Теперь ясно, почему так сильно ратовал за проведение операции его тесть. Была надежда, что Кузьма Иванович жив. Либо, что его имя сможет очистить Ваня.
— Не думайте, что мы пытали этого человека. Он уже был такой, когда его ко мне привели. Надо сказать, этот офицер оказался не таким смелым, как другой, — сказал Масуд.
К Баеву подошли двое сопровождающих и взяли под руки.
— Ку… курить. Дайте закурить. Там у них н… не было, — шептал Баев.
— Вы не говорили, что у вас двое наших людей, — сказал Максим Евгеньевич.
— Я не могу быть в долгу у шурави. Потому и попросил привезти с собой на обмен этого человека, — сказал Масуд и указал на меня.
Не думал, что Ахмад Шах знал, что я вообще существую. А тут, выходит, он ждал именно меня.
— Для меня печально не иметь друзей, а не иметь врагов ещё грустнее, — улыбнулся он.
Цитата Эрнесто Че Гевары. Очень хороший ход!
— Тогда приготовьтесь потерять всё, если хотите добиться большего, — ответил я.
Масуд изменился в лице. Не ожидал он, что кто-то кроме него может цитировать или интерпретировать слова знаменитого команданте Че. Насколько я помню, Эрнесто Гевара был одним из кумиров Ахмад Шаха.
Выходит, меня не просто для опознавания взяли с собой.
Ко мне ближе подошёл Масуд и обратился с речью. Виталик быстро переводил.
— Аккобир Мухаммад видел тебя и твоего соратника, когда вы прятались за дувалом и отстреливались. Ты бы мог выпрыгнуть из вертолёта, но рискнул жизнью, чтобы горящий «шайтан-арба» не упал на дома моих родственников и дом, где были дети Аккобира. Почему ты так поступил? Они в будущем возьмут в руки оружие и будут стрелять в шурави.
Шайтан-арба, так духи называли Ми-24. Видимо, Масуд вспомнил о вынужденной посадке в кишлаке, когда мы чуть не сгорели с Кешей. Похоже, в наступающей в тот день толпе духов был этот Аккобир.
— Я не воюю с женщинами, стариками и детьми, а только с солдатами. Ни один советский лётчик бы не выпрыгнул, зная что это приведёт к гибели мирных людей.
Ахмад Шах кивнул и продолжил.
— У нас ценят силу, честь и достоинство. Но это ничего не меняет. Я лишь вернул долг, — сказал Масуд и скрылся в толпе своих подчинённых.
Глава 23
Лопасти вертолёта тихо покачивались от лёгкого ветра. Вечернее солнце уже скрывалось за горизонтом. По стоянке рулил на полосу Ан-12. Только что в него загрузили очередных погибших и теперь отправляют прямиком в Союз. А ведь ещё полчаса назад на нём прибыло пополнение.
— Вот так всю войну, — расстроено выдохнул мой бортач Валера Носов, докурив сигарету.
Он затушил окурок, встал со скамейки и пошёл к вертолёту, продолжать работу.
Я сидел в беседке в ожидании вылета на задачу, настроиться на предстоящий полёт никак не получалось.
После встречи с Масудом и вызволения из плена Васюлевича с Баевым прошло несколько дней.
В коллективе стараемся не обсуждать, в каком состоянии привезли в Баграм Ваню и Кузьму Ивановича.
Ваня лишился руки и возможности вернуться на лётную работу. Помимо этого, перелом рёбер и ещё несколько сильных увечий.
Ему предстоит ещё долго восстанавливаться. Подробности о пребывании в плену узнать не получилось. До нас довели обрывки информации.
Угрозы, издевательства, отсутствие медикаментов и еды — лишь краткое описание плена. Ведь изначально наши лётчики попали к каким-то бандитам в дальнем кишлаке, которые посадили наших сослуживцев в яму. Видимо, решили, что из них можно сделать рабов.
Уже потом дошло до кого-то из приближённых людей Масуда, кто к ним попал. Баева и Васюлевича в тот же день доставили к Ахмад Шаху. Но не успели оказать должную помощь Ивану.
А у Кузьмы Ивановича от постоянных издевательств пострадала психика. Когда мы летели обратно в Баграм, он был на себя непохож. Всё время повторял, чтобы ему дали покурить, но так и ни разу не затянулся. Подкуривал и сидел с сигаретой. Перед посадкой и вовсе начал нервничать настолько, что собирался выпрыгнуть через иллюминатор. Естественно, в него пролезть невозможно.
— Саныч, второй час уже ждём. Может, не полетим? — спросил у меня Кеша, лежащий на скамейке в беседке.
— Не знаю, — ответил я.
— А если не полетим, может в баню сходим? — сонно спросил Семён Рогаткин, перевернувшись набок на скамье.
— Может, — вновь ответил я.
Я уж было сам едва не задремал, когда в беседку вошёл молодой лейтенант.
Видно, что только приехал. В руке чемодан, форма отглажена с иголочки. Ещё и на груди знак «Гвардия».
— Мужики, привет! А как мне в дивизию попасть? — спросил он.
Я ему объяснил, где находится штаб 109й и предложил поймать попутку до КПП.
— Да не волнуйтесь. Пешком дойду.
— Можешь не дойти, — спокойно ответил Кеша.
Лейтенант поменялся в лице. Я слегка толкнул в плечо Петрова, чтобы он был повежливее.
— Дружище, лучше на машине. Значок «Гвардия» сними. На солнце блестеть будет. А ещё на кепке офицерскую кокарду смени на солдатскую звёздочку, — посоветовал я.
