В будущем, повсеместно использовали иную систему прицеливания, основанную на тепловизионной тематике. Возможно, в 1980 м году ещё сложно создать прототип. Подождём следующего витка модернизации Ми-28.
Обсудив план раннего вылета, я направился в строевой отдел. В коридоре мимо меня прошёл старший лейтенант Галдин, с которым у меня случилась перепалка несколько минут назад. В руках у парня был исписанный листок, с которым он спешил куда-то.
Вообще, мерзкий взгляд у этого старлея. Морда так и просит кирпича.
— Не переживаешь, Клюковкин? Извиниться не хочешь, пока есть время?
— Совсем нет. И времени тоже.
— Но я это поправлю. Лицо моё запомнил, надеюсь?
— А чего мне его запоминать⁈ Если интеллектом лицо не обезображено, то помочь может только косметика, — подёргал я за щёку слащавого старлея.
— Вот и посмотрим, у кого и что обезображено. Я про тебя всё знаю! Есть у меня выход туда, где тебе особист не поможет.
Пугать меня вздумал? Ой и глупый!
— Знаешь, парень, я в своей жизни боюсь двух вещей — случайного триппера и раннего слабоумия. Так вот, со вторым я тебе точно могу помочь, если ещё раз увижу твоё слащавое лицо рядом со мной. А дальше фронта не пошлют! — похлопал я Галдина по плечу.
Парень притих. Их его рук выпал листок. Из любопытства я взял прочитать написанный им рапорт. Ну ещё бы! Это была кляуза на меня.
Тут и про неподобающее поведение офицера, и про неуважение к стране, и про оскорбления. Хорошо хоть в гибели группы Дятлова ещё не обвинил.
— Ты про слабоумие добавь. А то мало как-то, — отдал я ему листок, и Галдин быстро зашагал по коридору.
Куда он собрался с ним, не понимаю.
Времени на написание представлений на награждение погибшего экипажа я затратил немного. Быстро прошёлся по кабинетам и всё подписал. В это время как раз и Глеб Георгиевич пришёл в штаб.
— Сашка, молодец! Я бы сам так быстро не успел придумать. Теперь пойду их отправлю в Кабул.
— Удачи вам, Глеб Георгиевич, — ответил я и пошёл на выход.
— Клюковкин, постой! — остановил меня начальник штаба эскадрильи.
— Стою, товарищ майор.
Бобров подошёл ко мне как можно ближе и зашептал.
— Тебя пока не было, дама пороги палатки оббивала. Ты там разберись. Мне кажется, она в тебя влюбилась. Везёт же некоторым, — подмигнул мне Глеб Георгиевич и убежал по делам.
Похоже, постоянно меня будет преследовать слава Клюковикина по прозвищу «Счастливый конец». Надо бы уже воспользоваться ей. Исключительно в рамках поддержания мужского здоровья.
Вернувшись в палатку, я предупредил Кешу и экипаж Семёна Рогаткина, что через несколько часов подъём и выезд на аэродром. Маршрут обсудили перед сном и легли отдыхать.
Вот только не очень мне хорошо спалось. Храпы и звуки выделения повышенного газообразования были привычным делом. Но меня не покидало чувство, что кто-то ходит рядом с палаткой. Ещё и стойкий запах табака тянет с улицы.
Не выдержав терзаний, из любопытства я встал и вышел на свежий воздух. Нарушителем спокойствия оказался Кузьма Иванович.
Он мирно сидел в нашей беседке, смотря вдаль отрешённым взглядом.
— Клюковкин, чего тебе? — спросил он у меня, выкидывая окурок в урну.
— Не спится.
— А чего пришёл? — поинтересовался Баев.
Действительно! Живу здесь и пришёл.
— Вообще-то, это наша палатка. Тут большая часть лётчиков эскадрильи спит. И вы сейчас в нашей беседке, — объяснил я.
Кузьма Иванович осмотрелся. В свете фонаря рядом со скамейкой я рассмотрел его потерянный взгляд.
— Перед сном решил воздухом подышать, — отмахнулся Кузьма Иванович и встал со скамейки.
Ради интереса я посмотрел на часы. Время было уже 2 часа ночи, а подъём обычно в 4. Так что недолго осталось спать командиру эскадрильи.
— Если вы не против, я пойду. Мне уже собираться надо.
— Я тебя ещё не отпускал, лейтенант, — возмутился Баев.
— А я ещё и не ухожу. Если вы против, могу постоять. Но у меня вылет назначен в определённое время…
— Успеешь. Со мной постоишь, — рявкнул Кузьма Иванович и подошёл ближе.
Запах спиртного от Баева ощущался знатный. Я уже и не рад, что решил удовлетворить своё любопытство. Утренний спор с командиром эскадрильи — не лучшее начало дня.
— Ну раз мы стоим, ответите мне на вопрос? — спросил я.
— Давай.
— Вам самому не надоело напрягать всех? Вы реально верите, что тетрадки помогут в бою?
— А ну! Хочу послушать, что мне скажет целый лейтенант. Что реально поможет во время боя?
— Слаженность действий экипажа и группы, техника пилотирования и быстрая работа в кабине вертолёта, знание местности и тактики действий противника. И знаете, как это всё называется? Верно — практика, которая без теории слепа, но не мертва. Учить теорию необходимо, но некогда. Личному составу нужно отдохнуть или готовиться к вылету.
