Не думал, что так рано увижу в этой реальности вертолёт Ми-28.
Глава 7
В кабине вертолёта Ми-28НМ оборвалась моя жизнь. И сейчас я становлюсь свидетелем фактически рождения этого произведения инженерной мысли.
В прошлом у Ми-28 была трудная судьба. Он создавался очень долго, а на вооружение и в войска пошёл только в начале 21 века. Судя по тому, что 28й уже в Афганистане готовится проходить испытания в боевой обстановке, история круто меняется.
Разумеется это не тот Ми-28НМ, который я эксплуатировал. Практически это его «дедушка», но в самом начале своей карьеры. В целом, внешний вид первого Ми-28 уже сформировал основную линейку модификации этих вертолётов.
Майор Турин отошёл в сторону с Виталием, оставив меня одного.
— Клюковкин, засмотрелись? — позвал меня Максим Евгеньевич.
Здесь было на что посмотреть.
Построен Ми-28 по классической одновинтовой схеме.
В носовой части два раздельных бронированных отсека кабины экипажа для штурмана-оператора и лётчика. Ну а оснащение у вертолёта, как я вижу, неплохое.
В носовой части — комбинированная обзорно-прицельная станция КОПС и рама пушечной установки. Сейчас они закрыты чехлами, но несложно их опередить по силуэту.
Крыло с четырьмя пилонами, предназначенными для подвески ракетного, стрелковопушечного, бомбового вооружения. Можно и дополнительные топливные баки подвесить. По концам крыла в обтекателях находятся устройства для отстрела помеховых патронов.
Рулевой винт пока ещё трёхлопастной. Для повышения эффективности и снижения шума должны будут спроектировать для Ми-28 винт по Х-образной схеме, то есть четырёхлопастной. Надеюсь, что поставят раньше 1987 года.
— Клюковкин, — вновь позвал меня Максим Евгеньевич.
Я уже и забыл, что он меня о чём-то спрашивал.
— Задумался. Неплохой вертолёт конструкторы придумали. Но сомневаюсь, что вы мне на нём дадите полетать.
Максим Евгеньевич улыбнулся и кому-то из прибывших махнул рукой.
— Угадали, Александр. Есть специально обученные для этого люди. Но у вас более сложная задача. Вам предстоит прикрывать этот вертолёт во время специальных вылетов. Сейчас познакомлю вас с вашим коллегой.
— Это один из специально обученных людей? — увидел я приближающегося к нам мужчину.
— Именно так и есть, — ответил мне Максим Евгеньевич, но моё внимание переключилось на подошедшего к нам человека.
Его лицо было мне знакомо, но вспомнить кто передо мной не получалось.
— Приветствую вас! — протянул он мне руку, и мы поздоровались. — Это тот, о ком вы говорили Максим?
— Именно так. Командир вашего эскорта на время испытаний, — представил меня Максим Евгеньевич.
— Очень рад. Гурген Рубенович, а фамилия моя Карапетян.
Ну конечно! Кто бы это ещё мог быть!
Передо мной будущий заслуженный лётчик-испытатель, поднявший в воздух и освоивший огромное число типов и модификаций вертолётов. Эпитеты в сторону Гургена Карапетяна можно продолжать до бесконечности.
Самая интересная деталь, что в 1991 году ему самому последнему из лётчиков-испытателей было присвоено звание Героя Советского Союза.
— Взаимно, Гурген Рубенович. Лейтенант Клюковкин Александр, — ответил я.
— Лейтенант, значит, — улыбнулся Карапетян и посмотрел на меня оценивающим взглядом.
— Гурген Рубенович, он целый. Не изучайте его так внимательно, — посмеялся Максим Евгеньевич.
Однако Карапетян с трудом пытался скрыть удивление. Взгляд у него поменялся с оценивающего на снисходительный.
Будь я на месте Карапетяна, тоже бы напрягся. Опытный образец во время боевых испытаний будет прикрывать лейтенант, а не опытный командир подразделения или старший лётчик. Он же не может знать моих реальных навыков.
— Молодой человек, а какой у вас общий налёт на Ми-24?
С козырей зашёл! Если я ему сейчас скажу, что я меньше года в должности командира вертолёта, он никогда под моим прикрытием не сядет в кабину.
— Думаю, вы сами понимаете, что не такой, как у вас, — ответил я.
— Размытый ответ. Вышли из положения. Но я должен знать, что опытную машину прикрывают опытные экипажи.
Максим Евгеньевич прокашлялся и вступил в разговор.
— Гурген Рубенович, помните историю со сбитой «Коброй»? А стрельбе из пушки по наступающему противнику на земле? Или рассказ одного нашего общего знакомого, про посадку с разрушенным рулевым винтом?
— Конечно! Меня завалили телеграммами о проведении анализа. До сих пор с «Коброй» не разобрался ещё. Вы это к чему?
— К тому что «виновником» большей части телеграм является этот молодой человек, — кивнул на меня Максим Евгеньевич.
Карапетяна трудно чем-то удивить в авиации. Но мои приключения, «задничные» ситуации и пути выхода из них его смогли впечатлить. Заметно было, что он пока не мог найти слов.
— Лейтенант? Я бы дал больше.
— Почти старший лейтенант, — ответил я.