— Понял, — растерянно ответил молодой парень.
Его как будто сразу после окончания военного училища сюда отправили. Рядом с беседкой как раз проезжал ГАЗ-66 с Кислицыным на переднем сиденье. Он уж точно сейчас направлялся в сторону штаба. Последние дни Сергей Владимирович не вылезал оттуда, занимаясь наградными документами.
Я махнул ему, показывая, что нужно остановиться. Позвав с собой лейтенанта, мы подошли к машине, из которой уже вышел наш замполит.
— Загораете? — спросил Сергей Владимирович, утирая пот со лба.
— Ждём вылета на задачу.
— Сан Саныч, ну ты даёшь! Уже полчаса как «отбили». Кабульцы отработали, по всем уровням доклад прошёл, — удивился Кислицын.
— На наш уровень доклад не спустился, товарищ майор.
Кислицын задумчиво почесал затылок.
— Эм… ну, считай я тебе его «спустил». Чего махал?
— Да вот, лейтенант прибыл в дивизию. Подбросите?
— Естественно! Прыгай в кузов, — дал команду Кислицын.
Лейтенант поблагодарил за совет и направился в кузов «шишиги».
— Кстати, Сан Саныч, зайди к Абрамову сейчас. Точнее, очень срочно. Он поговорить хотел.
Команду на отбой задачи не передал, а вот зайти прямо сейчас как за здрасти!
Кислицын вместе с лейтенантом уехали, а я пошёл к товарищам довести хорошую новость. Закончив дела на стоянке и поблагодарив техников за работу, направился в наш модуль.
Каждый день пребывания в Афганистане превращается в обычную рутину. Утренний подъём, разлёт по задачам и возвращение на базу. Очередная постановка на следующий день и отбой. На следующий день всё по новой.
Район нашей ответственности слегка увеличился, поскольку в Панджшерском ущелье с каждым днём всё новые и новые населённые пункты переходят под контроль наших и правительственных войск. Нейтральной территории становится всё меньше. И как по мне, ход этой страшной войны в этой реальности изменился.
Военный городок в Баграме преобразился с момента нашего прибытия. У КПП слева, появился магазин Военторг. Чуть дальше, парк боевой техники одного из полков.
— Сладкого хочется, — сказал Кеша, когда мы вошли на территорию жилого городка.
На крыльцо магазина с деревянной вывеской вышла монументальная женщина. Красотка-пышечка приветливо нам помахала.
— Ты смотри! Наша Оленька нам так приветливо машет. Теперь понятно, почему ты, Кеша, без сладкого жить не можешь, — сделал вывод Семён.
В одном Рогаткин ошибся. Машет Оленька Иннокентию, а не нам всем. У них сложились не только «товарно-денежные» отношения.
— Я в магазин. Вы меня не ждите, — сказал Кеша и побежал в Военторг, поднимая пыль с земли.
— Вчера солёного. Сегодня сладкого. Ты какой-то непостоянный, Иннокентий, — крикнул ему вдогонку Семён.
Кеша только показал нам поднятый вверх большой палец и широко улыбнулся.
— Саныч, а ты то чего улыбаешься? У него так задница не только слипнется, но и вырастет вширь, — удивился Семён.
— Я не диетолог, да и ты тоже. Так что не ограничивай парня в желании себя побаловать, — ответил я Рогаткину, когда мы свернули влево и прошли мимо клуба.
Он выглядел как большой металлический ангар. Ну или если быть точным — сборно-разборный модуль. Прямо сейчас там идёт политзанятие с солдатами. Замполит одного из полков громко доводит важную информацию до вновь прибывших. Прекрасно слышно на улице, как он объясняет цель нашего пребывания в Афганистане.
А в это время к входу в клуб несколько солдат уже несут большие стопки брошюр. Пройдя мимо нас, одна из них выпала мне под ноги. Нагнувшись, я взял её в руки и прочитал, что это за книжица.
Оказалось, что у меня в руках та самая «Памятка советскому воину-интернационалисту». Быстро пролистнув её, я вернул брошюру солдату.
— Лучше бы рисунок какой-нибудь сделали на брошюре. А то какая-то она серая, — размышлял Семён.
Сняв снаряжение и приведя себя в порядок, я отправился к Абрамову в кабинет на КДП. Подойдя к двери, я услышал, что он уже кого-то сильно «чехвостит».
— Во время исполнения интернационального долга, позоришь форму. Хорошо, что хоть снял её частично. В чём причина столь низкого поступка?
— Так… это ж физиология. Против неё не попрёшь…
— Я тебя сейчас попру отсюда! Чтоб больше в военторге я не видел тебя, Петров!
Ну всё ясно! Добегался за солёным и за сладким. Теперь получил «горячего» от комэска.
Я постучался и получил разрешение войти. Открыв дверь, увидел стоя́щего перед столом Кешу и обливающегося потом Абрамова. Вадим Петрович от столь высокой температуры даже куртку от комбинезона снял, а кондиционер в его кабинете пока отсутствовал.
— Вот! Сан Саныч, пример для тебя, а ты Иннокентий всё… в военторг бегаешь.
— Товарищ подполковник, я правда солёненькое захотел, — сказал Кеша.
Решил его немного поддержать, хотя это было ни к чему. Похоже, что Петров попался с поличным.
— Подтверждаю, товарищ командир. Всё так и было. Лейтенант Петров может себе позволить солёного после трудного рабочего дня.