Внутри всё вскипело, и я направился к медицинскому автомобилю. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Со спины что-то крикнул Залитис, но я не остановился.
— Клюковкин, куда идёшь? — спросил меня Абрамов, но я прошёл мимо него.
Подойдя к санитарам, остановил их и попросил положить брезент на землю. Увидев насколько я серьёзен, спорить парни не стали.
Все отошли от меня, кроме доктора.
— Саш, что ты делаешь? Это же части тела, — тихо произнёс он, когда я взял один из мешков и раскрыл его.
От трупного яда и осознания что вдыхаю запах человеческой плоти, к горлу подступила тошнота. Закрыл нос рукавом комбинезона.
Я высыпал остатки из мешков на брезент. За спиной послышались рвотные позывы бойцов. Даже один из санитаров не выдержал и выплеснул завтрак на бетонку.
— Саня, прекрати. Что ты творишь? — похлопал меня кто-то по плечу сзади.
Голос был Игоря Геннадьевича. Однако, он меня не останавливал.
Я сам не совсем понимал, что делаю.
— У каждого есть отличительная черта. У Васюлевича — родинка рядом с ухом, — ответил я и потянулся к голове.
Лицо было не узнать.
Внутри смесь тошноты и гнева от увиденного зверства душманов. Слегка дотронувшись до головы, я повернул её на другой бок и посмотрел на правое ухо. Родинки рядом с ухом нет. Получается, что передо мной останки кого-то из наших солдат или офицеров. Несмотря на то что передо мной останки не мого товарища, радости я не испытывал.
— Это не Васюлевич, — тихо сказал я, аккуратно накрывая останки брезентом.
К толпе прибежал Юрис. Абрамов тут же затребовал, чтобы ему всё рассказали.
— У Вани родинка рядом с правым ухом. Её ни с чем не спутаешь. Так что это кто-то другой из наших пленных солдат. Нас провели, как лохов, — сказал я, вставая с бетона.
Трупным запахом провонялась одежда и долго ощущался запах в носу.
— И что теперь? Где искать его? — спросил у меня Абрамов.
Вадим Петрович и тут решил «посоветоваться» со мной. Вот только розыск пленных не по моей части.
— Давайте передохнём, товарищ подполковник. Мы уже сегодня никого не найдём, — предложил я.
— Ты не понимаешь? Времени нет! Надо лететь и искать его. И бомбить, если потребуется, — высказался Юрис.
В его глазах было столько ярости, что он бы и меня убил в этом порыве.
— Пока никуда лететь не надо. Ещё с этим вылетом не разобрались, — вкрадчиво объяснил комэска и ушёл к машине, приехавшей за ним.
На этом тяжёлое утро закончилось. И начался крайне длинный и жаркий день. Стрельба по кишлаку не прошла мимо Абрамова.
Он поочерёдно вызывал Залитиса, меня и наших лётчиков-операторов. Естественно, что Вадим Петрович собирался в ситуации разобраться по полной программе. Ему проблемы не нужны в первые недели командования подразделением.
После того как он всех опросил вместе с одним из особистов дивизии, повторно вызвали меня.
— Клюковкин, присаживайся, — сказал Абрамов, когда я вошёл в класс подготовки на КДП.
Представителя особого отдела уже не было. Я сел на стул, и Вадим Петрович продолжил.
— Давай так, Сань. Сейчас мы спокойно поговорим, выслушаю тебя и закроем обсуждение этой ситуации. Согласен?
— Так точно.
Абрамов улыбнулся.
— Сегодня вы атаковали кишлак Адусу. Намеренно ваш командир звена произвёл стрельбу НАРами. Что ты скажешь по этому поводу?
— Удар был нанесён по скоплению духов. Шла плотная стрельба. В том числе и со стороны кишлака.
Здесь я ничего не придумывал. Но и мне непонятно пока, каких показаний от меня ждёт товарищ Абрамов.
— Согласен. У меня и у представителя особого отдела сложилась картина. Но ведь Залитис попал в мирные дома.
Пожалуй, вот в этом месте командиру эскадрильи лучше поменять риторику.
— Я не видел момент удара. Сами понимаете, что в таких ситуациях всё очень скоротечно и быстро.
Абрамов поулыбался и слегка подался вперёд.
— Сань, ну не выгораживай ты Залитиса. Не совладал с эмоциями человек. Тем более что ему ничего не будет. Никто его в Союз отправлять не собирается. Просто нужно разобраться.
Вот такие благие намерения обычно всегда ведут к проблемам. Я согласен с тем, что Юрис поступил неправильно. Но мы ведь не знаем, насколько большой вред он причинил этому кишлаку. Он мог попасть и в какой-то склад душманов, который они скрыли среди дувалов или в сарай.
Если бы у особиста была информация, что в кишлаке погибли мирные люди, с Юрисом беседовали в другом месте. Значит, беседа с Вадимом Петровичем сейчас просто для того, чтобы он убедился в моей лояльности ему.
Либо у него такая тактика — сталкивает людей, а они потом ходят и «стучат» ему друг на друга.
— Клюковкин, ну помоги мне. А я помогу тебе. Ты же будущий лётчик Центра Армейской авиации! — развёл руками Абрамов и широко улыбнулся.
Он будто сейчас меня кинется обнимать. Пожалуй, мне придётся его слегка расстроить.
— Знаете, а я кое-что забыл рассказать товарищу особисту. Но вам расскажу, — улыбнулся я.