— Ты лучше меня знаешь, как нужно к полётам готовиться? Я делаю так, как положено. Есть постулаты, которые написаны кровью. Ни тебе, ни мне их нарушать нельзя!
Посмотрел я на Баева, и расхотелось мне с ним разговаривать. Теория нужна, но не в том качестве и количестве, в каком требует этот человек.
— Знаете, вот именно сегодня вы одно из правил, написанное кровью, и нарушили. Вы не рискнули сказать правду начальству. Итог трагичный, а вы — исполнительный офицер. Всё по закону!
Больше находиться с Кузьмой Ивановичем я уже не мог и не хотел. Да и он меня не останавливал.
Через полчаса мы уже запустились и вырулили группой на полосу. Огни на аэродроме выключены полностью, чтобы нас никак нельзя было обнаружить.
Вокруг темно, но рядом с капониром Ми-28, словно светлячки, кружатся с фонарями техники. Аэронавигационные огни наш коллега пока не включает.
— Саныч, а у меня вопрос. Если придётся, мы новый вертолёт собой будем прикрывать? — по внутренней связи спросил у меня Петров.
— 917й, режим 12, — доложил Евич, который был лётчиком на борту Ми-28.
По переговорной таблице это означало готовность к взлёту.
— 302й, принял, — ответил я и проверил время на часах.
— Саныч, ещё минута до взлёта. Так что насчёт прикрытия? — повторил вопрос Кеша.
Я внимательно проверил кабину, осмотрел пространство вокруг вертолёта и параметры на приборах. Всё в полном порядке.
— Это перспективный вертолёт. Будущее и труд многих людей. И для нас, и следующих поколений вертолётчиков, важно сохранить этот образец. Стоит нам из-за него рисковать? — спросил я.
Такое ощущение, что нервничает даже сам вертолёт перед столь ответственным вылетом.
На часах стрелка отсчитывала оставшиеся секунды до взлёта. Вертолёт вибрировал и дрожал. Левая рука мягко лежала на рычаге шаг-газа, готовясь оторвать Ми-24 от полосы.
— Думаю, стоит. Если надо, прикроем, командир, — ответил Кеша.
— И я про тоже.
Секундная и минутная стрелки сомкнулись на цифре 12.
— Внимание, режим 2! — скомандовал я, и мы втроём одновременно оторвались от полосы.
Глава 10
Десятая минута полёта. В эфире по-прежнему тишина. Освещение кабины действует несколько успокаивающе в столь напряжённой обстановке. А по-другому и быть не может, когда выполняешь столь специфические задачи.
Весь полёт до цели проходит в режиме радиомолчания. Бортовые аэронавигационные огни выключены, чтобы не привлекать внимание. Ориентироваться можно только по строевому огню ведущего и по естественным «осветителям». В данном случае это луна. Сегодня она как никогда красива.
— Командир, если вы не заняты, посмотрите, какая красота! — восхитился по внутренней связи Кеша.
— Разумеется не занят! Во время полёта у меня всегда полно свободного времени. Что и где ты увидел? — спросил я, осматриваясь по сторонам.
— Ночь сегодня слишком красивая. Романтика прям!
Трудно с Кешей не согласиться. Ночное афганское небо совсем чистое. Звёзды будто совсем рядом. Кажется, что протянешь руку и дотронешься до одной из них.
Малая медведица с Полярной звездой видны отчётливо. И вся карта звёздного неба как на ладони, как в планетарии.
— Арабская нооочь, горяча словно день! — затянул я песню из одного мультфильма.
Ну невозможно сдержаться и не пропеть строчку из «Алладина».
— Не слышал такой песни, — сказал Кеша.
— Да это так… экспромт. За курсом следишь? Не отклоняемся? — уточнил я.
— Хорошо всё. До точки выхода на боевой курс 5 минут.
Время уже подходит к началу выполнения пуска. Скоро начнём сбрасывать скорость, а Ми-28 лётчика Евича и его оператора выйдет вперёд, чтобы выполнить пуск.
— Командир, подходим к точке выхода на боевой курс.
В свете луны хорошо видно, как река Панджшер петляет среди гор. А слева тёмной стеной стоят предгорья Гиндукуша. Севернее нас находится город Махмудраки.
Не хочется вспоминать, что здесь мы уже теряли два вертолёта после попадания ракет ПЗРК. Однако забывать это нельзя.
Начинаем снижаться, чтобы быть ближе к реке и прикрыться холмами. В этих местах по берегам нет кишлаков. Значит, и к населённому пункту Ниджраб можно выйти скрытно.
Один поворот, второй, медленно перелетаем через очередную сопку. Точка выхода на боевой курс достигнута.
— 302й, режим 3. Готовность минута, — произнёс в эфир Евич.
— Понял.
Медленно отклонил ручку вправо, увеличивая интервал между мной и летевшим сзади МИ-28. Упускать из виду нашего коллегу нельзя, но ему сейчас предстоит выполнить пуск. На мне задача прикрывать его справа, а у Рогаткина — слева. Только я не вижу, переместился ли Семён.
— 305й, на месте слева.
— Понял, — принял я доклад от Семёна.
До выхода в точку пуска меньше минуты. Луна освещает контуры кишлака Ниджраб. Разглядеть можно только само место расположения населённого пункта. Надеюсь, что с помощью своего перспективного комплекса Евич попадёт куда надо.
— Режим 31, 40 секунд, — произнёс Евич, давая нам понять, что оружие на борту включено и оператор начал прицеливаться.