? — спросил я у лейтенанта, у которого была фамилия Борисов.
С ним мы летали изначально в экипаже, пока у Кеши не пропало взаимопонимание с командиром звена. Хотя оно вряд ли у них вообще было.
— Не знаю. Ты же слышал, что в воздухе…
— Ничего не слышал. Предполагаю, что и ты тоже, — намекнул я Вите, чтобы он молчал о первоначальном решении Вени ударить без подсвета места боя.
— Согласен. Пойду я, — кивнул Борисов и пошёл вслед за Кешей.
Вокруг вертолёта кружили два техника, осматривая блоки вооружения. А третий человек продолжал заправлять Ми-24 керосином.
Подойдя к Вениамину, я не увидел в нём прежней уверенности. Волосы мокрые, а лицо блестело в свете фар от пота. Свой «косяк» он знал.
— Ну, что скажешь, Саня? В такие моменты обычно произносят — «я же говорил», — нервно усмехнулся Вениамин и достал пачку сигарет.
— Зачем? Ты и так уже понял, что ошибся. Осталось сделать верные выводы и работать.