— Вот это другое дело! Давай, — сказал Абрамов.
— Я в эфире слышал команду, которую получил Юрис. Вроде бы, «303й, отрабатывай и уходим». Не помните, кто её дал?
Абрамов слегка поменялся в лице. Естественно, что эту фразу сказал комэска. Выходит, если потянут по всей строгости Залитиса, достанется и Абрамову.
— Кхм, точно не говорил особисту? — уточнил Вадим Петрович.
— Конечно нет! Я же будущий лётчик Центра…
— Достаточно. А ты не так прост, Сан Саныч.
— Вы тоже. Разрешите идти?
Абрамов промолчал, и я пошёл на выход из кабинета.
— Подожди, Александр. Есть ещё один разговор, — остановил меня комэска.
Я вернулся и сел на стул. Абрамов был слегка напряжён.
— Тебя и твоих коллег ведь не наградили за операцию в Джелалабаде. Комдив 109й дивизии и Сопин из 14й отдельной бригады специального назначения просят… нет, требуют вас наградить. Но я упираюсь в то, что командование армии не желает слышать о каких-либо боях на границе. Что думаешь?
Он и здесь моего совета просит? Надо будет скоро оклад комэска требовать пополам делить.
— Думаю, что вы знаете человека, который может оказать воздействие. Он, кстати, возмущался, почему нас не наградили, — намекнул я на маршала авиации Рогова Ивана Ивановича.
— Ты мне сейчас про маршала говоришь? Это слишком круто.
— Других у меня нет вариантов.
— Жаль, что Васюлевича не нашли. Тогда бы можно было и обратиться напрямую, — хлопнул по столу Абрамов.
В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошёл Турин. С ним рядом были знакомый мне Максим Евгеньевич и Виталий Иванович.
Вид у всех был растрёпанный. Видно, что они шли очень быстро.
— Что случилось? — спросил комэска.
— Нашли мы Васюлевича. Вот, смежники помогли, — указал на Максима Евгеньевича Турин.
Два КГБшника подошли и поздоровались со мной и Абрамовым.
— С нашими коллегами из ХАД мы решили вопрос. Они отдадут нам того самого высокопоставленного члена из группировки Масуда. Обмен состоится сегодня на закате. Место нам указали. Никакого оружия и боевых вертолётов. Обычный обмен, — спокойно произнёс Максим Евгеньевич.
— Это хорошо. Сейчас организую перевозку, — быстро сказал Абрамов.
— Само собой. Но вы пойдёте с нами, Вадим Петрович. Во время обмена нужно будет опознать Васюлевича. Чтобы не получилось, как в прошлый раз, — добавил Виталий.
Абрамов нервно улыбнулся и слегка растерялся. Не самая лучшая идея, поскольку он вообще ни разу не видел Васюлевича.
— Я его даже не знаю.
— Отлично. А вы, Сан Саныч? Знакомы с Васюлевичем? — спросил у меня Максим Евгеньевич.
— Да, — кратко ответил я.
— Вы в любом случае с нами и полетите. Без оружия и в гражданской одежде.
Глава 22
Присутствовать на переговорах или при обмене пленными мне ещё не доводилось. Совсем не моего поля деятельности задача. Поэтому и слова Максима Евгеньевича меня удивили.
— Надеюсь, у вас есть гражданка? — спросил у меня Виталий Иванович.
— Разумеется.
— Тогда переодевайтесь.
Абрамов дал мне команду идти в модуль и готовиться. Заодно передать Кислицыну, чтобы готовился к вылету.
— Почему без оружия? — спросил я у представителей конторы, когда мы вышли в коридор.
— Иначе с нами разговаривать не будут, — ответил Максим Евгеньевич.
— А у духов оружие будет? — продолжил я.
— Обязательно, — подмигнул он мне.
— Супер! — поднял я большой палец вверх и ускорил шаг.
Меня привезли к клубу, где проводил политинформирование наш замполит Сергей Владимирович Кислицын.
Он вещал не хуже чем генсек с трибуны мавзолея.
— И чтобы каждый помнил, что он исполняет в Афганистане свой интернациональный… Клюковкин! — воскликнул замполит, когда я приблизился к нему.
— Товарищ майор, есть задача, — тихо сказал я.
— Сан Саныч, я тебя уважаю, но у меня политинформирование, — ответил он.
— Понимаю. Сам бы послушал, но это очень важная задача. Комэска сказал.
Кислицын кивнул и объявил, что продолжит завтра доводить информацию. Не прошло и часа, как мы уже набирали высоту и заняли курс на посадочную площадку в Панджшере.
На борту был представитель афганской службы безопасности ХАД, а также ещё пара оперативников из КГБ. Они же сопровождали и того самого высокопоставленного соратника Масуда. Максим Евгеньевич сидел рядом со сдвижной дверью с надетой гарнитурой.
В свете внутреннего освещения грузовой кабины я заметил, как пленный внимательно смотрит на меня. Выглядел он гораздо лучше, чем советские солдаты, которых вызволяют из плена. Душман улыбался, показывая мне, что он в себе уверен.
— Чем он тебя так заинтересовал? — спросил у меня Виталий.
— Слишком чистый для пленного.
— Не волнуйся. Сотрудники ХАД над ним «хорошо» поработали после пленения, — заверил меня Виталий.
— Столько людей погибло, чтобы взять его в плен.
Виталий промолчал. Он сам прекрасно понимал, что иногда советский солдат хочет мира в Афганистане больше, чем солдат афганской армии.