— Намного бы больше дал. Тогда я уверен в нашем успехе, Сан Саныч. Зря в вас сомневался, каюсь. Предлагаю нам завтра встретиться и обсудить ближайшие вылеты и задачи, — сказал Карапетян и, попрощавшись со мной, ушёл к инженерам.
Максима Евгеньевича отвёл в сторону Турин. Они ушли к другим специалистам, прилетевшим на этом самолёте.
По внешнему виду все окружающие сейчас меня люди — гражданские, которые в зоне боевых действий будут выполнять исключительно исследовательские задачи. Хотя и среди них есть сотрудники из КГБ.
Постепенно вертолёт со снятыми лопастями выкатывали из грузовой кабины. Со всех сторон звучали громкие голоса, а моторы подъезжающих машин нарушали ночную тишину. В этот момент ко мне подошёл Виталий, внимательно осматривая сверху вниз мою одежду.
— А вы не любите соблюдать порядок, верно? — спросил молодой комитетчик.
— Не всегда. И кстати, какой из эпизодов моей биографии заставляет вас так думать? — задал я встречный вопрос.
— Их немало. Уверены, что сможете выполнить поставленную задачу? Если что-то пойдёт не так, вам придётся применить оружие, — похлопал меня по плечу Виталий и начал отходить от меня.
Сомневаюсь, что представитель КГБ имел в виду только защиту вертолёта. В случае попытки угона мне будет предписано сбить Ми-28. В этом нет сомнений.
— Виталий Иванович, а вопрос ещё один можно? — окликнул я молодого «комитетчика».
Я вообще удивлён, что столь молодой парень уже выполняет задачи в Афганистане. Да ещё и на таком направлении, как перспективные разработки.
— Не запрещаю. Слушаю вас, — повернулся ко мне Виталий.
— А почему именно в Баграм привезли этот вертолёт? Можно было и вовсе с территории Союза работать. В приграничных районах тоже немало возможности проявить себя этому вертолёту.
— Это не надолго. Работая с Баграма, у «изделия 280» будет больше шансов себя показать в самых сложных условиях. Скоро здесь будет жарко. Работы всем хватит, — ответил Виталий.
— Жару и высокогорье вы можете и не только здесь найти. И почему спокойствие у нас ненадолго?
Виталий покачал головой и подошёл ко мне ближе. На его лице была ироничная улыбка.
— Поверьте, это только затишье. Скоро вы вновь устанете повторять слово Панджшер. Его «лев» так и не схвачен. Каналы поставок были перекрыты только с одной стороны. Уход Масуда через Хайберский проход был лишь попыткой пробить ещё один коридор.
Выходит, что столько личного состава было потеряно не чтобы уйти, а для захвата границы и соединения с силами на Пакистанской территории. В лобовую духи сейчас воевать не будут. Значит, им нужно было дать возможность проникнуть и расползтись душманам из лагерей по территории Афганистана. Но вышло не совсем хорошо.
— Вы задумались, Клюковкин? — спросил у меня Виталий.
— Да что вас так с Евгеньевичем интересует — задумался я или нет? — спросил я.
— И правда, не особо интересует. Однако, как сказал Рене Декарт…
Блин, хороший парень, Виталий Иванович! Но вот философские изречения, которые в будущем только ленивый не будет использовать в соцсетях, особо меня не интересуют.
Турин сказал мне, что я могу идти в расположение. Вечерняя встреча с будущими коллегами закончилась.
По дороге я переварил всё сказанное Виталием. После столь многочисленных боёв под Джелалабадом и операцями в окрестностях Баграма, теперь снова предстоит вернуться в Панджшер.
Своих подчинённых надо настраивать на серьёзную работу. Уже планируются вылеты и в направлении Рухи, и в Анаву, и на другие площадки и посты в ущелье, но никто не говорит о наличии там большого количества духов.
— Не добили в первый раз, — проговорил я шёпотом, проходя КПП перед жилым городком.
На шлагбауме стояли двое солдат, посматривающих на безоблачное небо.
— Приеду, в институт пойду учиться. На завод можно устроиться. А ты?
— Учиться точно пойду, но пока не знаю куда. Маме помогать надо. Двух детей помимо меня одна тянет на себе. Хорошо хоть меня в армию взяли. Тут и накормят, и спать уложат.
Всё же отличаются парни от моих современников. В эти годы служба в армии считалась долгом для молодых ребят. В будущем будет несколько иначе. Долг трансформируется в необходимость, от которой многие готовы избавиться. Надеюсь, в этой реальности, раз она меняется, так не будет.
Ещё на подходе к палатке я услышал громкие разговоры моих однополчан. Тема в них была одна — Баев. Едва я зашёл в палатку, как меня забросали вопросами.
Быстро ответив на самые горячие из них, парни продолжили обсуждение. В центре внимания был Мага.
— Изобразите мне схему сил и уравнение движения вертолёта во время снижения. Я заметил, что вы при заходе на посадку не выдерживали скорость… — изображал он Кузьму Ивановича.
— Ага. И меня тоже, — возмутился Кеша. — Как вот он увидел, что я что-то там не выдерживаю? Не я же командир вертолёта.
— Эх, Иннокентий! Больше не буду давать «рулить». У меня же такой идеальный послужной список посадок был, — слегка толкнул я в плечо Петрова.