— Полковник Томин Валерий Алексеевич. Как звать, парень?
— Лейтенант Клюковкин.
— Фамилия-то какая! Ну, будь здоров, ребя! — похлопал меня по плечу Томин и пошёл к выходу.
Из кабинета вышел командир джелалабадского полка и сказал нам заходить.
Войдя в помещение, я увидел несколько сидящих с суровым видом людей. На их бы месте я тоже так выглядел. Тут не только ситуация сложная для разбирательства, но и атмосфера в кабинете не расслабляющая.
В углу жужжит холодильник, а кондиционер «чихает», гремит и совсем не даёт охлаждения. Командующий, который был в звании генерал-полковника, и вовсе сидел, будто бы ему воздуха не хватает. Настолько он был красный! На фоне остальных он выглядел хуже и более болезненно.
За столом для совещаний сидели заместитель командующего генерал-лейтенант Целевой и ещё несколько знакомых мне офицеров. Среди них был и командир 14й отдельной бригады специального назначения подполковник Тростин и зам. командующего ВВС армии.
С ним я уже встречался при разбирательстве в Баграме. Тогда он мне не показался злым, но сейчас выглядел сурово.
— Присаживайтесь, товарищи, — объявил командующий и показал на стулья вдоль стены.
Я остался стоять перед столом, поскольку вряд ли бы мне предложили сесть на разбирательстве.
— Вот-вот, а вы постойте, товарищ лейтенант, — спокойно сказал командующий, вытирая пот со лба и надевая очки.
Он взял несколько бумаг и молча начал читать. Пауза затягивалась, а жужжание холодильника всё сильнее давило на нервы.
— Его может кто-нибудь угомонить? — возмутился командующий армией.
Борис Матвеевич, как самый крепкий из присутствующих, встал со своего места и подошёл к холодильнику. Пару ударов кулаком по двери, и стало гораздо тише.
Даже кондиционер стал холодить! Видимо, почувствовал, что лучше не связываться с Тростиным.
— Благодарю! Теперь я вас слушаю, лейтенант Клюковкин Александр Александрович. Почему вы нарушили приказ руководителя операции? При этом сделали всё, чтобы замести следы на материалах объективного контроля, — спросил командующий, откладывая в сторону документы.
— Складывающаяся обстановка требовала незамедлительно действовать. С востока к высоте двигались колонны машин и бронетехники. Из «зелёнки» работали миномёты. Была угроза жизни бойцов на высоте 799, а также вероятность прорыва противника через границу.
— Вы неверно расставили приоритеты, товарищ лейтенант. В первую очередь прорыв противника, а уже потом высота, — произнёс командующий.
Ну с этим я никогда не соглашусь.
— Товарищ командующий, не выстои разведчики на высоте, духи бы ушли. Отряды из Пакистана шли им на помощь, поскольку душманов уже накрывали в долине, — ответил я.
Командующему данная фраза не понравилась. Но меня поддержали.
— Товарищ генерал, лейтенант говорит верно. Ситуация была патовая. Надо было не дать противнику выскользнуть. Группа Сопина сковала отряды душманов и перекрыла дорогу к Хайберскому проходу, но их бы выбили, окажи пакистанцы поддержку духам, — поддержал меня Тростин.
Командующий встал со своего места, сложил руки за спиной и пошёл бродить по кабинету.
— Поддержка? Ситуация патовая? Хренатовая ситуация! — возмутился командующий и вновь повернулся ко мне. — Вы вообще поняли последствия ваших действий, лейтенант? Вы атаковали войска другого государства, которые не стреляли в вас, не угрожали нашим подразделениям. Причём атаковали эти войска на их же территории. Это можно расценивать как попытка нашего вторжения в Пакистан.
— Наша атака была проведена в приграничной полосе, где войск Пакистана быть не должно. Зато там находились отряды духов и целый лагерь подготовки…
— Лейтенант! Вы не осознаёте последствие ваших действий! — возмутился заместитель командующего ВВС армии.
Вот так добрый! Похоже, пытается нас выставить виноватыми, а сам, типо, ни при чём.
— Я знаю лишь одно последствие, товарищ командующий. Вертолётами Ми-8 с высоты 799 были эвакуированы 40 человек. Из них 25 живы или ранены. 15 погибли в противостоянии с противником. Не атакуй мы наступающие силы, и соотношение выживших к погибшим было бы больше.
— А точнее, спасать там уже было бы некого… — произнёс Тростин.
— Поговори мне тут, Борис Матвеевич. До тебя мы ещё дойдём! — прервал его командующий армией.
Комбриг спецназа посмотрел в мою сторону и подмигнул. Дальше началось перечисление наших «успехов». Когда командующий армией начал зачитывать официальный протест Пакистана, я и не мог предположить, что они понесли такие потери.
— Итого, из-за действий советских войск, потери составили 7 танков безвозвратно и 3 выведенных из строя. А также, почти 30 машин высокой проходимости и до 60 человек личного состава. А также, сбит… сбит вертолёт «Кобра», предположительно выпущенной ракетой с вертолёта Ми-24… Это как⁈ — воскликнул командующий, бросивший лист генерал-лейтенанту Целевому.
Тот только пожал плечами и передал его представителю ВВС. Тот внимательно перечитал и передал следующему.
— Полковник, вы куда передаёте документ? Это вам для размышления, — сказал командующий 40й армией.
— Тут нечего размышлять, товарищ командующий. Это бред. Такого не может быть.
— Вы внимательно прочтите обстоятельства потери вертолёта «Кобра», — указал пальцем на абзац генерал-лейтенант Целевой.
Рэм Иванович посмотрел на меня и тоже подмигнул. Не так уж всё пока плохо продвигается.
Заместитель командующего ВВС начал читать вслух.
— «При выполнении планового полёта вблизи границы, вертолёт „Кобра“ с бортовым номером 37 и экипажем»… не я не могу эти имена прочитать, — прервался представитель ВВС. — Итак, вертолёт был атакован вертолётом Ми-24 «Хайнд» с дальности 2–3 километра. Для поражения Ми-24 использовал ракеты… откуда у тебя ракеты «воздух-воздух»?
— У меня таких не было, — ответил я.
— Тогда это бред. На нас пытаются повесить потери в результате ошибок пилотирования, — быстро сказал зам. командующего ВВС армии.
— Это официальный протест. Значит, так и было…
— Подтверждаю, — сдержанно ответил я.
Командующий 40 армией прервался на телефонный звонок. Пока он разговаривал, а точнее просто кивал, я посмотрел на Енотаева и командира 727го полка. Они как-то уж слишком были спокойны. Я же пока не был полностью уверен, что меня пронесло.
— И что? Вот и занимайтесь этим. Это ваша работа. Да! Я вам могу его телефон продиктовать, чтобы вы не перетруждались… алло! — выговорился командующий и повесил трубку.
Он ещё раз просмотрел список потерь и отложил бумагу в сторону.
— Знаете, товарищ пока ещё лейтенант, мне сложно вас судить, но я это сделать обязан. Кто командир лейтенанта Клюковкина?
— Я, товарищ командующий. Подполковник Енотаев, командир 363й отдельной вертолётной эскадрильи, — вытянулся в струнку Енотаев.
— Очень хорошо. Кто отдал приказ на прикрытие группы спецназа?
— Я, товарищ генерал-полковник, — ответил Ефим Петрович.
— Вы отдали приказ, чтобы не залетали на территорию Пакистана?
Комэска давал такой приказ. Похоже, всё идёт, как должно.
— Нет, — ответил Енотаев.
По кабинету прокатилась волна удивления. Больше всех был удивлён Целевой.
— Значит ли это, что лейтенант выполнял ваш приказ и наносил удары по пакистанским войскам?
— Так точно, — спокойно ответил Енотаев.
— Товарищ командующий… — начал я говорить, но меня тут же остановили.
— Лейтенант, выйдите из кабинета, — встал из-за стола генерал-лейтенант Целевой.
— Рэм Иванович, в чём дело? — возмутился командующий 40 армией.
Я чего-то совсем не понимаю. Что тут происходит?
Целевой поправил седые волосы, взял стакан воды стоявший перед ним и выпил.
— Я думаю, надо этот балаган заканчивать. Вот мой письменный доклад, — протянул Целевой бумагу генерал-полковнику.
Тот начал читать, а Целевой снова взглянул на меня.
— Лейтенант Клюковкин, вы свободны. По распорядку дня, — повторил генерал-лейтенант.
— Товарищ генерал…
— Клюковкин, вы слышали что сказал генерал Целевой? Вы свободны, — положил перед собой бумагу командующий. — И оправданы. К вам претензий нет.
Глава 5
Спорить с командующим 40й армии я не собирался. Но никакого облегчения на душе у меня не было.
А ещё эта фраза про то, что я оправдан, меня только больше зацепила. Как будто тут был суд и я предстал перед советским правосудием. Но, как это ни печально, оно — это самое правосудие, оказывается сейчас слепым.
— Лейтенант Клюковкин, вы свободны! Возвращайтесь в расположение вашей группы и продолжайте исполнять обязанности командира звена, — сказал командующий армией и указал мне на дверь.
— Есть! Разрешите идти? — спросил я, вытянувшись в струнку.
Командующий застыл на своём месте, поглядывая в сторону генерала Целевого. Пока что моё предположение в том, что весь удар на себя решил принять заместитель командующего. А ведь Рэм Иванович в эфире запрещал работать в воздушном пространстве Пакистана!
И Енотаев зачем-то решил на себя принять вину. Ну, отправили бы меня в Союз в худшем случае. Зато Ефим Петрович дослужил бы до пенсии спокойно. А теперь неизвестно, как будут командиры распределять степень вины между собой.
— Ничего больше не хотите сказать? — задал мне вопрос командующий армией.
— Я уже всё в бою сказал, товарищ генерал-полковник.
— Так то в бою! — указал пальцем в потолок командующий и встал со своего места.
Он медленно шёл в мою сторону под тихое жужжание холодильника. Видимо, снова этот элемент местного интерьера требует жёсткой руки.
— Достал меня этот электропогреб, — воскликнул командующий и со всего маху приложился ладонью по двери холодильника.
Продукт Минского завода качнулся назад от мощного хлопка. Заместитель командующего ВВС армии чуть не упал со стула от неожиданности. У генерал-полковника удар оказался весьма тяжёлым.